— Прекрати, — сказал он.

— Прекратить что?

— Смотреть на меня так, словно я — только что лишившийся шарика мороженого над стаканчиком маленький мальчик, которому, однако, не хватает ума, чтобы это понять.

Но Финли не отвел глаз. Он их отводил редко, что, среди прочего, Пимли в нем нравилось.

— Если ты не хочешь, чтобы на тебя смотрели, как на ребенка, ты и не должен вести себя, как маленький мальчик. Слухи, что стрелки придут из Срединного мира, чтобы спасти мир, ходили уже тысячу лет, а то и больше. Но их никто не видел. Лично я скорее поверю в появление Человека-Иисуса.

— Роды говорят…

Финли скривился, словно голову прострелила боль.

— Давай только не будем касаться того, о чем говорят Роды. Не могу поверить, что ты до такой степени не уважаешь мое здравомыслие… да и свое тоже. Их мозги гниют быстрее, чем кожа. Что же касается Волков, позволь мне высказать радикальную идею: не важно, где они и что с ними случилось. Имеющегося у нас стимулятора достаточно для того, чтобы закончить порученное нам дело, а это все, что меня волнует.

Глава службы безопасности несколько мгновений постоял на ступенях, которые вели на крыльцо Дамли-Хауз. Он смотрел вслед двум мужчинам на одинаковых велосипедах и задумчиво хмурился.

— Бротигэн доставил нам массу хлопот.

— Не то слово! — Пимли невесело рассмеялся. — Но теперь он будет паинькой. Ему сказали, что его близкие друзья из Коннектикута, мальчик Роберт Гарфилд и девочка Кэрол Гербер, умрут, если он попытается взбрыкнуть. Опять же, он начал осознавать, что никому из Разрушителей не интересны его… скажем так, философские идеи, хотя некоторые видят в нем своего наставника, а кое-кто, как этот молодой человек с разжиженными мозгами, который сейчас едет с ним, боготворит. Теперь, во всяком случае, не интересны. И я с ним поговорил после его возвращения. Один на один.

Финли об этом не знал.

— О чем?

— О фактах жизни. Сэй Бротигэн начал понимать, что его уникальные способности уже не играют той роли, что прежде. Потому что в нашей работе мы сильно продвинулись вперед. Оставшиеся два Луча развалятся как с ним, так и без него. И он знает, что в конце будет… смятение. Страх и смятение. — Пимли медленно кивнул. — Бротигэн хочет быть здесь в самом конце, хотя бы для того, чтобы утешить таких, как Стенли Руис, когда разверзнется небо.

— Пошли, давай еще разок взглянем на пленки и телеметрию. На всякий случай.

Бок о бок они поднялись по широким деревянным ступеням на крыльцо Дамли-Хауз.

Два кан-тои ждали, чтобы проводить ректора и начальника службы безопасности вниз. Как странно, подумал Пимли, что все, и Разрушители, и персонал Алгул Сьенто, с легкой руки Бротигэна стали называть их «низшими людьми». «Говоря об ангелах, слышишь, как хлопают их крылья», — могла бы сказать любимая мамуля Прентисса, и Пимли полагал, если в последние дни этого реального мира и были настоящие зверолюди, то кантои соответствовали этой категории даже в большей степени, чем тахины. У того, кто видел их без этих необычных живых масок, возникало впечатление, что они — тахины, только с головами крыс. Но в отличие от истинных тахинов, которые воспринимали челов (за редкими исключениями, к которым относился и Пимли) как низшую расу, кан-тои поклонялись человеческому образу, как божеству. Они носили маски, чтобы в большей степени походить на это самое божество? На эту тему они предпочитали не говорить, но Пимли полагал, что нет. По его разумению, они верили, что становятся людьми, — вот почему, первый раз надевая маску (последние были живыми, их выращивали, а не изготавливали), они брали и имя челов, чтобы дальше жить по их образу и подобию. Пимли знал: они верили, что каким-то образом заменят человеческих существ после Падения… хотя как они могли в такое верить, он и представить себе не мог, не то чтобы понять. После Падения осталась бы только жизнь небесная, в этом не могло быть сомнений у любого, кто читал книгу Откровения…[82] а Земля?

