– В этом нет необходимости.

Люция ненадолго задумалась.

– Вы думаете, я опасна? – спросила принцесса через какое-то время.

– Я думаю, что ваше появление было неизбежно, – ответил Заэлис.

Казалось, она поняла его, но почему тогда насторожилась?

– Идет мама, – пробормотала девочка. И почти одновременно все вороны взлетели с хриплыми криками, плавно махая черными крыльями.

Спустя несколько мгновений, в поле зрения показалась императрица в сопровождении Зана ту Икэти. Анаис посмотрела на поднявшихся в вечернее пылающее небо воронов, но на ее лице не отразилось никаких чувств. Люция вместе с Заэлисом приблизилась к ним.

– Зан ту Икэти, позвольте представить вам мою дочь Люцию, – сказала императрица.

Но едва ли кто-то из них двоих услышал слова Анаис. Зан и Люция уставились друг на друга с изумлением. Императрица и Заэлис обменялись озадаченными взглядами. А затем глаза Люции наполнились слезами. Девочка бросилась к вельможе и схватилась ручонками за его пояс, уткнув голову прямо ему в живот.

– Люция! – воскликнула императрица.

Зан провел рукой по белокурым волосам наследницы императрицы, и в его глазах появилось замешательство. Принцесса внезапно отстранилась, еще раз пристально посмотрела на него сквозь слезы и, повернувшись, скрылась в зеленой листве сада.

Все трое еще какое-то время стояли, онемев. Первой пришла в себя Анаис.

– Зан, не могу даже подобрать слова, чтобы извиниться перед вами. Она никогда…

– Все в порядке, Анаис, – задумчиво, словно мысли его витали где-то далеко, произнес Зан. – Все хорошо. Думаю, мне лучше уйти. Я, кажется, расстроил наследницу.

Не дожидаясь ответа, Зан повернулся и медленно пошел к выходу. Анаис двинулась следом, оставив Заэлиса одного. Учитель отступил в беседку и опустился на скамью.

– Так, так, так, – бормотал он, и странная улыбка освещала его морщинистое лицо.

Азара убила еще раз, уже в Хайме.

Риск был ничем не оправдан, она не нуждалась в подпитке, но ей хотелось развлечься. В этой унылой деревушке для скучающей девушки не нашлось иной забавы. На этот раз она выбрала мужчину. Азара не испытывала уважения к мужскому полу и надеялась, что ее не будут мучить угрызения совести.

Жертва, пьяница и дебошир, считал темную короткую дорогу от трактира до своего дома полностью безопасной. Азара сумела доказать обратное.

Затем, спрятав тело в горах, она возвратилась к себе. Азара не боялась, что ее поймают. На теле не осталось никаких следов, которые указали бы на нее как на убийцу. Пьяница просто заблудился по пути домой и замерз. Или, возможно, сердце остановилось, не выдержав того количества спиртного, которое он в тот вечер залил в себя в трактире. Все деревенские жители знали о его невоздержанности.

Азара сидела в комнате одна. С самого начала путешествия она предпочла одиночество. С тех пор ничего не изменилось.

Обстановка комнаты на постоялом дворе не отличалась излишествами, как и все остальное в Хайме. В центре стояла широкая кровать, застеленная старыми шерстяными одеялами, побитыми молью. На стене у окна висел фонарь; по голому, дощатому полу гуляли сквозняки. Холодные ветры гор, ворковавшие снаружи, врывались через щели в стенах, леденя тело. Фонарь не горел, но Азару это совершенно не волновало. Она, словно кошка, видела ночью так же хорошо, как и днем. Девушка вслушивалась в ночные звуки, в треск и скрежет, которыми отдавались хлипкие стены постоялого двора, когда по ним хлестал порывистый ветер.

Блаженство от подпитки было скоротечным, и когда оно оставило ее, Азара загрустила. Она сидела, скрестив ноги, на невзрачной кровати и смотрела в пустой угол. Одна, всегда одна. По-другому не получалось. Даже среди искаженных Азара не находила родственной души. Она была отражением, шифром без ключа, никем.

