Я была рада, что приняла его предложение. Вид здесь был великолепный. Скала оказалась настолько высокой, что позволяла взглянуть поверх дома на лощину, где раскинулся луг. С этого места сосны по периметру походили на воронку, что конусом уходила к дороге. Я различила, как вдали зеленая линия превращается в серую и исчезает в направлении Принстауна.

Веселый ручей, что падал в старый карьер, остался слева, и я пробежалась глазами по его руслу. По небольшому склону он спускался среди мха и кустарника, а вдалеке виднелись кусты утесника и гранитные вершины холмов.

Я повернулась, чтобы охватить всю панораму взглядом, и почувствовала, как уголки губ поползли вверх.

— А вы здесь достаточно защищены?

Принц растянул губы в обычной хитроватой улыбке, присел на корточки и водил рукой по земле, пока его пальцы не сомкнулись вокруг чего-то. Я увидела небольшой камень, который он запустил в сторону ближайшего холма.

Внезапно камень замер в воздухе, а потом упал на землю. Одно­временно послышался жуткий треск, и в тот же момент проявился огромный купол щита. В месте удара камня поверхность его была треснувшей, разбитой на осколки, разделенные чем-то похожим на ярко-синие молнии, которые постепенно выгорали, бледнели и, казалось, заживали. Я смотрела, как края, что тянулись как раз над карьером, быстро исчезают, и замерла, пораженная тем, как хорошо все было организовано. Массивные защитные щиты, которые без разрешения не пропускали ничего, кроме основных элементов, — это тоже было в стиле Атенеа.

Когда щит снова стал невидимым, я облокотилась на ограждение, размышляя, как же снова вернуть разговор к Аманде. Эта история интриговала: они отлично все провернули, и рассказ принца стал для меня откровением. Но, оглядываясь назад, я понимала, что в этом был смысл. Они никогда не выглядели уж очень влюбленными.

— Так, значит, ваш с Амандой разрыв не был такой трагедией,­ как об этом писали в газетах?

Он выглядел удивленным, что я вернулась к этой теме.

— По сути, да. Строго говоря, инициатором разрыва был я, но мы остались в хороших отношениях. Она знала, что я хотел поехать в Англию, и, думаю, тоже была готова двигаться дальше. Мы остались друзьями. Просто друзьями. — Он опять покраснел, хотя на этот раз глаза остались голубыми.

Слева от дома на высоту скалы взлетел канюк, и я принялась разглядывать его коричневое оперение, стараясь не выдать, насколько меня интересовал ответ на следующий вопрос:

— Ваше Высочество, почему вы все это мне рассказываете?

Я услышала, как он выдохнул.

— Помнишь, я говорил, что хочу общаться на равных? Я не хотел, чтобы ты была обманута, как все остальные.

В отличие от случая в машине, на этот раз мне было по-настоящему лестно. Принц, похоже, стыдился этого эпизода своей жизни, ему было однозначно неловко рассказывать о таком, но он сделал это, несмотря ни на что.

— Спасибо, — пробормотала я, пытаясь выразить то, что рада такому откровению, что мое мнение о нем не стало хуже и что я ему благодарна.

— За что?

— Просто спасибо.

Мне на нос упала капля воды, следующая очутилась на ладони, а когда я запрокинула голову, еще несколько капель тут же оказались на моем лице.

— Начинается дождь, — пробормотала я, — не пора ли нам вернуться?

— Да. Да, думаю, пора, — ответил принц со вздохом.

Я сел в ближайшее к камину кресло, наблюдая за тем, как дядя ставит стакан бренди и любистка на деревянный стол возле стула с очень прямой спинкой. Привычка пить этот согревающий напиток зимой появилась у него еще в молодости, когда он путешествовал вблизи Девона, и дядя клялся, что он «улучшает пищеварение». Мне казалось, что если бы с Девоном можно было ассоциировать какой-то вкус, то это был бы вкус именно этого напитка.

Отэмн удалилась немного раньше под предлогом, что ей нужно закончить какое-то домашнее задание. Я знал, что мне следовало бы сделать то же самое, но никак не мог найти нужную мотивацию. Ее самоотверженность никак не сочеталась с плохой посещаемостью школы, которую заметили и я, и уж наверняка ее родители.

