Она разделась сама, после короткого колебания сняла бюстгальтер. Груди повисли, на одной тоже был шрам, после операции — не ранения. И что с того? Она никогда не тянула на модель, даже в свои лучшие годы. И даже в свои лучшие годы не полагала себя буферами и задом, приложенными к системе жизнеобеспечения. Никому, даже мужу, не позволяла допустить такую же ошибку.

Трусики она, однако, оставила. Если бы подстригла волосы на лобке, возможно, сняла бы и их. Обязательно бы подстригла, если б, поднявшись утром, знала, что вечером будет лежать в кровати с незнакомым мужчиной в номере дешевого отеля, а рядом, в ванной, на коврике будет спать невиданный зверь. И конечно, захватила бы с собой зубную щетку и тюбик «Крэста».[147]

Когда он обнял ее, она ахнула и напряглась, потом расслабилась. Но очень медленно. Его бедра прижимались к ее заду, и она чувствовала, мужчина он хоть куда, но, вероятно, думал он только о душевном покое: пенис оставался вялым.

Он сжал ее левую грудь, прошелся большим пальцем по шраму, оставшемуся после операции по удалению опухоли.

— Что это? — спросил он.

— Ну, — спокойствия в голосе не осталось, — доктор сказал мне, что через пять лет у меня будет рак. Вот они и вырезали эту опухоль до того, как она успела… ну не знаю, как это называется… метастазы появляются позже, если появляются.

— До того, как она успела созреть?

— Да. Точно. Именно так. — Ее сосок затвердел, как камень, и он, несомненно, это чувствовал. Ой, как странно все получилось.

— Почему твое сердце бьется так сильно? — спросил он. — Я тебя пугаю?

— Я… да.

— Не бойся меня, — сказал он. — С убийствами покончено. — Долгая пауза. Они слышали легкий гул, доносящийся с автострады: движение не замирало ни на секунду. — Пока, — добавил он.

— Понятно, — выдохнула она. — Хорошо.

Его рука обхватывала ее левую грудь. На шее чувствовалось его дыхание. Прошла целая вечность, может — час, а может — пять минут, дыхание стало реже и глубже, и она поняла, что он уснул. Ее это порадовало и разочаровало одновременно. Несколько минут спустя она тоже заснула, и уже давно не спала так крепко. Если он и видел во снах своих ушедших друзей, то ее не тревожил. Когда она проснулась в восемь утра, он, обнаженный, стоял у окна, смотрел в узкую щелку, чуть отодвинув занавеску одним пальцем.

— Ты спал? — спросила она.

— Немного. Можем ехать?

15

Они могли бы добраться до Манхэттена в три часа дня, а въехать в город в воскресенье гораздо проще, чем в понедельник утром, в час пик, но отели в Нью-Йорке стоили дорого, так что ей наверняка пришлось бы воспользоваться кредитной карточкой. Вот почему они остановились в «Мотеле 6» в городе Харвич, штат Коннектикут. Она сняла один номер, и в ту ночь он занялся с ней любовью. Не потому, что хотел, она это чувствовала, просто понял, что этого хочет она. Может, нуждается в этом.

Это было потрясающе, хотя она и не могла точно объяснить почему; несмотря на все эти шрамы под ее руками, какие-то гладкие, какие-то шершавые, создавалось ощущение, что она занималась любовью во сне. И в ту ночь ей приснился сон: она видела поле роз, на дальнем краю которого стояла огромная Башня, построенная из черного камня. В стене, на приличной высоте, светились красные фонари… только у нее возникло ощущение, что не фонари это, а глаза.

Ужасные глаза.

Она слышала поющие голоса, много голосов, тысячи, и поняла, что некоторые из них — голоса его ушедших друзей. Проснулась со слезами на щеках и осознанием потери, хотя он лежал рядом с ней. Она знала, что после этого дня она его больше не увидит. Понимала, что оно и к лучшему. И однако согласилась бы на что угодно, лишь бы он вновь занялся с ней любовью, пусть даже отдавала себе отчет в том, что любовью он занимался не с ней: даже когда входил в нее, мысли его были далеко-далеко, с теми голосами.

С теми ушедшими голосами.

Глава 3

Снова Нью-Йорк

(Роланд показывает удостоверение личности)

1

В понедельник, 21 июня 1999 года солнце светило на Нью-Йорк, как будто Джейк Чеймберз не лежал мертвым в одном мире, а Эдди Дин — в другом; как будто Стивен Кинг не лежал в палате интенсивной терапии в больнице Льюистона, только на короткие периоды времени приходя в сознание; как будто Сюзанна Дин не сидела наедине со своим горем в поезде, который мчался по древним разболтанным рельсам по темным просторам Тандерклепа в город-призрак Федик. Другие захотели поехать вместе, во всяком случае, до Федика, но она попросила в поезде оставить ее одну, и они с должным уважением отнеслись к высказанному пожеланию. Она знала, что ей полегчает, если она сможет поплакать, но пока ей это не удавалось: несколько слезинок, как короткие, бесполезные дожди в пустыне, вот и все, на что она сумела сподобиться, хотя у нее и было жуткое предчувствие, что ей многое неизвестно и на самом деле все гораздо хуже.

