Роланд застыл. Сюзанна почувствовала, как окаменели его мышцы. А потом отвернулся от фотографии так быстро, что у Сюзанны закружилась голова.

— Ты там был? — спросил он. — Ты побывал у Темной Башни?

— Действительно, побывал, — кивнул старик. — А кто еще мог сделать эту фотографию? Ансель гребаный Адамс?[202]

— И когда ты ее сделал?

— В мою последнюю поездку туда. Два года назад, летом… хотя это низкие земли, вы, должно быть, знаете, и если снег когда-нибудь там выпадает, я его не видел.

— Как далеко отсюда?

Джо закрыл незрячий глаз, занялся подсчетами. Много времени на это у него не ушло, но Роланду и Сюзанне показалось, что он считает долго, очень долго. Снаружи завывал ветер. Старая лошадь заржала, словно возмущаясь этим воем. За стеклом в морозных узорах начал танцевать и кружиться падающий снег.

— Ну, идти вам теперь вниз по склону, а Заика Билл чистит дорогу до самого конца; что еще делать этой старой железяке со своим временем? Конечно, вам придется подождать здесь, пока уляжется этот северо-восточный ветер…

— Сколько времени займет у нас сам путь? — спросил Роланд.

— Не терпится попасть туда, не так ли? Ага, просто не терпится, и почему нет, Внутренний мир вы, должно быть, покинули много лет назад, чтобы забраться так далеко. Даже не хочется думать, как много, вот я и не думаю. Я могу сказать, что у вас уйдет шесть дней, чтобы дойти до края Белых Земель, может, семь…

— Вы называете эти земли Эмпатикой? — спросила Сюзанна.

Он моргнул, в недоумении посмотрел на нее.

— Да нет же, мэм… никогда не слышал, чтобы эту часть сотворенного мира называли иначе, чем Белыми Землями.

Недоумение было фальшивым. Сюзанна в этом практически не сомневалась. Старый Джо Коллинз, веселый, как Санта-Клаус на детском утреннике, только что ей солгал. Она не понимала почему, но, прежде чем успела развить тему, Роланд поставил на ее планах крест.

— Может, не будем сейчас об этом? Угомонись, ради твоего отца.

— Да, Роланд, — кротко ответила она. — Разумеется.

Роланд вновь повернулся к Джо, по-прежнему с Сюзанной на руках.

— Полагаю, у вас может уйти и девять дней, — Джо почесал подбородок, — потому что дорога бывает скользкой, особенно после того, как Билл прикатает снег, но вы не сможете заставить его остановиться. Он выполняет приказ. Свою программу, как он говорит. — Старик увидел, что Роланд хочет что-то сказать, и предупреждающе поднял руку. — Нет, нет, я не ухожу в сторону, чтобы досадить вам, сэр, сэй или что там вы предпочитаете, просто не привык к компании.

Как только снег останется позади, вам придется идти еще десять или двенадцать дней, но идти на своих двоих вовсе не обязательно, если, конечно, вы не будете на этом настаивать. Там есть еще один из ангаров «Позитроник», в котором стоят колесные транспортные средства. Они похожи на тележки для гольфа, да, похожи. Аккумуляторы, конечно, сели, это естественно, разряжены полностью, но в ангаре есть генер, изготовленный «Хондой», как и мой, и он работал, когда я побывал там в последний раз, потому что Билл старается поддерживать всю вверенную ему технику в рабочем состоянии. Если вы сможете зарядить аккумуляторы одной из тележек, пожалуй, вам удастся добраться до Башни за какие-то четыре дня. Вот что я думаю: если вам придется идти всю дорогу, вы доберетесь до Башни за девятнадцать дней. Если сможете последний участок пути проехать на жужжалке, так я их называю, жужжалками, за звук, который они издают на ходу, то, я бы сказал, уложитесь в десять. Может, в одиннадцать.

В комнате повисла тишина. Взвыл ветер, бросая снег в стену дома, и вновь Сюзанна отметила, что вой этот очень напомнил человеческий крик. Несомненно, из-за формы карнизов.

— Меньше трех недель, даже если нам придется идти. — Роланд наклонился к полароидной фотографии темной каменной башни на фоне закатного неба, но не прикоснулся к ней. Словно, подумала Сюзанна, боялся прикоснуться. — После стольких лет и стольких миль.

