— Я хочу, чтобы ты вырезал эту чертову хреновину, — сказала она.
Роланд покачал головой.
— Мы дадим ей еще немного времени, чтобы она зажила сама по себе.
— Почему?
— Резать язвы — плохая идея. Прибегать к этому можно только в случае крайней необходимости. Особенно здесь, как говорил Джейк, «в диких местах».
Она с ним согласилась, но неприятные образы лезли ей в голову, когда она легла у костра: прыщ, который уже стал язвой, все увеличивался в размерах, дюйм за дюймом захватывая ее лицо, превращая всю голову в черную, с потрескавшейся корочкой, кровоточащую опухоль. В темноте образы эти обретали дополнительную убедительность, но, к счастью, она слишком устала, чтобы долго бороться со сном.
На их второй день в, как окрестила его Сюзанна, Шкурном лагере, Роланд построил обрешетку над новым костром, низким и едва теплящимся. Шкуры они высушивали дымом по две, а потом откладывали в сторону. Запах готового продукта был на удивление приятным. Пахнет, как кожа, — подумала она, поднеся одну из шкур к лицу, и тут же рассмеялась. Именно кожу она и держала в руках.
Третий день они провели за «шитьем», и вот тут Сюзанна наконец-то превзошла стрелка. Роланд шил широкими стежками, толку от которых было немного. Сюзанна полагала, что жилетки и штаны, сшитые им, продержались бы месяц, максимум два, а потом начали бы расползаться. У нее получалось гораздо лучше. Шить ее обучила мать и бабушки. Поначалу она нашла костяные иголки Роланда крайне неудобными, а потом оторвалась от шитья на какое-то время, чтобы сделать для большого и указательного пальцев правой руки «наперстки» из кожи, закрепив их нитками. После этого дело у нее пошло гораздо быстрее, и во второй половине «дня шитья», ближе к вечеру, она уже брала сшитую Роландом одежду и перекрывала его стежки своими, более мелкими и ровными. Она думала, что он будет возражать, мужчины — они гордые, но он не сказал ни слова и, похоже, поступил правильно. Потому что ответила бы ему скорее всего Детта, и отнюдь не вежливо.
К тому времени, когда пришла их третья ночь в Шкурном лагере, каждый уже обзавелся жилеткой, леггинсами и пальто. Плюс парой рукавиц. Больших, вызывающих смех, но согревающих руки. Если уж говорить о руках, то Сюзанна вновь едва могла согнуть пальцы. Она с сомнением посмотрела на оставшиеся шкуры и спросила Роланда, проведут ли они здесь еще один день.
Роланд обдумал ее вопрос, потом покачал головой.
— Мы погрузим те, что остались на роскошное такси Толстяка Хо, вместе с мясом и кусками льда из реки, которые обеспечат его сохранность.
— От такси пользы не будет, как только нам придется идти по снегу, не так ли?
— Не будет, — признал он, — но к тому времени оставшиеся шкуры превратятся в одежду, а мясо мы съедим.
— Ты просто не можешь задерживаться здесь дольше, в этом причина, не так ли? Ты слышишь зов. Зов Башни.
Роланд смотрел в огонь и молчал. Все и так было ясно.
— А что мы будем делать с нашим снаряжением, когда придем в Белые Земли?
— Соорудим волокушу.[191] А дичи будет много.
Она кивнула и начала укладываться спать. Но он взял ее за плечи и развернул лицом к костру. Наклонился к ней, и на мгновение Сюзанна подумала, что он собрался поцеловать ее, пожелав тем самым спокойной ночи. Но вместо этого Роланд всмотрелся в покрытую корочкой болячку под нижней губой.
— Ну? — наконец спросила она. Могла бы сказать больше, но не хотела, чтобы он услышал дрожь в ее голосе.
— Я думаю, она чуть уменьшилась. Как только мы окончательно покинем Плохие Земли, она, возможно, заживет сама по себе.
— Ты действительно так говоришь?
Стрелок тут же покачал головой.
— Я говорю — возможно. А теперь ложись, Сюзанна. Отдохни.
— Хорошо, но на этот раз не давай мне спать так долго. Я тоже хочу нести вахту.
— Хорошо. А теперь ложись.
Она легла и заснула еще до того, как у нее закрылись глаза.
Она в Центральном парке, и день такой холодный, что она видит свое дыхание. Небо над головой белое, от горизонта до горизонта, снежное небо, но ей не холодно. Нет, не холодно в новом пальто из оленьих шкур, леггинсах, жилетке и смешных таких рукавицах. Что-то надето и на голову, натянуто на уши, отчего им так же тепло, как и всему телу. Из любопытства она снимает шапку и видит, что та не из оленьей шкуры, как остальная одежда, а вязаная, красно-зеленая. И на ней надпись СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА.
