Она с досадой покачала головой, но, к огромному облегчению воина, все-таки развернулась и ловко соскочила с ограждения.
- Что случилось? Как ты меня нашел?
- Таррэн отправил. А нашел просто - по следу.
- Врешь, у меня его нет.
- Есть, - тихо возразил бывший наемник, отводя глаза. - Я его чувствую. Поэтому Таррэн отправил именно меня.
Белка заметно нахмурилась.
- И давно это с тобой?
- С самого Посвящения. Но я не знаю, как это вышло.
"Зато я знаю", - мельком подумала она, но почему-то промолчала.
Стрегон неловко помялся. Он вообще не знал, почему вдруг начал ощущать ее присутствие. Что-то словно звало его вперед, заставляло куда-то идти, к чему-то стремиться, спешить. Например, как сегодня, всего полчаса назад, когда лорд Таррэн велел найти и незаметно побыть рядом со своей опасной парой, чтобы она не вздумала рыскать по всему Дворцу в поисках еще одной дирсы. Повинуясь приказу, Стрегон немедленно пошел. Правда, сам еще не зная, где будет ее искать. Шел действительно будто по следу - быстро и уверенно, словно ведомый невидимой нитью. А в итоге пришел сюда. И теперь стоял, растерянный и ошеломленный, неожиданно подтвердив свои самые невероятные догадки, но совершенно не зная, что ему делать дальше.
- Присядь, - вздохнула Белка, поняв, что внятного объяснения не дождется. - Раз уж пришел, гнать обратно не буду. Нарвешься еще на кого.
Стрегон хотел было возразить, что не нарвется, но волк внутри него глухо рыкнул, намекая на то, что в этом случае Вожак их обоих турнет пинком под зад. Поэтому он смолчал, а затем послушно подошел, прислонился к перилам спиной. И, чтобы не смотреть на своего нового Вожака прямо, уставился на собственные сапоги, в которых, надо сказать, не было ничего интересного.
- Как там ушастые? - тихо спросила Белка, когда молчание откровенно затянулось. - Еще вопят? Ищут кого?
- Нет. Угомонились, - односложно отозвался он.
- Дирса была одна. Второй я не учуяла.
- Я тоже. Но Нэш считает, что будут другие.
- Нэш всегда был осторожным.
"А ты - нет", - подумал про себя Стрегон, но вслух сказал другое:
- Почему ты ушла? Из-за дирсы?
- Просто надоело, - пожала плечами Гончая. - Ушастых много, шуму еще больше... не дают нормально прислушаться. А здесь тихо. Можно спокойно поразмыслить над тем, почему эта тварюга на меня не отреагировала.
- Да, я тоже заметил, что с ней что-то не так, - согласился он и умолк.
- Что, тяжко? - быстро покосилась Гончая.
- Временами, - хрипло ответил Стрегон, имея в виду свою вторую половину.
- Рвется на волю?
- Иногда. Особенно ночью.
- Ничего. Скоро привыкнешь.
Стрегон снова промолчал, упорно изучая рисунок на полу.
Волк из него, как признавали даже Золотые, получился на редкость крупным, мощным и крайне свирепым. Таких, как говорят, среди перевертышей еще не рождалось. Но, с другой стороны, раньше эльфы не привлекали в Охотники полукровок, так что, быть может, дело объяснялось именно происхождением. Как и его закрытость от стаи, которую он мог менять по собственному желанию, необычная сила, потрясающая обучаемость, излишняя вспыльчивость, которую он лишь недавно научился хоть как-то обуздывать. А также белая шкура, почти человеческие глаза и, конечно же, абсолютная нетерпимость чужих приказов.
Лакр, ехидно посмеиваясь, частенько намекал побратиму, что это, дескать, прошлые заслуги в Братстве на нем сказались. Мол, привык быть вожаком. Во всем. От слова до дела. Вот и здесь оно наружу вылезло, так что нечего на зеркало пенять. Но Стрегон чувствовал, что в словах рыжего была лишь доля правды, весьма небольшая и крайне сомнительная. А в действительности с ним происходило нечто очень странное. Потому что волк внутри него оказался необъяснимо разумен. На редкость силен, упрям и почему-то с самых первых минут своей жизни настойчиво пытался одержать верх. Неистово стремился на волю. Куда-то рвался, спешил, безумно злился. Более того, какое-то время назад бывшему полуэльфу даже показалось, что свирепый зверь вполне осознанно старается его уничтожить.