Возможно, появилась бы какая-нибудь новая Земля, но в этом уверенности у Пимли не было.

Два охранника, тоже кан-тои, Биман и Трелоуни, стояли в конце коридора, на посту у лестницы, которая вела в подвал. Для Пимли все кан-тои, даже со светлыми волосами и хрупкого телосложения, почему-то напоминали киноактера 1940 — 50-х годов Кларка Гейбла.[83] У них у всех были такие же толстые, чувственные губы и оттопыренные уши. И потом, если приглядеться к ним внимательнее, можно было увидеть морщинки на шее и за ушами, где маски челов сворачивались в поросячьи хвостики и уходили в волосатую, зубастую плоть, уже их собственную (нравилось им это или нет). И глаза. Их со всех сторон окружала шерсть, поэтому, опять же, присмотревшись внимательно, не составляло труда увидеть, что глазницы на самом деле являлись дырами в уникальных масках из живой материи. Иногда можно было услышать, как дышат эти маски, что Пимли находил странным и даже отвратительным.

— Хайл, — приветствовал их Биман.

— Хайл, — приветствовал их Трелоуни.

Пимли и Финли ответили на приветствие, поднеся кулак ко лбу, а потом Пимли первым спустился по лестнице. В нижнем коридоре, проходя мимо надписей: МЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ ДЕЙСТВОВАТЬ СООБЩА, ЧТОБЫ СОЗДАВАТЬ ПОЖАРОБЕЗОПАСНУЮ СРЕДУ и ДА ЗДРАВСТВУЮТ КАН-ТОИ, — Финли едва слышно прошептал:

— Они такие странные.

Пимли улыбнулся и хлопнул его по плечу. Вот почему ему так нравился Финли из Тего: как Айк и Майк, они думали одинаково.

Большую часть подвала Дамли-Хауз занимало большое помещение, заставленное разнообразным оборудованием. Далеко не все оно работало, а часть работающих приборов и машин они не использовали (хватало и таких, функции которых оставались для них тайной за семью печатями), но они прекрасно освоили систему наблюдения и телеметрию, которая замеряла дарки: единицы расходуемой психоэнергии. Разрушителям строго запрещалась использовать сверхъестественные психические способности за пределами Читальни, да и не все могли это делать. Многие напоминали мужчин и женщин, которые могли справить нужду только в туалете и нигде больше, не могли облегчиться без визуального стимулятора, который говорил им: да, все в порядке, ты в туалете, можешь приступать к делу. Некоторые, как малые дети, еще не приученные к горшку, не могли предотвратить случайные выбросы психоэнергии. Обычно это приводило к тому, что у кого-то из сотрудников, который чем-то им досадил, начинала болеть голова, или на Молле переворачивалась одна из скамеек, но люди Пимли вели тщательное наблюдение за Разрушителями, и «целенаправленные» выбросы наказывались — сначала легко, при повторениях все более сурово. На сей счет Пимли нравилось говорить новичкам (в те давние дни, когда новички еще появлялись): «Будьте уверены, ваш грех вас выдаст». У Финли была еще более простая заповедь: «Телеметрия не лжет».

Сегодня телеметрия не показала им ничего, кроме случайных всплесков, таких же бессмысленных, как четырехчасовая аудиозапись группового пердежа или рыгания. На видеопленках и в журналах дежурных также не обнаружилось ничего интересного.

— Удовлетворен, сэй? — спросил Финли, и что-то в его голосе заставило Пимли повернуться и пристально посмотреть на тахина.

— А ты?

Финли из Тего вздохнул. В такие моменты Пимли хотелось, чтобы Финли был челом или он сам — настоящим тахином. Проблема заключалась в напрочь лишенных выражения черных глазах Финли. Они ничем не отличались от глаз куклы, и прочесть в них что-либо просто не представлялось возможным. Если, конечно, ты не был тахином.

— Уже несколько недель мне как-то не по себе, — наконец ответил Финли. — Я пью слишком много грэфа, чтобы уснуть, а потом целыми днями хожу злой, рявкаю на других. Частично причина в потере связи после крушения последнего Луча…