Не осталось никаких детских воспоминаний. Когда-то Азара сокрушалась, что не могла видеть себя в момент рождения. Ей казалось, что если бы удалось рассмотреть свое первое лицо, пусть сплющенное, сморщенное и красное, как у всех новорожденных, тогда бы она следовала какой-то установившейся линии, искала в своих жертвах сходство. Но этого не случилось. И теперь исправить что-то представлялось уже невозможным.

Мать умерла, так и не выносив младенца. Когда-то, очень давно, Азара разыскала место, где родилась. Там ей рассказали о женщине, которая забеременев, стала чахнуть и через три месяца скончалась. Но живот несчастной оказался столь велик, что врачи деревни разрезали его и нашли внутри живого, полностью развившегося ребенка. Азара не сомневалась, что это рассказывали про нее. Она высосала мать изнутри досуха.

Что случилось с ребенком, никто не знал. Возможно, его отдали приемным родителям или он умер в младенчестве. Было совершенно невозможно проследить свой собственный путь, поскольку в каждом новом месте она становилась другой.

Азара помнила нескольких матерей и отцов – приемных родителей, которые воспитывали ее.

С детским рвением она подсознательно изменяла себя, день за днем, представляясь в глазах новых родителей совершенным ребенком. Девочка околдовывала их, выполняя все их сокровенные желания. Но всегда, рано или поздно, наставало время уходить. Так бывало, когда кто-то из родственников замечал кардинальные изменения внешности, проходившие мимо внимания родителей, но бросавшиеся в глаза тем, кто встречал девочку довольно редко. Или когда Азара увлекалась, и тяга к переменам требовала слишком многих жизней. Или когда люди из любопытства начинали интересоваться, откуда девочка прибыла. Это значило, что нужно идти дальше, оставляя после себя только память о любопытной болезни, известной как Спящая смерть, разящей наугад и не оставлявшей на телах жертв никаких следов. Жизнь как будто просто покидала бренное тело.

Азара быстро росла. Когда ей исполнилось шесть лет, у девочки появилось страстное желание изменить внешность. И инстинкт подсказал, как удовлетворить его. Знание пришло изнутри – так младенцы умеют сосать грудь, а подростки целоваться. Азара была умна и осторожна и не боялась попасться, хотя бывали случаи, когда она увлекалась. В юном возрасте желание подпитки мучило больше, потому что она росла так же быстро, как менялась. К тринадцати годам Азара имела тело и разум восемнадцатилетней девушки. В те годы она впитывала вместе с душами несчастных их опыт, знания и силу, обогащающие ее тело. Но эта способность ушла вместе с детством. Для Азары наступил новый период становления.

Неестественно быстрое развитие вынуждало к частой смене мест. Жизнь преподавала жестокие уроки. Но Азара была хорошей ученицей, поэтому избежала участи многих себе подобных. Она чуралась ткачей и сторонилась окружающих до тех пор, пока не овладела искусством мастерски изменять внешность.

Время шло, и сердце ожесточалось, а в душе накапливалась обида на весь мир. Девушка искала свидетельства своей прошлой жизни, но те фрагменты, которые удавалось найти, не давали ответа на мучившие ее вопросы. В конце концов Азара прекратила поиски. И все же чувство неудовлетворенности оставалось даже теперь, когда ей исполнилось восемьдесят лет. В ней не было сердцевины, внутреннего содержания. Она превратилась в зеркало, отражающее представления других людей о красоте, но под этим отражением ничего не было. Пустота, которая впитывала жизнь и никогда не заполнялась. Азара была объемным изображением, паразитом… всем, чем угодно, только не человеком.

Время предоставило ей возможность не раз измениться, и внутри и снаружи. Она несколько лет жила в образе мужчины, пока не поняла, что это ей не подходит.

Азара не раз пыталась бороться со своим желанием подпитки, но так и не смогла убедить себя в ценности жизни простых людей, которых сравнивала с рогатым скотом, но еще менее предсказуемым, чем волы и коровы. Остальные представляли для Азары опасность. Ткачи и знать могли выследить ее и убить, видя в ней угрозу. И хотя иногда она все еще испытывала что-то похожее на чувство вины и сожаления, но эти чувства были сродни тем, что испытываешь, разбив красивую вазу.