Он говорил на эту тему со своими новыми братьями. Не раз беседовал с Владыками, со Старшими, даже с Широм. Много размышлял. Во многом сомневался. Однако почти все перевертыши в голос утверждали, что внутренний волк у них был, хоть и силен, но все же достаточно мудр, чтобы понимать, что без человека не проживет и дня. Они нашли способ договориться со своими зверьми, как-то поладили, смирились с его присутствием. А Шир припомнил, что и сам когда-то испытывал похожие трудности. Но даже в самый черный день его зверь не пытался убить в себе человека. Тогда как со Стрегоном возникла неожиданная проблема: его волк все никак не желал смиряться, упорно не шел на компромиссы, оставался непримиримым и настойчиво рвался на волю, словно не понимал, что не может быть один. Даже более того: в самый первый миг Обращения, когда сознание наемника вдруг раздвоилось, а перед глазами промелькнули видения кровавой охоты, человек, ошеломленный болью и растерянный таким резким переходом к совершенно иному состоянию, едва не потерял себя. С огромным трудом он удержал память о том, что было раньше. С немалым усилием вспомнил о Братстве, Проклятом Лесе, его Хозяине и... конечно же, о Белке.
Стрегон даже полагал, что именно память о ней помогла ему выдержать и не поддаться звериным инстинктам. Именно она удержал его от окончательного распада, не позволив раствориться в чужом сознании, и дала силы выдержать первый, самый страшный удар неожиданно проснувшегося зверя. Эта память спасла ему жизнь. Подарила ту единственную опору, в которой он в самый первый миг так остро нуждался. Она же стойко хранила его на протяжении долгих недель, когда точно такие же атаки повторялись с неимоверной силой и завидным постоянством. Когда взбешенный неудачами волк раз за разом пробовал человека на прочность. Когда с воем откатывался назад. Когда неистово пытался вырваться на волю. Когда ревел от ярости и с лютым рыком набрасывался снова, требуя свободы.
Однако Стрегон выдержал. Сам не зная, как, но выдержал этот трудный бой. А за прошедшие годы даже научился ладить со своей второй половинкой, хотя до сих пор не мог с уверенностью заявить, что нашел, наконец, с ней общий язык. Скорее, было похоже на то, что свирепый хищник на время смирился со своим унизительным положением. Признал в человеке какую-то силу. Однако стоило дать малейшую слабину, как он немедленно забывал обо всем и с рычанием набрасывался на клетку чужого разума, в которой неожиданно оказался.
Пока Стрегону везло. Всякий раз после охоты он находил обратную дорогу и с трудом, но все-таки возвращался в прежнее тело. Однако сколько это будет продолжаться, он не знал. И не знал, как долго сможет противиться безудержному зову своего второго "я". Потому что зверь внутри него все еще рос, набирал силу. Вроде пять лет прошло, и этот процесс должен был, по заверениям Шира, замедлиться. Но этого почему-то не случилось, и Стрегон отчетливо понимал, что волк с каждым днем становится чуточку сильнее. С каждой ночью все увереннее поднимается на лапы, все требовательнее подходит к опасной границе трансформации. И, в то же время, он вдруг начал меняться. Стал незаметно изучать окружающий мир, глядя на него глазами человека. Делал выводы. Набирался опыта. И, соответственно, становился все более опасным.
За последние месяцы Стрегон не раз ощущал в себе его присутствие даже среди бела дня. Не раз слышал внутри раздраженный или недовольный рык. Незаметно вздрагивал от ощущения знакомого зуда в покрасневших деснах. И, с холодком чувствуя, что хитрая бестия просто избрала другую тактику, поспешно ронял взор в пол, когда оказывалось, что она подкралась слишком близко и уже глядит наружу через его пожелтевшие зрачки.
Вот и сегодня, в зале, он едва не перекинулся. Затем зачем-то брякнул Таррэну про свое чутье. Затем, с трудом скрывая непонятную, какую-то НЕсвою радость, кинулся выполнять его приказ. Вернее, они оба кинулись, вместе с ликующе взревевшим волком. А вскоре, безошибочно отыскав едва заметный след, Стрегон пришел на этот утес. Пришел с нетерпением, со смутной надеждой и в бесконечных сомнениях. Не слишком понимая, почему, вопреки рассказам побратимов, стоит рядом и совершенно не чувствует того, что должен был испытывать, находясь рядом с неумолимым, раздраженным, откровенно недовольным Вожаком.