Она смотрит на шапку, как громом пораженная. Можно испытать дежа-вю во сне? Вероятно, да. Она оглядывается и видит Эдди и Джейка, которые ей улыбаются. Они стоят с непокрытыми головами, и она понимает, что у нее в руках соединившиеся в одну шапочки, которые они носили в другом сне. Ее переполняет невероятное ощущение радости, словно она только что решила вроде бы неразрешимую задачу: определила квадратуру круга или нашла наибольшее простое число (вот тебе, Блейн, пусть оно взорвет тебе мозги, ты, свихнувшийся поезд).
На Эдди надета фуфайка с надписью Я ПЬЮ НОЗЗ-А-ЛА.
На Джейке — другая, с надписью Я ЕЗЖУ НА «ТАКУРО СПИРИТ».
Оба держат в руках по кружке с горячим шоколадом, со сливками поверху, присыпанными мускатным орехом.
— Что это за мир? — спрашивает она их и вдруг слышит, как неподалеку хор поет «Что это за дитя?»[192]
— Ты должна позволить ему идти дальше одному, — говорит Эдди.
— Да, и ты должна остерегаться Дандело, — добавляет Джейк.
— Я не понимаю. — Сюзанна указывает на вязаную шапочку. — Разве это не ваша шапочка? Разве вы не носите ее одну на двоих?
— Она может стать твоей, если ты этого хочешь, — отвечает Эдди и протягивает ей кружку с горячим шоколадом. — Вот, я принес тебе горячий шоколад.
— Больше никаких близнецов, — говорит Джейк. — Шапка одна, или ты этого не видишь?
Прежде чем она успевает ответить, прямо из воздуха звучит чей-то голос и сон начинает исчезать.
— ДЕВЯТНАДЦАТЬ, — говорит голос. — Это ДЕВЯТНАДЦАТЬ, это ЧЕЗЗЕТ.
С каждым словом мир становится все более нереальным. Она видит сквозь Эдди и Джейка. Такой приятный запах горячего шоколада слабеет, ему на смену приходит запах пепла
(среда)
и кожи. Она видит, как шевелятся губы Эдди, думает, что он произносит чье-то имя, а потом
— Пора вставать, Сюзанна, — услышала она голос Роланда. — Твоя вахта.
Она села, огляделась. Костер горел не так ярко.
— Я слышал, как он двигался где-то там, но это было достаточно давно, — добавил Роланд. — Сюзанна, ты в порядке? Тебе что-то приснилось?
— Да, — кивнула она. — В этом сне была только одна шапка, и ее носила я.
— Я тебя не понимаю.
Она и сама себя не понимала. Сон уже растаял, как все сны. Одно она знала наверняка: имя, которое слетело с губ Эдди, до того, как он сам исчез. Патрик Дэнвилл, вот что он успел сказать.
Глава 5
Джо Коллинз с Одд’с-лейн
Через три недели после сна о шапке три фигуры (две большие, одна маленькая) появились из леса, что рос на возвышенности, и начали медленно спускаться по широкому полю к лесам на равнине. Одна из больших фигур тянула за собой вторую на какой-то штуковине, которая больше напоминала сани, чем волокушу.
Ыш бегал взад-вперед между Роландом и Сюзанной, словно нес постоянную вахту. Его шерсть стала еще гуще и лоснилась от холодной погоды и оленины. Территория, по которой они сейчас шли, в более теплые сезоны превращалась в луг, но сейчас землю укрывали пять футов снега. Тянуть за собой сани-волокушу определенно стало легче, поскольку теперь они наконец-то спускались. Роланд уже решил, что худшее позади. И вообще поход по Белым Землям особых сложностей им не создал, во всяком случае пока. Дичи хватало, дров тоже, так что каждую ночь они жгли костер, и те четыре раза, когда поднималась пурга, они просто оставались на месте и ждали, когда она утихнет, измотав себя в борьбе с заросшими лесом хребтами на юго-востоке. Так всякий раз и случалось, хотя самая сильная пурга бушевала два полных дня, и когда они вновь двинулись по Тропе Луча, выяснилось, что толщина снежного покрова увеличилась на три фута. На открытых местах, где воющий ветер с северо-востока расходился в полную силу, появились сугробы, напоминавшие океанские волны. И некоторые из них накрывали высокие сосны чуть ли не до вершины.
191
Волокуша (travois) — приспособление для перевозки грузов у индейцев Равнин. Состоит из двух шестов, перекрещивающихся под острым углом, и поперечины. За верхний конец волокушу тащат, а свободные волочатся по земле. Вещи складывают в сумку из кожи, которая помещается между шестами.
192
«Что это за дитя» — один из рождественских гимнов.