— Патрик?

Он посмотрел на нее, улыбаясь. Счастливый тем, что она очень счастлива. А тот факт, что она к тому же и перепугалась до смерти, ничего не менял.

— Ты нарисуешь для меня кое-что еще?

Он кивнул. Что-то черканул на чистом листе, повернул альбом, чтобы она увидела:

Она посмотрела на знак вопроса, потом на Патрика. Увидела, что он сжимает в пальцах ластик, удивительный новый инструмент, очень крепко.

— Я хочу, чтобы ты нарисовал мне то, чего здесь нет, — ответила Сюзанна.

Он вопросительно склонил голову набок. Ей пришлось улыбнуться, несмотря на тревожно бьющееся сердце: иногда Ыш выглядел точно так же, если не на все сто процентов понимал, о чем она толкует.

— Не волнуйся, я тебе объясню.

И она объяснила, очень подробно. В какой-то момент Роланд услышал ее голос и проснулся. Подошел, глянул на нее в сумрачном красном свете прогоревшего до углей костра, начал отворачиваться, затем посмотрел вновь, его глаза широко раскрылись. До этого момента у нее не было уверенности, что Роланд заметит произошедшие с ее лицом изменения. Она не исключала, что магия Патрика достаточно сильна, чтобы стереть язву и из памяти стрелка.

— Сюзанна, твое лицо! Что случилось с твоим…

— Помолчи, Роланд, если любишь меня.

Стрелок замолчал. Сюзанна повернулась к Патрику и начала говорить вновь, спокойно, но настойчиво. Патрик слушал, и наконец она увидела, как в его глазах начал разгораться свет понимания.

Роланд подбросил дров в костер, пусть никто не просил его об этом, и скоро их маленький лагерь засиял под звездами.

Патрик написал вопрос, расположив слова левее уже нарисованного вопросительного знака:

Сюзанна взяла Роланда за руку, поставила перед Патриком. Стрелок возвышался над землей на шесть футов и три дюйма. Она попросила Роланда поднять ее, потом отмерила рукой еще три дюйма над головой стрелка. Патрик, улыбнувшись, кивнул.

— И посмотри, что еще должно быть на двери. — Сюзанна, после того, как Роланд опустил ее на землю, выбрала ветку из маленькой кучки сухого хвороста, который они везли с собой для растопки. Сломала, создав свой острый «карандаш». Она могла вспомнить символы, но решила, что будет лучше, если не станет очень уж сосредотачиваться на них. Чувствовала, что символы должны полностью совпадать с увиденными во сне, а не то дверь, которую создаст Патрик, перенесет ее совсем не в то место, куда она хотела попасть, или не откроется вовсе. А потому, с того самого момента, как она начала рисовать на слое земли и золы, рука ее по скорости не уступала руке Патрика. И она ни разу не позволила себе взглянуть хотя бы на один из уже нарисованных символов. Потому что, взглянув на один, она наверняка взглянула бы и на остальные, ей бы показалось, где-то что-то не так, и возникшая нерешительность не позволила бы довести дело до конца. Детта, грубая, сыплющая ругательствами Детта, которая не раз и не два становилась ее спасительницей, и теперь могла прийти на помощь, но особо Сюзанна на это не рассчитывала. В глубине души она по-прежнему далеко не полностью доверяла Детте, опасалась, что в критический момент та все испортит, исключительно из вредности. Не полностью она доверяла и Роланду. Стрелок, возможно, хотел, чтобы она оставалась с ним, по причинам, которые не до конца понимал и сам.

Она рисовала на пыли и золе, рисовала быстро, не возвращаясь к уже нарисованному, и вот какие символы появились из-под летающего острия ее самодельного инструмента.

— Ненайденная, — выдохнул Роланд. — Сюзанна… что… как…

— Помолчи, — повторила она.

Патрик склонился над альбомом и начал рисовать.

