Вернув себе снова серьезный вид, Сердар продолжал:

— Лучший проект не тот, который влечет за собой меньше опасностей, а тот, который даст нам возможность скорее попасть в Пондишери.

— Браво! — крикнул Барнет. — Таково и мое мнение.

Сердар продолжал:

— Проект Нариндры будет и моим, если только мы сделаем в нем небольшое изменение; вместо того, чтобы идти ночью в Пуант-де-Галль поодиночке, предположив, что Сами и Рама не вызовут никакого подозрения своим присутствием, мы отправимся днем, под самым носом у сипаев. Нариндра, Боб и я спрячемся на дне хаудаха, тогда как Сами и Рама займут свои обычные места, — Рама на месте господина, Сами на шее как карнак. Нет повода предполагать, что солдаты вздумают осматривать хаудах внутри, и мы найдем, как говорит Нариндра, убежище у малабарцев… Но когда и каким образом уедем мы из Пуант-де-Галля, неторгового города, куда заходят одни пакетботы? Попасть на тот, который возит почту на Индостанский берег, весьма трудно из-за существующего там строгого надзора; попробовать, однако, можно, если уехавший вчера пакетбот вернется через месяц… Между тем необходимо, чтобы на всем юге революция через месяц была в полном разгаре и чтобы мы шли бы по Бенгальской дороге к Лакхнау и Хардвар-Сикри, куда нас зовут важные дела.

Голос Сердара при последних словах слегка понизился и внезапное волнение, которое он не в силах был сразу подавить, овладело им при мысли об антагонизме, который мог возникнуть между ним и Рамой-Модели по поводу майора Кемпбелла, которого индус считал убийцей своего отца. Он прекрасно знал, как велико в Индии почтение к отцу, и был уверен, что индус никогда не откажется от мести, чтобы не опозорить свою семью до третьего поколения. Вскоре, однако, он оправился и продолжал:

— Проект этот лучший из всех, имей мы только возможность предупредить об этом Шейх-Тоффеля, капитана «Дианы», которая крейсирует в Манарском заливе в ожидании нашего возвращения. Тем не менее мы вынуждены будем принять его… Я хотел бы остановиться на нем, если попытка, которую я решил предпринять, не приведет нас ни к какому результату. В этом отношении один только Рама может дать нам необходимые сведения, а потому я обращаюсь специально к нему.

— Я слушаю тебя, Сахиб.

— Все держатся того мнения, будто для выхода из этой долины существует всего только два прохода; мне же кажется невероятным, чтобы здесь не нашлось ни одного места, где бы решительный человек с помощью скал, деревьев, кустарников не мог забраться на самую вершину склонов, которые кончаются на той стороне утесами у самого моря. Что ты скажешь об этом?

— И я раз двадцать говорил себе то же самое, Сахиб, — отвечал Рама. — Я помню, что в детстве я часто карабкался по скалам, отыскивая гнезда горлиц, но не помню, чтобы мне когда-либо удавалось вскарабкаться на самую верхушку.

— Ты считаешь это невозможным?

— Нет! Утверждать ничего не могу, так как никто еще не пробовал этого. Та сторона, что обращена к морю, состоит из крутых и необитаемых утесов, а потому опасный подъем, который можно было бы сделать по уступам со стороны долины, не привел бы ни к чему.

— Да, но для нас это было бы спасением; стоит только выйти из долины, как начинается спуск к морю. Там среди кокосовых и пальмовых лесов, которыми покрыты склоны, мы могли бы, следуя вдоль берега, причем никто не подозревал бы нашего присутствия, добраться до Манарского залива, где нас ждет шхуна, и мы будем уже плыть в Пондишери, тогда как все будут думать, что мы еще в долине Трупов.

— Мысль у тебя чудесная, Сахиб, — сказал Рама после нескольких минут размышления. — Я также согласен с тобой, что нам следует немедленно отправиться на поиски места, откуда нам легче будет взобраться наверх.

— God bless me! Хорошо сказано! Идем сейчас… подымаемся… карабкаемся… черт возьми!.. Быстрота и натиск!.. Вот мое мнение… следуйте ему, оно превосходно! — воскликнул Барнет.

