— Не считая корабля в его трюме, похищенного в открытом море.

— Ну да, где-то так.

«Маус» покрывает всего 150 миль в день, так что они лишь в полутора днях пути от Тайбэя, хотя Хуан был по-прежнему убежден, что судно изменит курс и направится куда-то еще. Тайвань — современная демократическая держава со слишком грамотным управлением, чтобы пираты использовали ее в качестве базы для своих операций. Они наверняка проследуют во Вьетнам, на Филиппины или в Индонезию.

А значит, чтобы добраться до Рудольфа Исфординга, придется отказаться от «Орегона» в качестве оперативной базы. Но чтобы провернуть то, что пришло ему в голову, потребуются уникальные возможности корабля. Хуан просчитал расстояния и время, сказывающиеся на дальности полета «Робинсона» R-44, стоящего в надежном ангаре под палубой. Чтобы получить снаряжение или персонал с «Орегона», он располагает лишь очень коротким окном, пока корабль будет идти мимо Тайваня. Дойдя до Южно-Китайского моря, он окажется слишком далеко от суши для перелетов. Чувствуя, как засосало под ложечкой, Хуан понял, что у него в запасе всего два дня после того, как он доберется до Цюриха, чтобы прикинуть, кто и что ему понадобится с «Орегона», прежде чем тот уйдет слишком далеко.

Чтобы организовать операцию в Северной Корее, потребовалось три недели, да и то в большой спешке. А ведь эта выходка была сущим пустяком по сравнению с тем, что замыслил Кабрильо теперь.

Эдди всегда верил в древнее изречение, что человек сам кузнец своего счастья. Это вовсе не значило, что он не допускал мысли о возможности выигрыша в лотерею или попадания в автокатастрофу. На самом деле он просто имел в виду, что правильного планирования, образа действий и острого ума более чем достаточно, чтобы одолеть любую проблему. И везение тут ни при чем. Просто надо трудиться в поте лица своего.

Пролежав первые два часа в ирригационной канаве, он все еще сохранял свои убеждения. У него не хватило времени достойно спланировать миссию, так что в эту передрягу попал вовсе не из-за невезения. Просто плохо подготовился. Но теперь, когда пошел уже пятый час и от его дрожи по поверхности ручья бежала рябь, он начал костерить богов за свое невезение.

Прибытие в Китай прошло без сучка и без задоринки. Таможенники даже толком не посмотрели его документы, обыскав вещи лишь для проформы. Ничего удивительного, ведь он ехал под видом дипломата, возвращающегося на родину после года в австралийском посольстве и заслуживающего особой любезности. А путешествуя по Китаю, он собирался пользоваться документами безработного конторского служащего. Свой первый день в Шанхае он просто бродил по улицам. Он не был в Китае так давно, что требовалась акклиматизация. Надо было изменить осанку и походку — его собственные были чересчур уверенными — и заново освоиться с языком.

Он усвоил мандаринский и английский одновременно от своих родителей, живших в нью-йоркском Чайнатауне, так что говорил без акцента, но с довольно мягкими интонациями, чуждо звучавшими для китайцев. Он вслушивался в разговоры вокруг себя, заново осваивая акцент, с которым говорил, когда был здесь агентом ЦРУ.

Он прямо не верил собственным глазам — настолько преобразился со времени его отъезда крупнейший город Китая. Здесь выросли высочайшие в мире небоскребы, здания и краны продолжают ползти все выше, а темп жизни стал чрезвычайно суматошным. Чуть ли не все пешеходы оживленно беседуют по вездесущим сотовым телефонам. А с наступлением ночи улицы Шанхая озарило столько неоновых огней, что впору поспорить с Лас-Вегас-Стрип.