«Не говоря уже о галлонах пролитой крови», — добавила про себя Сюзанна, но не произнесла бы эти слова, даже если бы они были вдвоем. А чего произносить, он не хуже ее знал, сколь много пролилось крови. Но что-то здесь не складывалось. Что-то не складывалось или было не так. А стрелок, похоже, совершенно этого не чувствовал.

Сочувствие — уважение чувств другого. Эмпатия — умение разделить эти чувства. Так почему люди могут назвать какую-либо страну Эмпатикой?

И почему этот милый старикан солгал насчет названия?

— Ответь на мой вопрос, Джо Коллинз, — обратился к старику Роланд.

— Да, стрелок, отвечу, если смогу.

— Ты подходил к самой Башне? Прикоснулся рукой к ее каменной стене?

Старик сначала посмотрел на Роланда, чтобы убедиться, не подкалывает ли тот его. Когда понял, что об этом нет и речи, даже отпрянул.

— Нет. — Впервые, пожалуй, Сюзанна услышала в его голосе чисто американские интонации. — Я сделал эту фотографию с самого близкого расстояния, на которое решился подойти. С границы поля роз. Где-то с двухсот — двухсот пятидесяти ярдов. Как сказал бы робот, с пятисот оборотов колеса.

Роланд кивнул.

— И почему не подошел?

— Потому что подумал, что она сможет меня убить, если я подойду ближе, а мне не удастся остановиться. Голоса притянут меня к ней. Так я подумал тогда, так думаю и теперь, даже сегодня.

После обеда — для Сюзанны точно самого лучшего с того дня, как ее «выдернули» в другой мир, а возможно, самого лучшего в ее жизни — язва под губой вскрылась. Вина в определенном смысле лежала на Джо Коллинзе, но даже потом, когда у них возникли и другие претензии к единственному обитателю Одд’с-лейн, за это она на него не обиделась. Кто-кто, а уж он точно этого не хотел.

Он накормил их жареной курицей, особенно вкусной после всей этой оленины. Вместе с курицей на столе появилось картофельное пюре с подливой, клюквенное желе, порезанное на толстые красные кругляши, зеленый горошек («Консервированный, другого нет», — сказал он им) и чуть обваренный лук в сладкой сгущенке. Приготовил он и яичный коктейль. Роланд и Сюзанна выпили его с детской жадностью, хотя оба не прокомментировали «капельку рома». Ыш получил свой обед. Джо положил на тарелку кусок курицы и пюре и поставил ее на пол у плиты. Ыш быстренько очистил тарелку, а потом улегся в дверях между кухней и гостиной/столовой, сладко облизываясь, чтобы не оставить на усиках даже капельку подливы, и, с ушами торчком, наблюдал за челами.

— Десерт я съесть не смогу, даже не просите, — заявила Сюзанна после того, как ее тарелка опустела второй раз. Остатки подливы она подобрала корочкой хлеба. — Я не уверена, что мне удастся сползти с этого стула.

— Ну, хорошо. — На лице Джо отразилось разочарование. — Может, позже. У меня шоколадный пудинг и ириски.

Роланд поднес салфетку ко рту, чтобы заглушить отрыжку.

— Думаю, я съел бы по чуть-чуть и того, и другого.

— Ну, если на то пошло, я бы тоже не отказалась, — признала Сюзанна. Сколько веков прошло с тех пор, как она в последний раз пробовала ириски?

Когда они покончили с пудингом, Сюзанна предложила помочь помыть посуду, Джо замахал руками, сказав, что просто поставит кастрюли и тарелки в посудомоечную машину, чтобы сполоснуть их, а настоящим мытьем займется позже. Когда он и Роланд относили грязную посуду на кухню, ей показалось, что их хозяин стал заметно шустрее и все реже опирался на палку. Сюзанна предположила, что причина тому «маленькая капелька» рома — может, и несколько капелек — в яичном коктейле, плюс большая капелька, которой они угостились в конце обеда.

Он налил кофе, и все трое (четверо, считая Ыша) уселись в гостиной. Снаружи темнело, ветер завывал все громче. Мордред где-то там, сидит в вырытой в снегу яме или в роще деревьев, — подумала Сюзанна и вновь подавила поднимающуюся жалость к нему. Ей было бы проще, если б она не знала, что он, убийца или нет, всего лишь ребенок.