— У нас теперь военное положение, и я не смею…

— Я читаю ваши мысли, — прервал его сэр Джон Лоуренс, — вы желаете получить отпуск на неделю, чтобы лично передать новость полковнику и леди Кемпбелл.

— Неделю! — воскликнул Эдуард, невольно вздрагивая. — О нет! Это слишком много, достаточно половины.

— Ваша рука дрожит, Кемпбелл, вы нездоровы?

— Это ничего… избыток счастья… удивление… нервный приступ, которого я не могу преодолеть…

— Полно, успокойтесь, дитя мое, — ласково сказал ему вице-король. — Поезжайте в Бомбей к вашим милым родителям, я не назначаю вам срок вашего отпуска, вы возвратитесь, когда пожелаете. Мы теперь переживаем период относительного спокойствия, и я надеюсь, что мне долго не придется прибегать к вашей помощи, а когда вы вернетесь, срок вашего пребывания в Декане будет близиться к концу.

— Прошу вас, ваша светлость, не убаюкивайте себя видом обманчивого спокойствия… С таким фанатичным народом нельзя быть никогда уверенным в завтрашнем дне.

— Поезжайте, мой молодой друг, и без всяких задних мыслей пользуйтесь отпуском, который я разрешил вам: вы не знакомы с положением дел так хорошо, как я, иначе перестали бы тревожиться. Можно сказать, что общество Духов Вод всегда было душой и головой всех заговоров, всех восстаний… Оно исчезло — и теперь ни один индус не тронется с места. Сам Нана-Сахиб, предоставленный лишь собственным силам, утратит свое влияние на юге Индии, где ненавидят мусульман, а дней через пять он будет у меня в руках.

«Боже мой! Я не могу убедить его, — подумал молодой человек, — остается только одно средство: ехать в Бомбей».

— Берегите себя, ваше превосходительство, — продолжал он громко. — Я дрожу при мысли, что ваши драгоценные дни зависят от кинжала какого-нибудь презренного факира.

— Благодаря вам, Эдуард, те, которые вкладывали оружие в руки этих фанатиков, не в состоянии больше вредить нам…

— Вы в этом уверены, ваша светлость?

Странная улыбка пробежала по лицу вице-короля.

— Колодец Молчания, — отвечал он, — никогда не отдавал своих жертв… И потом, верьте мне, они не посмеют так высоко занести свой кинжал.

— Я во всяком случае прикажу удвоить часовых и поставить по одному у всех выходов, которые ведут в ваши апартаменты.

— Хорошо! Предосторожности никогда не излишни… Когда вы рассчитываете выехать?

— Мое дежурство кончается сегодня вечером, и я тотчас же двинусь в путь.

— Счастливого пути… Привет полковнику!

ВЫЙДЯ ИЗ ПОКОЕВ ВИЦЕ-КОРОЛЯ, ЭДУАРД Кемпбелл осмотрел все караулы дворца, которые зависели непосредственно от него, поставил часовых во всех коридорах и у всех дверей и, приняв таким образом все необходимые при настоящем положении дел предосторожности, передал дежурство офицеру, сменяющему его; затем он вышел из дворца, не заходя в свою комнату.

— Наконец-то я свободен! — сказал он с глубоким вздохом облегчения.

Перед ним тянулась узкая тропинка, которая извивалась дальше среди развалин и шла по направлению к древнему Биджапуру, где находились пагода Шивы, Джахара-Бауг и другие здания, устоявшие в борьбе со временем. Молодой офицер пошел по этой тропинке, стараясь по возможности больше заглушать свои шаги.

После двадцати минут ходьбы он наконец добрался до дворца Джахара-Бауг, который казался совсем пустым после экспедиции, предпринятой сюда Кишнайей. Он ловко проскользнул мимо небольшого павильона, который служил жилищем дорванам, арестованным вместе со своим господином… В эту минуту на верхушке старой пагоды раздался удар гонга молодой офицер насчитал двенадцать, за которыми последовала обычная фраза, сказанная свежим и молодым голосом:

«Полночь, люди высшей и низшей касты, спите спокойно, нового ничего нет!»

Это был голос сына падиала, заменявшего своего отца, который в эту минуту находился вместе с Утсарой в Колодце Молчания.

