Он растянул губы в мрачной улыбке.

— Да. Это происходило как раз в то время, когда ваш отец устроил свою маленькую революцию. Он хотел поступать в человеческий университет, пойти работать в банковскую сферу и все такое. Ваша бабушка подумала, что попытки заставить его жениться на Сейдж только усилят сопротивление, и решила подождать, надеясь со временем уговорить его. Когда же он женился на человеке, мы уже почти собирались возобновлять договоренности о браке между моим отцом и вашей бабушкой. Но она настаивала и не сдавалась. Она не оставляла ваших родителей все годы лечения от бесплодия и последующих ИКСИ и ЭКО[11]. Вы не можете себе представить, с каким облегчением вздохнули моя семья и все королевство, когда на свет появились вы. Просто не можете себе представить.

Он провел рукой по лицу еще более драматичным жестом, чем это всегда делал Фэллон, когда нервничал или был шокирован.

Я откинулась на изогнутую спинку стула, осознавая всю информацию, включая последние несколько фраз, о чем знала и раньше. Эдмунд терпеливо ждал, шевельнувшись, только чтобы указательным пальцем пригвоздить фотографию к столу, когда ветер попытался унести ее.

— Значит, когда ты раньше сказал, что помнишь меня… — начала я осторожно.

Он медленно кивнул.

— Когда вы впервые прибыли ко двору, вам было четыре года и вместе с бабушкой вы останавливались не в своих апартаментах во дворце или на одной из ваших вилл в Атенеа, а у нас. Бoльшую часть первой недели вы плакали, просились домой и не давали всем нам спать. Ох и непросто нам было с нашей-то посменной работой!

Я открыла и закрыла рот, хотя мои губы остались приоткрытыми в полной сожаления улыбке. Это было очень похоже на меня маленькую — хотя я и не помнила таких событий. Я по­пыталась вспомнить хоть что-то из того, что было со мной в пе­риод жизни с родителями, — до того, как в шесть лет я отправилась учиться в Сент-Сапфаер. Мне говорили, что я ходила в подготовительную школу вместе с Кристи и Тэмми, пока обозленные родители других детей не заставили забрать меня оттуда. Но когда я пыталась вспомнить их лица, у меня ничего не получалось. Этот рассказ стал еще одним металлическим куском этой серой мозаики.

— Я, кажется, припоминаю, как в восемь и десять лет вы часто убегали и прятались с детьми Атенеа, чтобы бабушка не увозила вас домой. Однажды королева обнаружила вас с Фэллоном и Чаки в кладовке. Вы, очевидно, загнали их в угол, догоняя, чтобы поцеловать на прощание.

Меня смущал уже сам неприглядный оттенок красного, в который окрасились мои щеки после этой истории. Я тут же спрятала лицо в ладонях. Эдмунд засмеялся.

— Но почему я не помню твоего участия во всех этих событиях? — буркнула я сквозь пальцы, чтобы перебить его.

Это сработало.

— Преимущественно потому, что чем взрослее вы становились, тем важнее для вас было интегрироваться в общество. А мы ведь работаем в тени. А значит, мы все меньше видели вас обеих.

— А Атенеа? Они знают об этой связи между нами?

Я немного развела пальцы, чтобы наблюдать за ним. Он едва заметно нахмурился.

— Старшее поколение точно знает. Подозреваю, что Фэллон не в курсе. Но когда на прошлой неделе составлялся план нашего приезда сюда, беспокойства касательно того, что Алиа или я можем быть… — он замолчал и сильнее нахмурился, — некомпетентны в силу своих эмоций… — после паузы его взгляд упал на стол, — в связи с вашим присутствием, высказано не было. А потому я предполагаю, что те, кто все-таки знает, или забыли, или считают это несущественным.

— Некомпетентны в силу своих эмоций?

— Да. Поправляя сказанное вами раньше, я не просто обслуживающий персонал. Я чуть не стал вашим дядей.

Когда он сказал это, вся история приобрела совсем другое ­значение. Он не просто чуть не стал наследником. Он чуть не стал родственником. Про себя я отметила, что нужно будет поискать официальные записи о регистрации браков в библиотеке Барратора, чтобы проверить то, что он рассказал. Потому что если это действительно было правдой, то в их лице я приобретала союзников.

