— Мы пошлем им Хейвлока, — отвечал начальник полиции. — Хоть вы и превосходные заговорщики, но и нам вот уже несколько месяцев известно, что Индия готовится возобновить борьбу.

— Хейвлок! — воскликнул тхуг. — Что сделает ваш лучший генерал против тысяч фанатиков, которые надеются получить Сваргу, защищая веру своих предков?

— Этот человек прав, Уотсон, — заметил вице-король. — Если бы я в течение этих шести месяцев не был так слаб, чтобы следовать вашим советам о милосердии, то Декан, терроризованный казнями, не думал бы о восстании… Теперь поздно, и нам ничего не остается, как следовать советам Кишнайи. Только арест Нана-Сахиба и полное уничтожение общества Духов Вод могут спасти индо-британские владения.

— В добрый час, милорд! Ты верно понял положение: голова прочь — и организм становится бездеятельным.

— Каким образом ты доставишь нам Нана-Сахиба?

— Дислад-Хамед, ваш шпион…

— Как! Ты знаешь?

— Нет ничего неизвестного Духам Вод… Вашему шпиону, которого я прошлую ночь спас от наказания, заслуженного всеми изменниками, поручено передать о результате совещания жемедаров потомку навабов Дели и привести его с собой под предлогом, что нам необходимо посоветоваться вместе с ним о дальнейшем ходе дел. Он сегодня же ночью отправляется на Малабарский берег с моими инструкциями, и дней через десять Нана-Сахиб тайно прибудет в Биджапур… Как видите, план настолько искусно придуман, что ничего нельзя ждать, кроме успеха.

— А какую цену назначаешь ты за свое содействие? — спросил сэр Лоуренс.

— За поимку Нана-Сахиба — награду тростью с золотым набалдашником, какая дается раджам, а за поимку семи членов Тайного Совета — титул мирасдара с десятью тысячами райотов в придачу и не только мне, но всем моим потомкам мужского пола. Все Семь, в числе которых нахожусь и я, должны, разумеется, получить прощение в награду за уничтожение общества, и эта амнистия должна быть объявлена всей Индии, включая сюда Нана-Сахиба и четырех раджей Юга.

— Мы согласны, — отвечал сэр Джон Лоуренс после нескольких минут размышления, — с условием, что амнистией будет дарована жизнь Нана-Сахибу, но я буду иметь право, без нарушения данного слова, отправить его в Ботанибейскую колонию для преступников, которая находится в Австралии.

— Я прошу только пощадить жизнь Нана, дальше ты можешь делать с ним что хочешь. Я прошу также хранить в величайшей тайне все это дело. Я укажу вам в надлежащий момент место, где мы соберемся на совещание вместе с Нана-Сахибом, и ты наравне со всеми арестуешь нас. Когда я сделаюсь принцем, я не хочу, чтобы мое имя до скончания века считалось в Индии именем изменника.

Вся земля Индии принадлежит властителю, который разрешает пользоваться ею райотам, то есть земледельцам, за известную годовую плату. Когда раджи желали вознаградить своих любимцев, они давали им титул «мирасдара» и известное количество райотов — десять, двадцать, сто, тысячу.

Мирасдар платил радже определенную сумму за землю, которую обрабатывали райоты; все же, что получалось сверх этой суммы, принадлежало ему. Райоты не были рабами, приписанными к земле, и если находили требования мирасдара слишком тяжелыми, то могли отказаться от уплаты и идти жить в другое место. Но несчастным так трудно бывало отказаться от земли, которую с незапамятных времен обрабатывали их предки, и от дома, где они родились и где родились их дети, что они в большинстве случаев исполняли все требования мирасдаров.

Плата, установленная обычаем, составляла обычно десятую часть, отсюда «закон десятины», принесенный в Германию и Галлию нашими предками индоевропейцами. Английский крестьянин до сих пор еще живет под гнетом таких условий; он только пользуется доходами с земли, которую обрабатывает, и требования лордов, этих британских мирасдаров, бывают подчас таковы, что несчастному земледельцу приходится бросать землю, которую предки его обрабатывали в течение семи-восьми столетий.

Вот такого высокого положения мирасдара, или князя-землевладельца, добивался Кишнайя в награду за свою измену. Сэр Джон Лоуренс дал ему свое вице-королевское слово, что исполнит в точности все его условия, и тогда тхуг дал страшную клятву сдержать свои обещания.

