Сверху упала верёвка, но только одна. Лаитан замешкалась, не зная, что делать дальше. Обрыв уменьшался на глазах, заставляя её и властелина подбираться ближе и ближе друг к другу, пока между ними не осталась лежать только кольчуга Морстена. Сверху послышался голос тхади, зовущий своего повелителя.

— Забирайся мне на спину, — треснувшие губы Морстена покрылись выступившей и сразу же запёкшейся кровью, но он не обратил на это внимания. — Верёвка выдержит, а тхади вытянут. Не впервой.

Видя, что Лаитан, несмотря на то, что их разделяло меньше метра стремительно таявшей скалы, все ещё не может преодолеть отвращение к нему, Гравейн смахнул кольчугу в лаву, подхватил владетельницу на закорки, и ухватился одной рукой за верёвку, обмотав тонкую бечеву вокруг запястья. Тхади, почувствовав рывок, подкреплённый отданным на последних крохах силы приказом, налегли и потянули, рванув Морстена с такой силой, что он против воли застонал от боли.

— Теперь и ты знаешь мою тайну, Владетельница, — проговорил он, чтобы скрыть вырвавшийся стон. Лаитан зашипела в ответ, обхватывая его руками за шею. — И что ты будешь с ней делать?

Лава затопила скалу под ними, слизнув последнее напоминание о том, что произошло между двумя владыками.

Лаитан вцепилась в шкуру властелина, чувствуя, как под её пальцами лопаются пузыри ожогов, сочась сукровицей вовсе не черного цвета. Тело Морстена было огненным, со следами прижаренных частей кольчуги, которые прожгли даже защиту под собой. Медноликая держалась за властелина, пока перед ней не появилось лицо тхади, едва не выпустившего верёвку от удивления. Не успела Лаитан сказать что-то, как Морстен что-то высказал нерасторопному подручному, и тот рывком втянул их наверх. Этого властелин уже спокойно не перенёс. Покатившись по земле, он тихо застонал, пытаясь не придавить собой Лаитан, упавшую рядом. Тут, где воздух казался после лавы обжигающе холодным, Лаитан почувствовала, словно в её жилах течет не кровь, а вязкая субстанция. Будто золото расплавилось, почуяв близость лавы, а теперь снова застывало прочными искорками в крови Медноликой. Она подождала, пока Морстен перестанет кататься по земле, отчитывая и откровенно понося всех вокруг, подозвала тхади, который их вытащил и, бросив тревожный взгляд в ту сторону, откуда уже слышался голос Ветриса, зовущего её служанку, сказала:

— Быстро снимай с себя рубаху и отдай повелителю. Иначе я высосу твою кровь за два удара сердца, — подкрепила свои слова угрозой Медноликая. Когда тхади подчинился, протянув одежду властелину, Лаитан тихо сказала ему:

— Я ответила на твой вопрос… Морстен.

— Да, Лаитан, — принимая одежду из её рук, ответил Гравейн. Он знал, что потом проклянёт все вокруг, включая этот мир, когда будет сдирать прикипевшую к ранам ткань, но с этим Владыка Севера мог справиться. — Как и я на твой. Это были очень… сложные ответы.

Он отвёл в сторону руку одного из мрачных тхади, протянувшего ему флягу с водой. Внутри Морстена поднималось волной странное ощущение. Забытое. Сначала он подумал, что это от перерасхода сил, полученных ожогов, но нет. Он был ошарашен, и не мог полностью справиться с этим. Принять помощь из рук своей противницы, противоположной стороны сил — такое случается не каждый день, и далеко не с каждым Темным Властелинам. Обычно из рук осиянных светом приходит гибель и разрушение, после которого Замок ищет нового хозяина, но сейчас…

— Сейчас нужно убраться подальше от разлома, — сказал он. — Потом можно будет отдохнуть.

Медноликая кивнула, с её головы осыпались сгоревшие пряди волос, заплетённых в множество косичек, переходящих друг в друга. Она провела ладонью по голове, сбрасывая с неё тошнотворно воняющие горелые волосы. Без кольчуги и без вечной холодности, на краткий миг, который ей удалось увидеть, Морстен выглядел замученным, уставшим и изрядно потрёпанным обстоятельствами человеком. Тхади сунул ей воду в руки, и Лаитан молча кивнула в ответ. Прозрачная жидкость прокатилась по иссохшей оцарапанной глотке, едва не заставив выплюнуть наружу глоток воды. Лаитан закашлялась, и не расслышала, куда делся властелин Замка, и почему вокруг стало шумно. Где-то рядом, наверняка, вскоре мелькнут светлые волосы Ветриса, одежда которого окажется чище, чем у царей Империи. Медноликая посмотрела на свой вымаранный кровью властелина севера наряд. Алые бусины на светлой ткани смотрелись бы чужеродно и даже напыщенно, если бы не смешались с грязью, размазанным пеплом, сажей и углём от горелых деревьев по дороге вниз и вверх.

