— Странное, — повторил Марк. — Что же именно?

— Дроми выстроили пленников шеренгами и начали выбирать детей, подростков и невысоких женщин. Мужчин — ни одного, мужчины у нас все рослые и крепкие, — сказала Майя. — Потом они вывезли их сюда, на плоскогорье, почти к Красным Скалам, вывезли тысяч пять народа и отпустили. Все это случилось очень быстро — мы только-только попали в Никель вместе с беженцами из других городов. У изгнанных нашелся коммуникатор, и они связались с Никелем. Цендин отправил за ними все машины.

— Большой получился караван, — заметил Марк. — Не боялись, что жабы обнаружат Никель?

— Боялись, но бросить детей и женщин не могли. Дроми тогда еще не смонтировали спутник и, как мы думаем, не наблюдали с кораблей за всей поверхностью материка. Ну и раз они не отыскали шахты до сих пор… — Майя пожала плечами.

Трясти стало меньше — краулер пересек осыпь и шел сейчас по довольно ровной поверхности скального щита. Змей, любивших прятаться в камнях, здесь не было, зато грелись на солнце юркие ящерки-сиренды. Их излюбленная пища, красноватый мох покрывал скалу обширными участками, тянувшимися на километры. Кое-где среди этих мхов росли пьяные грибы, местный сахаранос, из которого гнали ром.

— Значит, дроми отпустили детей и невысоких женщин; — сказал Марк. — И это показалось вам странным?

— Да, — подтвердила Ксения. — Потом в штабе было много споров Цендин счел это актом милосердия или хотя бы попыткой установить контакт. Николай Ильич с ним страшно ругался, говорил, что людские понятия нельзя переносить на чужаков, да к тому же негуманоидов. Цендин обвинил его в ксенофобии. Но в Никеле Николая Ильича поддержали и в Северном тоже.

Разумеется, подумал Марк. Цендину было под пятьдесят, а Алферов — вдвое старше и к тому же из флотских… На патриархальном Тхаре авторитет возраста значил немало.

— Алферов прав, — промолвил он. — Я выразился не совсем верно, ибо «отпустили» — неподходящее слово. Правильное описание ситуации будет таким: изгнали, бросили на смерть среди скал и камней, не желая заваливать трупами окрестности Хо. — Девушки обменялись недоуменными взглядами, и Марк пояснил: — Хо — это главная база, место, где пребывает Патриарх. Тот, кто правит боевой или рабочей трибой.

Майя нахмурилась.

— Почему же их все-таки отпустили — то есть изгнали? Ты можешь это объяснить?

— Да. Видишь ли, тхара, зеленокожие, как и мы, способны ошибаться, а самая распространенная ошибка — переносить свои понятия, свои обычаи на чуждую расу. Структура их общества — собственно, любого общества, любой цивилизации, любой культуры — во многом определяется физиологией и самым ее деликатным моментом, воспроизводством потомства. Мы, двуполая раса, считаем их гермафродитами, что совсем неверно — просто у них одна и та же особь производит… — Заметив гримаски на лицах девушек, Марк решил не вдаваться в скользкую тему и буркнул: — Словом, они весьма плодовиты. Дроми, достигший половой зрелости, может дать жизнь тысячам личинок. Они быстро развиваются и через двенадцать-четырнадцать лет получают имя и входят в низшую касту синн-ко. Но до этого они не считаются разумными существами, они — халлаха, молодь, не имеющая ценности. Девять из десяти халлаха погибают в схватках друг с другом или от когтей старших представителей вида, и это не трагедия, а естественный процесс. Если бы все халлаха выживали, Галактика была бы заполнена дроми и только дроми. Их и так сотни миллиардов, они размножаются бесконтрольно, захватывают все новые миры, и потому…

Он хотел сказать, что по этой причине Федерация и воюет с жабами, но Ксения его прервала.

— Зачем ты нам это рассказываешь? Как их способ размножения связан с изгнанием детей?

— И некоторых женщин, — добавил Марк. — Не забудь про женщин и подростков! Дело в том, что дроми почти не различают лиц гуманоидов, ни возраста нашего, ни пола, ни того, кто из нас хорош собой, а кто уродился с носом-хоботом и не желает его подкорректировать. В общем, для дроми главные показатели — рост и мощь телесных форм. Невысокие и щуплые на их взгляд — халлаха, то есть безмозглые, что даже в рабы не годятся. Их лучше уничтожить, но трупы придется сжечь, чтобы не послужили источником инфекций и болезней. Можно сжечь, но проще вывезти живых в пустыню и бросить на смерть. Что и было сделано.

