Со своей стороны, Джейк знал, что должен крепко-накрепко закрыть позаимствованные глаза, через которые теперь смотрел на мир. Его сознание переместилось в голову Ыша, но он по-прежнему мог видеть трицератопса; вот и в тот момент углядел птеродактиля, кружащего в жарком воздухе высоко над прогалиной, его кожистые крылья растягивались, чтобы поймать восходящие потоки из воздуховодов.

Ыш! Ты должен это сделать сам. И сделать прямо сейчас, чтобы оторваться от них!

Эйк! — отозвался Ыш и нерешительно шагнул вперед. Тело мальчика повело в одну сторону, потом в другую, попытка сохранить равновесие ни к чему не привела. Так глупо устроенное двуногое тело Эйка упорно заваливалось вбок. Ыш, конечно, хотел этому помешать, но кончилось все тем, что он упал на правый бок и ударил об пол лохматую голову Эйка.

От раздражения Ыш сердито тявкнул. А из пасти Эйка вырвалось что-то непонятное, но скорее слово, чем звук: «Гав! Ав! Дерьмо-гав!»

— Я слышу его! — закричал кто-то. — Бегом! Бегите что есть мочи, паршивое дьявольское отродье! Его надо догнать, пока он не добрался до двери!

Уши Эйка чуткостью не отличались, но выложенные кафелем стены усиливали звуки, так что Ыш без труда слышал топот бегущих ног.

«Ты должен встать и идти!» — попытался крикнуть Джейк, но из его пасти вырвалось что-то вроде: Ен-ать-ти! При других обстоятельствах стоило бы посмеяться, но не при этих.

Ыш поднялся, ударив Эйка спиной о стену, и начал передвигать ноги Эйка. Наконец-то он понял, где находятся рычаги управления движением; в том месте, которое Эйк называл «Доганом», и управлять ими труда не составило. Слева, однако, сводчатый коридор вел в громадное помещение, заполненное сверкающими, как зеркало, машинами. Ыш знал: если он пойдет туда, в зал, где Эйк держал все свои замечательные мысли и словарный запас, то заблудится там навсегда.

К счастью, необходимости в этом не было. В «Догане» имелось все, что ему требовалось. Левая нога… вперед. (И пауза). Правая нога… вперед. (И пауза). Держи существо, которое выглядит, как ушастик-путаник, но на самом деле — твой ближайший друг, одной рукой, используй другую для сохранения равновесия. Подавляй желание опуститься на все четыре конечности и ползти. Преследователи догонят тебя, если ты попытаешься это сделать. Ыш более не мог уловить их запаха (да и какие запахи можно уловить этим абсурдно маленьким носиком Эйка), но он это и так знал.

А вот Джейк, наоборот, ловил запахи преследователей без труда. Их было не меньше дюжины, может, и шестнадцать. Их тела непрерывно вырабатывали запахи, которые летели впереди, как зловонное облако. Он ощущал запах спаржи, которую кто-то из «низших людей» съел за обедом, сильный, мерзкий до тошноты запах раковой опухоли, которая росла в другом, вероятно, в голове, а может, в горле.

Потом он услышал, как вновь заревел трицератопс. Ему криком ответил парящий в небе птеродактиль.

Джейк закрыл свои… ладно, Ыша… глаза. В темноте казалось, что ушастика-путаника качает куда как сильнее. Джейка тревожило, не вывернет ли его от такой качки, особенно с закрытыми глазами, наизнанку. Баму, похоже, одолевала морская болезнь.

Иди, Ыш, — думал он. — Как можно быстрее. Больше не падай и… иди, как можно быстрее.

9

Окажись рядом Эдди, он бы, конечно, вспомнил миссис Мислабурски, которая жила чуть подальше в его же квартале: миссис Мислабурски в феврале, после обрушившегося на город снежно-дождевой бури, когда тротуар блестел льдом, который еще не успели посыпать солью. Но никакой лед не мог удержать ее от ежедневного похода на рынок на Кастл-авеню за мясом или рыбой (или в церковь по воскресеньям, потому что во всем Кооп-Сити миссис Мислабурски была самой набожной католичкой). Вот она и шла, широко расставляя толстые, обтянутые плотными розовыми лосинами ноги, одной рукой прижимая сумочку к необъятной груди, размахивая второй для равновесия, опустив голову, высматривая островки золы, которой уже присыпали лед около своих домов некоторые ответственные дворники (Иисус и дева Мария, благословите этих людей), и предательски опасные полоски раскатанного льда, которые могли заставить разъехаться ее большие розовые колени, и она могла упасть на задницу, хуже того, на спину, а это могло привести к перелому позвоночника, и ее парализовало бы, как бедную дочь миссис Бернштейн в автомобильной аварии в Мамаронеке, да, такое случается. Она полностью игнорировала насмешливые крики детей (среди них часто были Генри Дин и его маленький брат) и шла своим путем, опустив голову, размахивая одной рукой, другой прижимая к себе старую черную дамскую сумочку, полная решимости никогда, ни при каких обстоятельствах, даже при падении, не расстаться ни с самой сумочкой, ни с ее содержимым, в случае чего упасть на нее, как Джо Намах падал на футбольный мяч, когда защитники сносили его.