Он вживался в общество шаг за шагом. Выписавшись из отеля, он выбросил оба чемодана в только что опорожненный контейнер для мусора, который не станут трогать еще минимум дня три, хотя в чемоданах не было ничего инкриминирующего. Дипломатические бумаги уже отправились в путь по канализации отеля. Далее он купил готовое платье в универмаге средней ценовой категории. Продавец не придал значения тому, что покупатель в дорогом западном костюме покупает вещи, не соответствующие его статусу. Надев обновки, Эдди выбросил свой костюм и на автобусе уехал из процветающего центра на окраину, в район заводов и обшарпанных многоквартирных домов. К этому времени он уже успел насажать на рубашку пятен от еды и придать ботинкам потертый вид с помощью кирпича со стройки.

Бедные рабочие в плохо сидящей одежде поглядывали на него, но по большей части не обращали на него внимания. Он не из их числа, но устроился в жизни немногим лучше. И опять продавец в магазине, где Эдди купил две пары мешковатых штанов, пару рубашек и тонкую серую ветровку, принял его за представителя офисного планктона, которому изменила удача, вернув его в ряды рабочего класса. В другом магазине он купил ботинки и рюкзак, а в третьем — туалетные принадлежности, нигде не вызвав ни малейшей настороженности.

Ко времени, когда он пришел на междугороднюю автостанцию для поездки в провинцию Фуцзянь, целых три дня обходясь без душа, он уже был безликим рабочим, возвращающимся в свою деревню, так и не сумев пристроиться в большом городе. Медлительность преображения не только послужила ручательством, что никто его и не вспомнит, но и помогла Эдди вжиться в роль. Сидя на холодной лавке станции, он уже смотрел на мир затравленным взглядом неудачника, плечи его ссутулились, а голова понурилась под бременем невзгод. Старушка, затеявшая с ним разговор, сказала, что лучше ему вернуться к родне. Города — они не для всякого, заявила она, поведав, что повидала много молодых людей, обратившихся к наркотикам, чтобы бежать от действительности. К счастью, катаракта помешала ей разглядеть, что Эдди далеко не так молод, как ей казалось.

Поездка в битком набитом автобусе, изрыгавшем тучи отдающих бензином выхлопных газов, среди ароматов немытого тела прошла без приключений. Беды начались, когда он добрался до Ланьтаня, городка, где Сян и его семья начали свое путешествие, окончившееся их гибелью в грузовом контейнере. Эдди и понятия не имел — опять же, потому что не было времени подготовиться, — что прибыл как раз во время региональных выборов. Армия устроила на главной площади контрольно-пропускной пункт, и по пути на избирательный участок каждый должен был пройти через него.

Эдди, уже повидавший подобные голосования, знал, что на каждый пост можно выбрать одного кандидата из одного. Нередко галочки в бюллетене проставлены заранее, так что избирателю надо просто сунуть его в урну под бдительным оком вооруженных солдат. Такова китайская версия демократических уступок народу. Следить за выборами прибыли некие высокие чины из провинциальной столицы Сямынь, а военные даже пригнали танк — тяжеловесный «Тип-98», насколько Эдди мог судить по брошенному мельком взгляду. Наверное, это пиар-акция НОАК — Народно-освободительной армии Китая, а заодно деликатное напоминание, у кого в Китае верховная власть.

Хотя население Ланьтаня почти достигало десяти тысяч человек, Эдди понимал, что будет бросаться в глаза. Он говорит на местном диалекте не так уж хорошо, что вполне может стать основанием для ареста в городишке, отрезанном от окружающего мира, если какой-нибудь солдат заговорит с ним от нечего делать. Именно поэтому он провел последние пять часов под мостом в ирригационной канаве у самой городской черты. И не планировал покидать укрытие, пока чиновники и войска не покатят в следующий населенный пункт.

И опять удача, которую Эдди старался ухватить за хвост, улизнула от него.

Он настолько ушел в себя от холода и боли, что не слышал голосов, пока они не зазвучали прямо у него над головой.

— Еще чуть дальше, — вкрадчиво уговаривал мужской голос. — Я видел это место, когда мы входили в город.

— Нет, я хочу назад, — возразил женский голос — да нет, девушки, может быть, даже подростка. Она была явно напугана.

— Ничего страшного, — возразил мужчина со столичным акцентом. Пекин или его окрестности. А девушка явно местная.