Хрен тебе, никакое это не предчувствие, — пренебрежительно прокаркала Детта из глубин подсознания, когда Сюзанна, сидя у окна, смотрела на темные и скалистые бесплодные земли и изредка встречающиеся руины деревень и городов, покинутых после того, как мир сдвинулся. — У тебя самая настоящая интуиция, девочка! И вопрос, на который ты не можешь ответить, только один: кто из них, старый, длинный, уродливый или юный мастер Сладенький сейчас гостят у твоего мужчины в пустоши на краю тропы.

— Пожалуйста, нет, — пробормотала она. — Пожалуйста, никому не надо у него гостить. Господи, я не переживу еще одной смерти.

Но Бог оставался глухим к ее молитве, Джейк оставался мертвым, Темная Башня по-прежнему возвышалась на краю Кан’-Ка Ноу Рей, отбрасывая тень на миллион кричащих роз, а в Нью-Йорке жаркое летнее солнце светило как на хороших людей, так и на плохих.

Можешь сказать мне аллилуйя?

Спасибо, сэй.

А теперь пусть кто-нибудь прокричит мне большой, достойный бога-бомбы аминь.

2

Миссис Тассенбаум оставила автомобиль в гараже «Быстрая парковка» на Шестьдесят третьей улице (знак-указатель, стоявший на тротуаре, изображал рыцаря в доспехах за рулем «кадиллака», с копьем, торчащим из окна водителя), где она и Дэвид круглогодично арендовали два бокса. Их квартира находилась неподалеку, и она спросила Роланда, не хочет ли он пойти туда, принять душ, немного отдохнуть… хотя не могла не признать, что он и так выглядит неплохо. Она купила ему новые джинсы и белую рубашку, рукава которой он закатал до локтей. Она купила также расческу и баллончик мусса для волос, который больше напоминал суперклей. С его помощью ей удалось убрать со лба непокорные, тронутые сединой волосы и открыть интересное, пусть и угловатое лицо. По его чертам она бы сделала вывод, что среди предков Роланда были и квакеры, и индейцы чероки. Сумка с орисами снова висела у него на плече. В ней теперь лежал и револьвер с ремнем-патронташем. Сверху он прикрыл содержимое сумки футболкой с надписью на груди ДНИ ГОРОДА БРИДЖТОНА…

Роланд покачал головой.

— Я благодарен тебе за предложение, но хотел бы как можно скорее сделать то, что должен здесь сделать, а потом вернуться туда, где мое место. — Он оглядел толпы спешащих по тротуарам людей. — Если такое есть.

— Ты мог бы остаться в квартире на пару дней и отдохнуть. Я бы побыла с тобой. — «И затрахала бы тебя до упада, если тебе угодно», — подумала она и не могла не улыбнуться. — Я понимаю, ты не останешься, но хочу, чтобы ты знал: есть такая возможность.

Он кивнул.

— Спасибо тебе, но есть женщина, которая ждет моего возвращения, хочет, чтобы я вернулся, как можно быстрее. — Он чувствовал, что это ложь, и большая ложь. С учетом того, что уже произошло, какая-то его часть полагала, что Сюзанна Дин хочет, чтобы Роланд вернулся в ее жизнь, ничуть не больше младенца, мечтающего, чтобы в его бутылочку с молоком добавили крысиного яда. Айрин Тассенбаум, однако, приняла его слова за правду. И какая-то ее часть стремилась вернуться к мужу. Она позвонила ему прошлым вечером (из телефона-автомата, расположенного в миле от мотеля, из соображений безопасности), и у нее создалось впечатление, что Дэвид Тассенбаум наконец-то соблаговолил обратить на нее внимание. После знакомства с Роландом внимание Дэвида уже не тянуло на первый приз, максимум на второй, но что-то, как известно, лучше, чем ничего. Она же понимала, что Роланд Дискейн очень скоро исчезнет из ее жизни, а ей придется одной возвращаться в северную часть Новой Англии и объяснять, что с ней приключилось. Какая-то ее часть скорбела о неизбежном расставании с Роландом, но приключений последних сорока, или около того, часов могло хватить ей до конца жизни, не так ли? Не только приключений, но и пищи для размышлений, это тоже. Прежде всего мир оказался гораздо сложнее, чем она себе его представляла. А реальность — шире.

вернуться

147

«Крэст» — товарный знак фторированной зубной пасты компании «Проктер энд Гэмбл».