Где-то перед надстройкой внезапно вырвалась туча пузырей. Жалюзи в переднем трюме не выдержали, и тысячи галлонов воды в минуту стали вливаться в корабль. Стремительный рост давления вышиб смотровой лючок главного грузового люка. Шестеро аквалангистов, работавших на носу, появились из-за низкой, широкой трубы «Авалона», прорываясь сквозь бурлящие пузыри и стремительные потоки воды. Один из них провел ладонью поперек горла, как только оказался в круге света, отброшенного подводными фонарями. Они не закончили крепление такелажа спереди.

Через несколько мгновений «Авалон» клюнул носом. А затем начал заваливаться на левый борт. Водолазы успели закрепить такелаж только по штирборту. «Авалон» висел под «Орегоном» на трех тросах — двух на корме и одном на носу. Пару секунд казалось, что корабль стабилизировался, но его перекос позволил воде вливаться в новых местах. Крановщики «Орегона» — наверняка под командованием Макса — доблестно старались удержать корабль сколько удастся, но явно проигрывали битву.

В первые суматошные мгновения Кабрильо отплыл от палубы, но теперь быстро опустился обратно к двери. Корзина с инструментом съехала до самых шпигатов. Он жестом велел одному из водолазов вернуть ее, а сам тем временем налег на неуступчивый люк.

Когда корабль заваливался, Тори наверняка швыряло по тамбуру, а из-за нового угла наклона судна ей придется барахтаться в воде, пока не получится открыть дверь. Началась гонка наперегонки со временем, и сейчас оно совершило резкий рывок.

Такелаж на носу был закреплен вокруг одного из чугунных грибовидных кнехтов корабля. Поток пузырей воздуха подхватил свободный конец троса, заплясавший вокруг растяжек, удерживающих переднюю мачту «Авалона». Из-за неравномерной нагрузки трос стянуло к верхушке кнехта, и он начал соскальзывать. Стальные пряди заскрежетали, сползая с верхушки кнехта под жалобный вопль, как скалолаз, ощутивший, что пальцы срываются с поверхности скалы.

Вода продолжала хлестать в передний трюм, и тросы сохраняли натяжение еще пару секунд, прежде чем соскользнуть с кнехта. Нос «Авалона» швырнуло вниз, корабль развернуло на девяносто градусов, пока он не повис кормой кверху на тросах надрывающегося крана на борту «Орегона», нацелив свой бритвенно-острый нос в бездну. Кран, рассчитанный на шестьдесят тонн, тужился удержать вес раза в три больше, и с каждой секундой нагрузка возрастала.

Из-за сопротивления воды девяностоградусный поворот занял несколько секунд — достаточно долго, чтобы Хуан уцепился за дверь, когда палуба стала стеной, а кормовая переборка — полом. Потом послышался протяжный скрежет, прошивший воду и исходивший будто бы со всех сторон одновременно. Хуан лихорадочно озирался, отыскивая его источник. Светильники, установленные его экипажем, все еще кувыркались вдоль палубы, создавая кошмарное мельтешение света и тьмы. Звук стал громче. Подняв глаза, Хуан увидел, что шлюпка, сорвавшаяся со шлюпбалок, стремительно сползает вдоль корабля. Метнувшись в сторону, он избежал столкновения со шлюпкой, проскользившей мимо, пытаясь увлечь за собой все на своем пути, как смерч. Найтовы волоклись за ней путаницей дюймовых тросов, зацепившей Хуана в тот самый миг, когда он оглянулся, чтобы проверить, все ли смогли уклониться от набирающего ход снаряда. Узел троса ударил его по затылку, сорвав маску.

Борясь с болью и дезориентацией, он пытался схватить маску, закружившуюся в турбулентных потоках. Открыл глаза, ощутив сильнейшее жжение, какого не чувствовал еще ни разу в жизни. Зато увидел оранжевую маску, уходящую в пучину прямо перед его пальцами. Схватил ее, нацепил на лицо и выгнал воду, запрокинув голову и дав воздуху из загубника вытолкнуть ее. Подплыл обратно к двери, сверившись с наручным компьютером. «Авалон» погружался на десять футов в минуту, и скорость возрастала. Кабрильо понимал, что Макс пустит в ход все тросы «Оре

гона» до последнего фута, чтобы замедлить погружение, но при дыхании сжатым воздухом глубина предельного погружения сильно ограничена.