— Полночь! — повторил Кемпбелл с глубоким разочарованием. — Я опоздал на целый час!

Тем не менее он подошел к павильону, задерживая дыхание, которого было достаточно, чтобы выдать его присутствие среди ночной тишины, и, приложившись ухом к циновке, закрывавшей вход, внимательно прислушался… Нескольких секунд было достаточно, чтобы убедиться, что внутри никого нет. Сильный запах коринги, надушенной жасмином, исходил из павильона, указывая на то, что курившие этот острый табак не так давно ушли оттуда.

— Да, верно, — сказал Эдуард Кемпбелл про себя, — здесь у них было свидание… Но ведь оно было назначено на одиннадцать часов…

Он не успел докончить своей мысли; со стороны дворца донесся легкий шум, и молодой человек поспешил скрыться в кустах, чтобы не быть застигнутым врасплох. Глаза его свыклись с темнотой, и он увидел двух туземцев, которые медленно шли к выходной двери, разговаривая шепотом между собой. Каково же было его удивление, когда в одном из них он узнал старого пандарома, который два дня тому назад был у вице-короля и сказал Уотсону, что ему остается жить всего три часа.

В голове Эдуарда сразу промелькнула мысль, что перед ним находится убийца полковника или, по крайней мере, один из его сообщников. Что нужно было в этот час старому нищему и его спутнику в Джахара-Бауге? Не их ожидал он встретить здесь.

Странное происшествие случилось сегодня при заходе солнца с молодым офицером. С тех пор как он находился в Биджапуре, он каждый вечер отправлялся на террасу дворца, где жил вице-король, и любовался чудными переливами света заходящего светила среди грандиозных развалин древнего города. Это зрелище умиротворяло его поэтическую и мечтательную душу, и ночь часто заставала его в созерцании останков другого века, которых ничто не могло спасти от разрушения.

С одной стороны у конца террасы возвышалась средняя стена второго дворца; в ней устроен был ряд отверстий, которыми заканчивались, вероятно, ходы в толще стен для проветривания потайных частей дворца.

Эдуард Кемпбелл стоял, прислонившись к стене, и с тихой, безотчетной грустью любовался прелестным мавзолеем из белого мрамора, воздвигнутым в честь царицы Нухурмаль. Вдруг он невольно вздрогнул… Странные слова, как бы выходившие из глубины камня, поразили его слух… Он отскочил от стены, и странный феномен прекратился… Он принял прежнее положение — и до него снова долетели звуки, которые он мог приписать только человеческому голосу, но они раздавались не так громко, как в первый раз, когда он ясно расслышал: «Весь Декан по первому сигналу»…

Одно из отверстий находилось почти на высоте его лица; он инстинктивно приложился к нему ухом и с этой минуты мог с возрастающим интересом следить за разговором, который, по-видимому, начался уже некоторое время тому назад и теперь подходил к концу.

— Ты ручаешься за четырех раджей Юга? — спросил первый голос.

— Как за себя, — отвечал второй, — они знают, что сэр Лоуренс приехал в Биджапур с целью низвергнуть их, и предпочитают борьбу унизительному рабству.

— Особенно, если народ узнает, что Сердар вернулся в Индию инкогнито, чтобы стать во главе движения. Тогда за оружие возьмутся все, и общий поток увлечет за собой и навабов.

Сердар, Фредерик де Монморен, его дядя — в Индии!.. При этих словах Эдуарда Кемпбелла охватило такое сильное волнение, что у него кровь прилила к голове, в ушах зазвенело, голова закружилась и он вынужден был прислониться к стене… Это помешало ему слышать ответ второго собеседника, из которого он узнал бы, что это был именно Сердар.

— Ты придешь слишком большое значение моему влиянию, Анандраен, — сказал Сердар своему другу.

Оба продолжали свой секретный утренний разговор в комнате Анандраена, куда тот удалился для отдыха. Не подозревая, кто были эти собеседники, Эдуард Кемпбелл все же узнал из их разговора все подробности заговора, силы, на которые рассчитывали его руководители, и день, назначенный для восстания. Он слышал также, что незнакомцы назначили вечером свидание в Джахара-Бауге, в павильоне дорванов, но о цели свидания он не расслышал; говорившие понизили голос, как поступают обычно при сообщении какой-нибудь важной тайны.