Она продолжала оглядываться в поисках двери, но круг света, отбрасываемый костром, оставался слишком маленьким и после того, как Роланд подбросил дров. Маленьким в сравнении с необъятной темнотой прерий. Двери она не находила. Когда повернулась к Роланду, увидела невысказанный вопрос в его глазах и поэтому, пока Патрик продолжал работать, показала ему свой портрет, нарисованный юношей. Ткнула пальцем в то место, где была язва. Поднеся лист к глазам, Роланд разглядел следы ластика. Патрик заретушировал их очень хорошо, но при пристальном рассмотрении Роланд все-таки смог их обнаружить, как хороший следопыт обнаруживает старый след после многодневных дождей.

— Неудивительно, что старик срезал с карандашей ластики, — прокомментировал он, возвращая рисунок.

— Я пришла к такому же выводу.

А уж от этого вывода оставался только один шаг к ее единственно верной интуитивной догадке: если Патрик мог (во всяком случае, в этом мире) что-то убрать с помощью ластика, он мог и что-то создать с помощью карандаша. Когда она упомянула о стаде банноков, которое загадочным образом приблизилось, Роланд потер лоб, как человек, у которого дико разболелась голова.

— Мне следовало это увидеть. Следовало понять, что это значит, Сюзанна. Я старею.

Сюзанна проигнорировала его слова — она не раз слышала их раньше — и рассказала ему о снах, в которых видела Эдди и Джейка, упомянув о надписях на фуфайках, о поющих голосах, предложении горячего шоколада, нарастающей панике в их глазах, когда ночь уходила за ночью, а она все не понимала, что нужно вынести из этих снов.

— Почему ты не рассказала мне об этих снах раньше? — спросил Роланд. — Почему не попросила помочь истолковать их?

Она пристально посмотрела на него, думая, что поступила правильно, не обратившись к нему за помощью. Да, правильно… пусть ее решение и могло причинить ему боль.

— Ты потерял двоих. Может, тебе хотелось потерять и меня?

Он покраснел. Она увидела это даже при свете костра.

— Ты говоришь обо мне плохо, Сюзанна, а думаешь и того хуже.

— Может, и думаю. Если так, я говорю: извини. Я не уверена, чего хотела сама. Какая-то моя часть мечтает увидеть Темную Башню, ты знаешь. Какая-то моя часть ни о чем другом не хочет и слышать. И если даже Патрик сможет «извлечь» Ненайденную дверь, а я смогу ее открыть, то откроется она не в реальный мир. Об этом говорят надписи на фуфайках, я уверена.

— Ты не должна так думать, — покачал головой Роланд. — Реальность — это не всегда белое и черное, то, что есть, и чего нет, что должно быть, а что — не должно.

Патрик победно вскрикнул, и они оба посмотрели на него. Он поднял блокнот, повернул к ним так, чтобы они увидели, что он нарисовал. Сюзанна подумала, что это полная имитация Ненайденной двери. Конечно, без слова ХУДОЖНИК и без скрещенных карандашей на ручке из блестящего металла, но Сюзанну это не смущало. О таких мелочах она просто не стала ему рассказывать. Точно знала: они предназначались лишь для того, чтобы помочь ей сообразить, что к чему.

Джейк и Эдди сделали все, разве что не нарисовали карту, — подумала она. И задалась вопросом: почему все должно быть таким сложным, таким чертовски

(головоломки, сплошь головоломки)

загадочным, и она знала, что на этот вопрос ей никогда не удастся найти удобоваримый ответ… разве что, такова человеческая природа, не так ли? Ответы на важные вопросы никогда не находились легко.

Патрик вновь вскрикнул. На этот раз в крике слышались вопросительные интонации. И она внезапно осознала, что бедный мальчик сам не свой от тревоги, и почему нет? Он только что выполнил свой первый заказ и хочет знать, что думает, как оценивает достигнутые успехи его patrono d’arte.[230]

— Отлично, Патрик… великолепно.

— Да, — согласился Роланд, беря альбом в руки. Дверь выглядела точно такой, как те двери, на которые он, в полузабытьи, умирающий от яда омароподобных чудовищ, набрел на берегу Западного моря. Словно это несчастное, лишившееся языка существо заглянуло к нему в глубины памяти и увидело настоящее изображение этой двери: фоттеграффия.