— Лучший способ действовать быстро, как советует генерал, — продолжал Рама, — это разделить между собой склон горы на участки, чтобы они отстояли на известном расстоянии один от другого. Каждый исследует свой участок, а затем вернется в назначенное для свидания место и сообщит о результате. Бояться заблудиться в этом случае нельзя, ибо все мы будем ходить взад и вперед у подошвы горы.

— Умно придумано, Рама, и нам теперь ничего больше не остается, как отправиться в путь. Но прежде всего, как ты говоришь, мы должны назначить место свидания, куда все должны вернуться сегодня вечером по крайней мере за час до захода солнца. Отдохнув хорошенько ночью, мы завтра утром снова двинемся на поиски.

— Расстояние, которое отделяет нас от склонов в сторону океана, не так велико, чтобы мы не могли оставить за собой этот грот, где мы всегда можем отдохнуть и расположиться поудобнее. Мы можем оставить в нем Ауджали, который будет несколько стеснять нас в наших поисках.

Предложение Рамы было принято единогласно, и Сердар, желая избавить Боба, отличавшегося плотным сложением, от слишком утомительной для него прогулки, которая вряд ли могла привести к какому-либо результату, выразил свое мнение, что Ауджали может сделать какую-нибудь ошибку или заблудиться в джунглях, преследуя, например, тигра, а потому он находит нужным, чтобы один из них согласился «пожертвовать» собой и остался со слоном.

Мысль эта была принята, и решили бросить жребий… Но как обычно бывает в таких случаях, судьба и здесь была снисходительна: жребий пал на Барнета, который великодушно заявил, что готов принести эту жертву для общего блага.

Но в глубине души он ликовал… Ему предоставлялась возможность целый день заниматься поварским искусством, сколько хочешь… Болото было недалеко, и на его долю наверняка достанется хотя бы несколько из тех чудесных уток, которых он хотел во что бы то ни стало попробовать: это желание упорно преследовало его, превратилось в настоящую болезнь… Недаром же, в самом деле, наслаждался он тогда целый час их чудесным ароматом! Он не был таким уж тонким гурманом, но как и все его соотечественники, отличался пылом и упорством как в больших, так и в малых вещах. Шло ли дело об утке или об игре жизнью в какой-нибудь экспедиции, он и в том, и в другом случае действовал с одинаковым увлечением, чтобы затем, когда его желание было удовлетворено, забыть навсегда даже о том, что его вызвало. В настоящее время, после стольких месяцев жизни, полной приключений, неслыханной усталости и безумного героизма, он чувствовал необходимость хотя бы в течение двадцати часов быть самому себе хозяином, пожить сибаритом в джунглях, ничего не делая, греясь на солнышке и наслаждаясь брахманской уткой… Чего вы хотите? И великие люди имеют свои слабости.

II

Экскурсия в долину Трупов. — Разведка. — Сердар один в лесу. — Мечты о прошлом. — Настороже. — Таинственные звуки. — Тревога. — В западне. — Напрасный призыв. — Кобры. — Ужасное положение. — Рассуждения Барнета. — Опять Ауджали. — Спасение.

СОВЕТ ДЛИЛСЯ НЕ БОЛЕЕ ДЕСЯТИ МИНУТ, и не успели джунгли проснуться при первых проблесках света, как четыре человека во главе с Сердаром направились по той же дороге, по которой они пришли накануне. Одного часа было достаточно, чтобы добраться до оконечности долины, ширина которой в этом месте не превышала трех километров; они скоро прошли это короткое расстояние и достигли подножия крутого подъема, который по ту сторону переходил в утесы, кончавшиеся у самого моря.

Долина, как мы уже говорили, тянулась с юга на север на протяжении пятнадцати-шестнадцати миль. По мнению Рамы, хорошо знакомого с этой местностью, найти проход можно было только в первой трети этого пространства, ибо две другие трети занимали крутые, почти отвесные скалы, совершенно лишенные растительности.

Сердар, который был лучшим ходоком в Индии, выбрал себе последние пять километров, а его товарищи разделили между собой остальное пространство.