Эти телеграммы были немедленно отпечатаны и раздавались народу. Раздача телеграмм утишила волнение народное ненадолго. Всю ночь на пальмских улицах были шумные толпы. Настроение было мрачное, подавленное.
К утру были расклеены по городу афиши успокоительного содержания. В них министерство уверяло, что были приняты все меры к спасению королев. Министры, конечно, сами не верили тому, в чем хотели уверить народ. Да и никто им не верил. Толпа рвала на части лживые афишки.
В тот самый час, когда королевская яхта с королевою Ортрудою отошла от Пальмского замка, направляясь к Драгонере, — Филиппо Меччио вывез Афру, погруженную в летаргический сон, из ее комнат в замке.
Афру перевезли в городок Сольер на северо-западном берегу Майорки. Из этого города был родом Филиппо Меччио. В Сольере Афру поместили в доме сестры Филиппа Меччио, бывшей замужем за местным нотариусом.
Афра проснулась в тот же вечер, как ее привезли в этот дом. Двое суток она пробыла в тяжелом состоянии полусознательности, похожем на состояние дрессированного человекоподобного животного. Афра одевалась и ходила, разговаривала любезно и весело, даже выходила из дому, но смотрела тупо и все сейчас же забывала. Потом в ее памяти ничего не осталось от этих двух темных дней.
Совсем пришла в себя Афра только в вечер после извержения вулкана. Первый, кого она сознательно увидела, был Филиппо Меччио. Афра сказала с удивлением:
— Как странно! Вот вы, Филиппо, и это я, но все вокруг неожиданно чуждо и ново. Что же это, Филиппо?
Филиппо Меччио ответил ей:
— Это город Сольер, о котором я вам рассказывал много. Мой родной город.
— А это — ваш дом? — спросила Афра.
— Милая Афра, — ответил Филиппо Меччио, — мой дом еще недостроен. Здесь вы находитесь в доме у моей сестры. Надеюсь, вам здесь понравилось.
— Я очень рада, — ответила Афра, — что вижу вас, милый Филиппо. Но как же я попала в Сольер? И где королева Ортруда? Что с нею?
Филиппо Меччио спросил осторожно:
— А не кажется ли вам, милая Афра, что королевы Ортруды и не было никогда, что она вам снилась и что этот сон не повторится?
— Ах, Филиппо! — воскликнула Афра. — Сны, которые нам так сладко снятся, действительнее самой жизни. Но я догадываюсь, почему вы об этом говорите, — моя бедная Ортруда погибла.
— Будем надеяться, что ее спасут, — сказал Филиппо Меччио. — Королева была в Драгонере накануне извержения и пыталась спасать жителей. Бесчестное правительство оставалось в безопасности в Пальме. Ортруда была великодушная, смелая женщина. Но она была слишком молода для такого высокого поста. И не ее вина, что волею избирательной машины возле нее был поставлен этот подлец Виктор Лорена.
— Моя Ортруда погибла! — тихо сказала Афра.
И заплакала горько. Утешая, целовал ее нежно Филиппо Меччио.
В эти страшные дни любовь щедрою рукою рассыпала свои чарующие цветы. Кто не любил, влюблялся. Кто уже любил, в том еще сильнее разгоралось пламя страсти. Имогена и Мануель Парладе, Афра и Филиппо Меччио — слаще и радостнее стала им любовь их, цветущая под сумрачным небом общенародного бедствия.
Извержение к ночи прекратилось, грохот вулкана затих, рев моря стал стихать, и уже рано утром на другой день многие отправились на пароходах к Драгонере.
Всем военным кораблям приказано было идти к Драгонере и оказать помощь.
Еще неизвестно было, кто погиб, — но уже во многих семьях царила предвещательная, никогда не обманывающая тоска. Казалось, вся Пальма, такая веселая и беззаботная в обычные дни, охвачена была тягостным томлением.
Только принц Танкред, прикованный к постели притворною болезнью, предвкушал ликующую радость, которую принесет ему весть о смерти королевы Ортруды. Принц Танкред не сомневался в том, что Ортруда умерла, и был уверен, что путь к престолу для него чист. Но Танкред должен был лицемерить, выказывать тревогу, делать взволнованное и грустное лицо.