— А брахматма, — спросил сэр Джон, — почему ты не просишь для него амнистии?

— Брахматма! — отвечал душитель со зловещей улыбкой. — Я сам пристрелю его.

В эту минуту одна из тяжелых портьер, сделанных из непальских ковров и скрывавших амбразуры окон зала глубиной в два метра сообразно той же толщине стен, слегка приподнялась, и оттуда выглянуло испещренное кабалистическими знаками лицо пандарома, который несколько минут тому назад продавал зерна сандала. Пандаром это окинул трех собеседников быстрым взглядом, сверкавшим мстительным огнем… Странное явление исчезло так же быстро, как и показалось, не обратив на себя внимание присутствующих. Сэр Джон Лоуренс не подозревал, что, заключая постыдный договор с душителем, он тем самым подписал свой смертный приговор…

КОГДА КИШНАЙЯ СОБИРАЛСЯ ПРОСТИТЬСЯ с вице-королем, последний обратился к Уотсону со словами:

— Теперь мне кажется бесполезным принимать падиала, нам не нужны больше его услуги.

— Попрошу твою милость не изменять ничего из того, что ты решил, — сказал тхуг, — мне важно знать, насколько я могу доверять этому человеку, скроет ли он от меня это посещение и сообщит ли тебе о поручении, данному ему.

— Хорошо! Стань за портьеру одного из окон; ты все услышишь.

Уотсон приказал ввести Дислад-Хамеда.

Негодяй стал осторожнее за последние двадцать четыре часа; страх убил в нем честолюбие, и он думал только о том, чтобы спасти свою жизнь. Все усилия поэтому старание он употребил на то, чтобы не скомпрометировать себя. Узнав, что вице-король хочет отправить его по следам Нана-Сахиба он прикинулся робким и униженным, удивляясь, что его признали годным для такого дела, которое требовало человека более способного, чем он; он согласился на это поручение только после формального приказа вице-короля, не проронив ни одного слова, которое могло бы заставить предположить, что ему поручено передать принцу результат совещания жемедаров. Он дал слово употребить все свои усилия, чтобы открыть убежище Нана, не рассчитывая, однако, на успех. Вице-король, принявший его только для формы, удовольствовался этим ответом и отпустил его.

Уотсон положительно не узнал человека, которому он в течение стольких лет давал самые опасные поручения.

— Вот, — сказал он сэру Лоуренсу, — как терроризует их всех мрачное общество Духов Вод.

Обернувшись затем в сторону портьеры, позади которой скрывался Кишнайя, он спросил с некоторым разочарованием:

— Ты, надеюсь, доволен испытанием?

Слова его остались без ответа.

Начальник полиции бросился к окну и поднял портьеру. Кишнайя исчез.

— Удивительно! — воскликнул вице-король. — Можно подумать, что это средневековой замок с потайными ходами, подвальными колодцами, пустотами в стенах!

— Все древние замки Индии таковы, милорд. Древние раджи заботились о том, чтобы выстроить себе жилище, где в каждой комнате можно было спрятаться, войти и выйти так, чтобы никто этого не видел. Ведя постоянную борьбу с конкурентами из своей собственной семьи, которые не останавливались ни перед ядом, ни перед кинжалом, они, — как, например, Дора-Адил-шах, — ели пищу, приготовляемую только их любимой женой, принудив ее попробовать сначала, и никогда не спали две ночи подряд в одной и той же комнате. Вот почему Адил-шах, предок Доры, приказал выстроить этот таинственный дворец, названный дворцом Семи Этажей. Говорят, будто даже самые близкие друзья шаха никогда не знали, на каком этаже находится их властитель, и он переходил с одного на другой по никому не известным коридорам, до сих пор еще не открытым. Заметьте, что кроме этого этажа, где мы теперь находимся, ни на одном не видно наружного входа и, чтобы проникнуть туда, нам пришлось бы разрушить стену в десять метров толщины! Можно судить по этому, какое количество потайных коридоров и убежищ находится внутри. Нет ничего удивительного после этого, если такой хитрый, упорный и ловкий человек, как Кишнайя, открыл один из потайных ходов в апартаментах вашей милости.