Дядя развернул газету. Как всегда, бoльшую часть первой полосы занимала фотография Виолетты Ли и заголовок статьи о ней. Шок еще не прошел, да и не пройдет, как мне кажется, пока ситуация не разрешится. Моя тетя, которая читала через плечо дяди, прищелкнула языком и пробормотала что-то нелестное о вампирах.

Я нахмурился, а Лизбет и Элфи посмотрели заинтересованно.

Тетя обошла вокруг стола и села напротив меня.

— Вампиры издали запрет на передачу СМИ информации по делу. Все, что газеты могут печатать, так это то, что Совет вампиров отказывается вступать в переговоры с любыми представителями британского правительства.

Элфи встал и пошел к бару, чтобы налить себе портвейна.

— Запрет на передачу информации — это, по сути, запрет на публикацию. Ради всего святого, зачем им это?

— Вот именно, — сказал дядя, сворачивая газету. — Зачем?

— Ты думаешь, что-то произошло? — спросил Элфи, стоя спиной к нам.

— Скорее всего.

Дядя бросил сложенную газету в камин, и пламя жадно заурчало, пожирая бумагу, дырявя листы, делая их похожими на пчелиные соты. Всего за несколько секунд лицо Виолетты Ли превратилось в пепел.

— Единственное, что меня радует, так это то, что мы не при дворе. Пропущенные встречи Совета можно считать справедливой платой за отсутствие накаленной обстановки, которую создает вся эта история.

Он потянулся через стол, взял тетю за руку и сжал ее, лицо его стало умиротворенным. В глубине, подальше от тепла камина, сидели Элфи и Лизбет и тихонько болтали. Я отвел взгляд. Жизнь без девушки еще не стала для меня привычной.

Через время тетя высвободила руку и потянулась за чашкой чая.

— Отэмн Роуз выглядит взрослой и хорошо воспитанной.

Я понимал, что тетя хочет развеять мрачную атмосферу, что повисла в воздухе, но одновременно моей семье не терпелось поговорить о герцогине — хотя то, что следовало бы, мы обсудить не могли. Только не в присутствии Лизбет. В таком де­ликатном деле слишком рискованно было пользоваться даже телепатией.

Дядя отхлебнул бренди и посмотрел на меня поверх покрытого разноцветными крапинками стакана. Его глаза светились.

— И такой же красивой, как мы ожидали.

— И такой же богатой, — выглянул Элфи из-за стола.

Лизбет игриво ударила его по руке.

— Буду знать, что привлекает тебя в женщинах.

Было слишком темно, чтобы рассмотреть выражение лица Элфи, но он стащил ее с места, усадил к себе на колени, обнял и принялся нашептывать на ухо всякие нежности. Даже если бы я не знал своего двоюродного брата так хорошо, и то мог бы сказать, что он влюблен до безумия, — и надеялся, что девушка отвечает ему взаимностью.

Дядя демонстративно смотрел на меня, слегка улыбаясь. Я делал вид, что не замечаю этого. Наконец мне на помощь пришла Лизбет.

— Я слышала, что даже ребенком она была очень похожа на свою бабушку.

Дядя вытянул шею, чтобы посмотреть в ее сторону, вернулся назад и поставил стакан.

— О да, я был шокирован, когда она вошла. Вылитая копия покойной герцогини.

— Бедняжка, за ужином она почти ни к чему не притронулась, — вздохнула тетя. — Я не думаю, что ее мать веганка, наверное, дома она не очень хорошо питается. А в школе она много ест? — спросила она, обращаясь ко мне.

— Не думаю.

Поразмыслив, я не смог вспомнить ни одного раза, когда бы видел ее за едой: казалось, она только пила кофе.

— Возможно, тебе следует быть более внимательным к ней, — осторожно сказала тетя, но так тихо, чтобы Элфи и, главное, Лизбет, ничего не услышали. — После всего, что ты нам рассказал… — Она умолкла, но продолжать и не было необхо­димости.

Я кивнул, но внутренне все же был уверен, что Отэмн справлялась лучше, чем я мог надеяться. Она поддерживала разговор и даже смеялась, что было неимоверным улучшением по сравнению с предыдущими неделями. Но мне очень хотелось, чтобы она подпустила меня ближе хотя бы немного, в идеале — к своим мыслям. Было неимоверно грубым биться о барьеры чу­жого сознания, но даже с этой мыслью я не мог остановить свое сознание от подъема вверх, в поисках нее. Как всегда, найти ее не составило труда — казалось, она оставляла за собой след своей ноши, куда бы ни шла. Меня встретила бетонная стена.