Лаитан опустилась на землю, привалившись спиной к валуну, закрыла глаза и сидела так до тех пор, пока чья-то тень не заслонила ей светлое пятно пляшущей вспышки лавы внизу перехода.

Открыв глаза, она увидела дварфа. Гуррун стоял, уперев руки в бока и надвинув шлем на глаза. Он ничего не сказал, только согласно кивнул своим мыслям и ушёл прочь. Лаитан не поняла, что он хотел рассмотреть в ней, но сил выяснять у неё не было. А вслед за дварфом возник тхади, с размаху шлепнувший ей на лицо повязку с вонючей мазью. Скула тут же заныла болью, в глазах заплясали искры, и Лаитан на некоторое время была увлечена только тем, чтобы справиться с ней и прекратить подвывать, закрыв глаза.

Один из тхади, кажется, шаман, поднял госпожу на ноги и, обхватив поперек талии, поволок прочь. Лаитан негодующе пискнула, но вырваться из рук мощного шамана не сумела. Через минуту он поставил ее на ноги перед сидящим на камне Морстеном, которому уже перевязали его ожоги, и он стал похож на забинтованную мумию из небольших погребальных пирамид в низине царей Империи. Такой чести удостаивались только самые выдающиеся жрицы, и по слухам, среди мумий не было ни единого мужчины. Хотя, долина называлась именно Долиной Царей, а не Цариц, что явно намекало на некоторое искажение фактов прошлом.

Лаитан стояла, покачиваясь, и сверлила взглядом измученное лицо властелина, который, жестом приказав всем оставить их одних, не торопился поднимать взгляд на Лаитан. Он ковырялся в своей сумке, извлекая оттуда разные склянки и мази в глиняных горшочках. Разложив это добро перед собой, он снова принялся яростно копаться в поклаже, а Лаитан, чей гнев уже сменился на интерес, сложила руки на груди и наблюдала за этой сценой.

Гравейн словно тянул время, не решаясь то ли начать разговор, то ли попросить ее о чем-то. Потом он тяжело вздохнул, сморщившись от боли, и с силой рванул на себе бинты. Те с треском присохших ожогов и остатков кожи сползли вниз. Морстен поднял в згляд и напоролся на внимательное лицо Медноликой. Он молча протянул ей одну из баночек с ароматным содержимым, так и не собравшись с духом, чтобы открыть рот и попросить о помощи.

Лаитан шагнула вперед и взяла горшочек, поднеся его к носу. На глаза тут же навернулись слезы, а мерзкая улыбка Гравена стала шире. Лаитан поджала губы, борясь с желанием запустить мазью в лицо властелина, но все же переборола себя. Морстен выглядел ужасно. Ожоги, местами уходящие глубоко в мышцы, кровоточили и истекали сукровицей, в паре мест кожа стала черной, как имперская сталь. Лицо оставалось красным, кисти рук представляли собой нечто распухшее и тоже осторожно забинтованное. Лаитан поняла, что толстые пальцы тхади просто не сумели тщательно наложить повязки на руки человека. Правда, со спиной они бы справились легко, но властелин зачем-то позвал именно ее. Наверняка, он испытывал невыносимую боль, которую вряд ли выдержал бы обычный человек, но всмотревшись в черные глаза Морстена, Медноликая поняла причину молчания и причину такой стойкости. Зрачки властелина были расширены до предела, расползшись по всей радужке. Одурманенный, чтобы не чувствовать боли, он часто и тяжело дышал, продолжая смотреть на Лаитан.

Та осторожно обошла его сзади, похрустывая пеплом и мелкими сучьями на земле, и, зачерпнув вонючую мазь из горшочка, коснулась ожогов в форме звеньев кольчуги на спине властелина. При всем желании, он не мог бы справиться сам с такими изуродованными руками, а просить своих тхади почему-то не стал, хотя кто-то из них явно уже пытался о нем позаботиться и наложить повязки. Видимо, недостаточно хорошо, если кожа продолжала гореть и пузыриться.