Еще одного ныряльщика сильно швырнуло, когда корабль опрокидывался. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сознание прояснилось, а затем еще и отыскать ящик с инструментом, застрявшим в ограждении кормы возле гюйс-штока. Не заморачиваясь с дрелью, он понес председателю запасной баллон и водолазную сумку.

Вместе они налегли на монтировку, вставленную в дверь. По ее периметру на миг взбурлили пузыри — им удалось чуть приоткрыть дверь, но давление тотчас захлопнуло ее обратно. Они налегли изо всех сил. Хуану казалось, что мышцы спины вот-вот оторвутся от костей, за зажмуренными веками вспыхивали черные звезды. И в тот миг, когда он уже готов был сдаться и перехватить монтировку по-другому, дверь вдруг распахнулась, мгновенно затопив внутреннее пространство.

Мощные фонари, установленные на ахтердеке, либо разбились вдребезги, либо скрылись в бездне, так что оставалось полагаться лишь на свой верный ручной фонарик. Хуан обмахнул его лучом тамбур. Тесная клетушка, стены покрашены в грязный белый цвет. Металлические ступеньки спускаются к крепкому с виду люку, ведущему на бридждек. Еще одна дверь справа, открывающая доступ на главную палубу, тоже задраена. А затем он увидел Тори — парящий темный ком мокрой одежды и безвольных конечностей. Волосы развевались вокруг головы, будто анемон тропического рифа.

За два молниеносных взмаха ласт Хуан оказался рядом, сунул свой загубник ей в рот и нажал на регулятор, увеличивая подачу воздуха, чтобы вогнать драгоценный газ в ее легкие. Второй водолаз присоединился к нему, поспешно расстегивая сумку. Со всей возможной поспешностью выхватил оттуда горстью химические грелки, яростно потряс

их, чтобы запустить реакцию, и сунул Тори под одежду По пути вверх придется сделать несколько остановок для декомпрессии, и другого способа защитить ее от лютого холода Хуан просто не нашел.

Ненадолго сунув загубник в рот, чтобы перевести дыхание, он снова вернул его Тори. К ним присоединился третий аквалангист. На голове у женщины начала набрякать шишка там, где она обо что-то стукнулась — скорее всего, во время переворота судна, и от рассеченной кожи потянулась кудреватая струйка крови. У новоприбывшего был запасной акваланг и водолазный шлем. Надев шлем Тори на голову, Хуан нанес резкий удар ей в грудину. Она кашлянула в шлем, и под шеей у нее заплескалась вода. Веки Тори затрепетали и распахнулись, и ее снова стошнило. Хуан с помощью своего загубника выгнал воду из ее шлема, глядя ей глаза в глаза, пока она медленно приходила в сознание. И понял, что все будет в порядке, как только она сообразила, что рука чужака у нее в штанах.

Подоспели другие аквалангисты, вытащившие Тори и Хуана из тамбура. Один проверил баллоны Кабрильо. Он был внизу дольше всех, работая наиболее интенсивно. Пока что воздуха хватало, но во время декомпрессии потребуется сменить баллоны. Как только они отплыли от болтающегося на тросах научного корабля, один из водолазов передал на «Орегон», что обреченное судно можно отпустить. Мгновение спустя его медленное движение вниз перешло в неудержимое падение, и «Авалон» скрылся из виду. Концы перерезанных тросов волоклись за ним, как стальные щупальца.

Команда поднималась тесной группой, сгрудившейся вокруг Тори и Хуана. Мастер-водолаз урезал декомпрессионные остановки как только мог, но все равно истекло целых десять минут, прежде чем водолазы смогли подтащить Тори к шахте, и еще пятнадцать — прежде чем Хуан и остальные позволили матросам вытащить их на палубу.

Кабрильо стащил с себя маску и капюшон гидрокостюма, дыша всей грудью. Воздух у шахты благоухал машинным маслом и металлом, но казался сладостнее ясного горного утра. Подоспевший Макс вручил Хуану дымящуюся кружку кофе.

Извини, старый друг, никакого алкоголя, пока из твоей крови не выйдет весь азот.

Кабрильо уже хотел сказать Хэнли, что готов рискнуть, даже если это кончится самым тяжелым случаем кессонной болезни в истории, но, попробовав кофе, ощутил обжигающий привкус шотландского, которым Макс сдобрил его щедрой рукой.