Наступила тишина, лишь чуть слышно журчал двигатель да поскрипывали под гусеницами камни. Девушки молчали. Видимо, рассказанное Марком их поразило — как, собственно, могло поразить и напугать любого человека, далекого от ксенологии и контактов с чужими расами. Все знали, что эти расы существуют где-то в галактической дали, все читали о них и лицезрели чужих в голофильмах, восхищаясь красотой лоона эо или ужасаясь звероподобному обличью хапторов, но только специалистам да Секретной службе были известны детали и подробности, носившие иногда шокирующий характер. Часть этих знатоков служила инструкторами в космофлоте, так что сведения Марка пришли из первых рук и были довольно точными.

Наконец Майя, передернув плечами, сказала:

— Это… это ужасно, Марк! Они убивают собственных детей! Этих несчастных халлаха!

— У них нет такого понятия — дети, тем более собственные. Оплодотворение происходит в водной среде, в специальных бассейнах, куда попадают яйцеклетки и сперма тысяч особей, и кто тут чей потомок, сам черт не разберет. Считается, что весь клан — потомки Патриарха, старейшего в роду. — Глядя в растерянное лицо девушки, Марк мягко произнес: — Не надо, тхара, судить о них с точки зрения человеческой морали. Дроми не люди, и их жизнь не похожа на нашу.

В этот день они пересекли плоскогорье Западного Ветра и добрались до Красных Скал. Гряда утесов цвета киновари тянулась от океана на восток, отдельные скалы поднимались на высоту сотни метров, и все были крутыми, обрывистыми, плотно прижатыми друг к другу, словно клыки в гигантской челюсти. Неодолимая преграда для наземных машин — конечно, если не знать проходов в этой стене, узких, занавешенных скалами, скрытых от чужого глаза. Извилистое урочище являлось одним из таких тайный путей. В эпоху освоения Тхара его можно было преодолеть лишь пешим ходом, но лет сто двадцать назад дно ущелья слегка расширили, убрали крупные камни и пробили три тоннеля. Первый из них соединялся с естественной пещерой, где ночевали охотники на каменных дьяволов. Тут висели гамаки, стоял стол с грубыми табуретами и даже имелся очаг с котелком, запасом дров и угольных брикетов. Вся эта экзотика первобытных времен плюс колодец, пробитый до подземного потока, теперь пригодилась — пещера стала опорным пунктом на пути из Западного Предела к Никелю. В юности Марк не раз здесь бывал и помнил, что на полках и в холодильных камерах у задней стены пещеры хранились батареи, фонари, походное снаряжение и контейнеры с продуктами. Но сейчас этот склад опустел; вероятно, все вывезли в рудничные поселки.

Заварив в котелке собранный по дороге мох, путники съели по плитке сухого рациона, добавив к ним горьковатый, пахнущий дымом напиток. Марк не пробовал этот чай тхаров девять лет; его вкус будил воспоминания о мирных временах, об охотничьих экспедициях с отцом, о наездах его друзей, когда их дом в Ибаньесе оглашался громовым рыком Птурса, а вечерами вождь Светлая Вода уходил с Марком в лес, разжигал костер и, глядя на пляшущее пламя, рассказывал чудесные истории. Марк помнил их до сих пор, особенно одну, о планете метаморфов, чьи тела текли подобно воде, принимая любую форму. Кро Лайтвотер утверждал, что почти в любой галактической цивилизации есть разведчики этой расы и что они, случается, укорачивают слишком ретивых и подрезают когти слишком хищным. Марк тогда спросил: возможно, метаморфы и есть Владыки Пустоты, древние даскины? Но Вождь покачал головой и принялся объяснять, что даскины правили в Галактике так давно, что ни одна из современных рас контактов с ними не имела — кроме, быть может, лончаков. Но они крепко хранят свои тайны.

Еще рассказывал Вождь о другом, о годах, проведенных на Данвейте, когда они с отцом и Птурсом служили у лоона эо. Он говорил о сказочных замках из хрусталя и серебра, о почти разумных кораблях-бейри, в которых летали патрульные, о сервах — разумных без всяких «почти», о гигантских транспортах с товарами и огромных космических цитаделях, о битвах, штурмах и погонях, о жарких молниях, что извергали эмиттеры дроми. Временами Кро Лайтвотер закрывал глаза и принимался петь, но то были странные песни — в них звучали только имена людей, а припев был один: погиб, погиб, погиб… Тысячи имен, тысячи погибших, сгоревших в своих кораблях, павших в атаках на крепости дроми или при защите торговых караванов… Эти песни Вождь называл песнями памяти и говорил, что такова традиция навахо: вспоминать имена погибших воинов, чтобы порадовать их души.