Именно так Ыш из Срединного мира в теле Джейка шел по участку подземного коридора, который ничем не отличался (во всяком случае, для него) от любого другого участка. Впрочем, одно различие он все же заметил: по три дыры в боковых стенах, закрытые большими стеклянными глазами, от которых шло низкое, ровное гудение.

Одной рукой он нес что-то, очень похожее на ушастика-путаника, с крепко закрытыми глазами. Будь они открыты, Джейк, возможно, и догадался бы, что стеклянные круги — проекторы. Но скорее всего он бы их просто не увидел.

Медленным шагом (Ыш знал, что преследователи все ближе, но понимал: лучше медленно двигаться, чем упасть), широко расставляя ноги, практически не отрывая их от земли, прижимая Эйка к груди, точно так же, как миссис Мислабурски прижимала сумочку, когда тротуар покрывала ледяная корка, он миновал стеклянные глаза. Гудение стихло. Он прошел достаточно? Очень уж тяжело ходить по-человечески, изматывает донельзя. Так же трудно находиться и рядом с думающими машинами Эйка. Он почувствовал желание повернуться и посмотреть на них, ах, эти сверкающие зеркальные поверхности, но нет. Посмотрев, он мог впасть в транс. А может, случилось бы и что-то похуже.

Он остановился.

— Джейк! Открывай глаза! Смотри!

Джейк попытался ответить: «Хорошо», — и тявкнул. Смех, да и только. Осторожно открыл глаза и увидел по обеим сторонам коридора выложенные кафелем стены. Лишь кое-где в швах пробивались трава и папоротники, но в основном он видел плитки. И находился не на тропе в джунглях — в коридоре. Оглянулся и увидел прогалину. Трицератопс забыл про них. Он схлестнулся в смертельном бою с тираннасорбетом, этот эпизод из «Потерянного континента» также сохранился в памяти Джейка. Девушка с впечатляющими бу-бу наблюдала за битвой, уютно устроившись в объятиях Сезара Ромеро, и когда мультяшный тираннасорбет сомкнул свои гигантские челюсти на голове трицератопса, девушка уткнулась лицом в широкую грудь Сезара Ромеро.

— Ыш! — тявкнул Джейк, но с тявканьем получилось не очень, и он переключился на ментальную связь.

Меняемся!

Ыша предложение это только обрадовало. Более всего на свете ему хотелось вернуться в собственное тело, но, прежде чем они успели поменяться, преследователи их увидели.

— Они! — закричал один, с бостонским акцентом, тот самый, что крикнул: «Паппа стал обедом». — Вон они! Взять их! Застрелить!

И когда Джейк и Ыш менялись разумами, перебираясь в свои тела, первые пули уже прорезали воздух, как щелкающие пальцы.

10

Преследователей возглавлял некто Флагерти. Из всех семнадцати только он был челом. Остальные, за исключением еще одного, — «низшими людьми» или вампирами. Последний был тахином с головой разумной горностая в летнем меху и парой огромных волосатых ног, торчащих из бермудских шорт. Заканчивались ноги узкими ступнями с большущими, острыми как бритва когтями. Один удар ноги Ламлы мог разорвать взрослого человека пополам.

Флагерти, родившийся в Бостоне, последние двадцать лет прослуживший Королю в одном из двух десятков Нью-Йорков конца двадцатого века, набирал свою команду в спешке, его буквально трясло от страха и ярости. «Никто не должен войти в „Дикси-Пиг“». Так сказал Сейр Маймену. А тот, кто все-таки вошел, не должен ни при каких обстоятельствах выйти. И вдвойне приказ этот касался стрелка и любого члена его ка-тета. Их вмешательство в дела Алого Короля давно уже перешло ту черту, до которой от них можно было отмахнуться, как от назойливой мухи, и знала об этом уже не только элита. Но теперь Маймен, которого несколько его друзей звали Кенарь, лежал мертвым, а мальчишка каким-то образом удрал от них. Мальчишка, это же надо! Гребаный мальчишка! Но как они могли знать, что эта парочка принесет с собой такой мощный тотем, как черепаха? Если бы эта хреновина не укатилась под один из столов, они бы до сих пор стояли столбом, не отрывая от нее глаз.