Его глаза закрылись, и он наклонил голову в сторону выхода.

— Вам пора идти.

Я неохотно толкнула ему фотографию.

— Оставьте себе. — Эдмунд поднялся, выпрямившись во весь свой огромный рост, и сделал шаг в сторону, но потом передумал и снова подошел ко мне. — Знаете, вы ведь не изгнанник. При дворе многие будут рады вашему возвращению, особенно когда вам исполнится шестнадцать и вы сможете занять свое место в Совете. — А потом, к моему полнейшему замешательству, он наклонился и поцеловал меня в макушку, положив правую руку на мою щеку, к которой прилипли мокрые кудряшки. — Поэтому отпустите свое прошлое и научитесь принимать решения, маленькая почти племянница. — Он погрозил мне пальцем. — Но сначала марш переодеваться, пока вы не успели простыть!

Он ушел. Когда я подошла к выходу и стала открывать дверь, по моему лицу скользнула улыбка и я начала тихо, почти беззвучно смеяться. Когда меня впервые привезли в Девон после смерти бабушки, я сидела на окне своей спальни и, глядя на пустынный сад, мечтала о том, что какой-то неизвестный мне, забытый дальний сейджеанский родственник приедет и восстановит мою жизнь, избавит меня от этого горя… и это станет концом моего бесконечного одиночества. Теперь, когда я стала старше, я понимала всю абсурдность тех мыслей, но это… это было почти так же здорово.

А потом… потом я почувствовала себя счастливой. Я была в мире с событиями этого дня. Ведь без них у меня не было бы необходимости давать никаких объяснений, не нужно было бы бежать, и Эдмунд не последовал бы за мной.

Но я отказывалась жалеть мужчину, которого убила. Жаль мне было только Нейтана и судьбу, которую он себе выбрал. Печальное выражение его лица, его немой ответ на то неверие, которое читалось в моих чертах, — все это не оставляло меня. Оно крепко за меня цеплялось. Поэтому я знала, что Эдмунд не прав: для меня не все было потеряно, во мне осталось еще достаточно крови, тканей и мышц, чтобы бороться дальше.

Нейтана Райла мне было жаль, потому что его невинная человеческая сущность была безжалостно и бессмысленно убита.

Многое изменилось после этого дня.

Я осталась в Барраторе до четверга, пока домой не вернулись мои родители. К тому времени вокруг нашего дома уже была установлена охрана, и Эдмунд решился сесть за один стол с моими родителями. Его задача была объяснить им, почему над нашим участком земли возник защитный щит, который будет отмечать любое «несанкционированное» проникновение на территорию, а также почему несколько членов Атан Ку-ди — которые обычно занимались исключительно безопасностью Атенеа и их ближайшего окружения, — были готовы прийти на помощь в любую минуту, если возникнет необходимость. Мама стала довольно активно возражать, и я с восхищением наблюдала за тем, как Эдмунд сообщил ей, что, будь его воля, мер безопасности было бы еще больше. Что ж до папы, то если он и узнал этого массивного гиганта или вспомнил его фамилию, то виду не подал.

Очень скоро я привыкла к новому и приятному распорядку. Начало недели я проводила у Фэллона, в четверг возвращалась домой, чтобы провести время «в семейном кругу», а на выходные снова уезжала в Барратор. Следовательно, работу мне приходилось пропускать, но это было небольшой потерей: атмо­сфера в кафе стала совершенно невыносимой, а папа тайком от мамы начал понемногу давать мне деньги. Тратиться на автобус мне не приходилось, потому что Фэллон и Эдмунд регулярно ­меня подвозили, а потому в четверг я полетела в город и ку­пила себе новую пару туфель для школы. Модель я выбрала непривычную для себя: они были со шнуровкой и на невысоких тонких каблуках. В туфлях я не чувствовала себя такой уж низенькой. Я дефилировала в них по комнате, привыкая ходить на каб­луках, регулируя шнуровку и примеряя их с разными нарядами. Они казались мне слишком красивыми для школы. Я очень нервничала, когда первый раз обула их в Кейбл, хоть раньше и носила туфли на каблуках с бальными платьями. Фэллону они понравились.