Его друзья сочувственно твердили:
— Бедный принц! Он страдает сильнее всех нас.
Был, впрочем, краткий срок, когда лицо принца Танкреда стало взволнованным непритворно: разнесся слух, что королева Ортруда спаслась и на миноноске прибыла в Кабреру. Было несколько минут радостной надежды в обществе. Думали, — если спаслась королева, то могли спастись и другие.
Но скоро опять стали говорить, что королева Ортруда погибла и что миноноска нашла на берегу Драгонеры только обугленный труп королевы. Никто не знал, откуда идут эти слухи.
Тревога росла. Толпа бушевала на улицах. Были кровавые стычки, насилия и убийства. Нападали на дам, одетых нарядно, срывали с них пестрые шляпки и цветные ткани, и побитые, помятые модницы спасались с трудом. Особенно яростны к нарядным дамам были дамы с центрального рынка, торгующие зеленью и рыбою.
В министерстве спорили о том, что делать. Министры растерялись и говорили, что надо подать в отставку. Один Виктор Лорена был спокоен. Он говорил:
— Уличные зеваки покричат и успокоятся. Ну, подадим мы в отставку, — но кто же назначит новый кабинет? У королевы Ортруды нет наследников, некому быть регентом, и потому теперь мы являемся единственною законною властью в стране.
И министерство решило остаться на месте.
Политики и биржевики спекулировали на катастрофе. Курс государственных займов понизился немного и твердо стоял на этом уровне. Зато бумаги промышленных и колониальных предприятий стали предметом жестокой спекуляции. Эти бумаги то повышались стремительно, то так же стремительно падали, в зависимости от того, высоко или низко оценивались биржею шансы принца Танкреда на корону.
Биржа кишела, как муравейник. На улицах было необычайное смятение.
В самый день смерти королевы Ортруды, в кружке единомышленников принца Танкреда уже зашел разговор о его кандидатуре на престол. Собравшись у постели мнимобольного принца, господа, злоумышлявшие против королевы Ортруды, выражали притворную скорбь. Они даже довольны были королевою Ортрудою: ее гибель спасла их от опасностей задуманного ими переворота. Теперь восхвалять ее достоинства им было не так уж трудно.
Герцог Кабрера говорил:
— В этом ужасном мраке, объявшем нашу страну, единственный луч радостной надежды, это — вы, ваше королевское высочество.
Кардинал тихо промолвил:
— Бог устраивает все к лучшему.
И с молитвенным смирением потупил хитрые глаза.
Принц Танкред посмотрел на него с неудовольствием. Ему показалось, что это уже слишком. Но ловкий архиепископ продолжал, нисколько не смущаясь:
— Так и болезнь вашего высочества, повергавшая нас в глубокую скорбь, явно послана Богом, чтобы спасти нам эту драгоценную жизнь.
Принц Танкред возразил:
— Что ж моя жизнь! Теперь мы должны думать только о том, как спасти наше дорогое отечество, а моя жизнь принадлежит ему.
Наконец, и сам Виктор Лорена в сопровождении морского министра и еще двух членов кабинета взошел на миноносец и отправился к острову Драгонере. Быстрый ход миноносца позволил ему приблизиться к городу в числе первых.
Виктор Лорена и его спутники стояли на верхней рубке и в бинокли осматривали город Драгонеру. Они казались опять налетевшими, неугомонными туристами, которым любопытно посмотреть на невиданное зрелище. Город Драгонера издали казался малопострадавшим. Но когда вошли в гавань, то увидели полную картину разрушения.
Миноносец остановился на якоре. К берегу были посланы шлюпки. На одну из них сел и Виктор Лорена. Расчетливо-храбрый, очень спокойный, хорошо владеющий собою человек, он подавил в себе жуткую тревогу опасностей. Теперь он казался отважным и юношески-смелым.
Его отговаривали от поездки в город. Говорили:
— Пусть сначала матросы почистят дорогу и укрепят стены в тех местах, где они угрожают падением.
Виктор Лорена решительно сказал:
— Теперь я должен быть впереди всех на опасном месте.