Кто-то еще нагоняет меня, выбивая галоп каблучками (быстро прячу доллары в сумку). Это шефова мадам. Окидывает рентгеновским взглядом:

— Вы еще здесь, дорогуша?

Мне нечего ответить даже из вежливости, и она, по-лошадиному вскинув голову, удаляется вслед за супругом.

Этот Новый год мы встречаем параллельно со сборами меня в дорогу, будто готовимся к депортации. Билеты на первое января оказались самыми дешевыми — видимо, это и стало решающим для определения даты вылета нашей группы. Боюсь опоздать на рейс — с моим чувством времени это очень даже возможно.

Зимние каникулы, в которые у меня не получится сводить детей на елки, хоть на что-то сгодятся, — ни мне, ни мужу не пришлось на работе брать дни за свой счет. Миша отпустил меня, конечно же, скрипя сердце. Я и сама понимаю, — уехать матери от двоих маленьких детей, даже всего-то на несколько дней, — жестоко. Никакой отец или бабушки не заменят меня детям.

Но возможность попутешествовать за чужой счет, да еще с благородной целью бывает лишь однажды (если вообще бывает), — и это собственные слова мужа.

— У тебя все получится, — характер у тебя подходящий — бухгалтерский, въедливый, почти как у следователя, — шепчет мой мужчина, обнимая на прощание. — Мир поглядишь, будет о чем детям рассказывать. Только сама не потеряйся.

От Марины так и нет вестей. Вова накануне подробно проинструктировал меня. И взял обещание после возвращения подробно доложить обо всем.

Перелет долгий. Но в самолете пассажиры ведут себя довольно спокойно, повезло. При подлете стюард советует поменять рубли на местные песо в обменнике аэропорта — там самый высокий курс.

И вот я в Маниле. Скорее скидываю теплую одежду. Пересаживаемся в микроавтобус.

Поначалу обращаю внимание только на природу. В настолько экзотическом месте я еще не бывала. Цветущие деревья всевозможных расцветок и форм стеной вдоль дороги. Интересно, которые из них так восхитительно пахнут? Дальше пальмы, могучие лианы, мхи свисают тяжелыми лоскутами. Вижу гигантские папоротники как из фильма про динозавров.

Обезьяны, птицы такие яркие, словно добросовестно раскрашены художником-авангардистом. И над всем этим сияюще-чистое смеющееся небо. В январе! И вот они, совсем рядом — девственные белоснежные песчаные пляжи. Голова кругом! Я то и дело поглядываю на мобильный, проверяя дату и высчитывая разницу с местным временем, чтобы представить, что сейчас происходит у меня дома, но тут же забываю результат, отдаваясь новым впечатлениям.

Выходим из автобуса в районе трех-пятиэтажных бело-желтых зданий постройки, наверное, начала прошлого века (а может, и раньше). Улица, выложенная булыжником, чиста, будто только что вымыта. Здесь ездят разве что велосипеды и повозки на велосипедной тяге.

С обеих сторон улицы лавки и витрины. Так хочется купить на память что-нибудь из выставленных чудес! Или хоть в руках подержать. Местных жителей на улице немного. Пестрые толпы иностранных туристов, в основном, европейской внешности мало что покупают, больше глазеют на все вокруг, как и мы, вернее, как я.

Потому что Сергей Вениаминович, лысоватый картавый переводчик в дорогом сером костюме с искоркой, все время куда-то торопится и бегает кругами. А Саша, наоборот, еле переставляет сильные стройные ноги в светлых шортах, словно бредет на каторгу в кандалах, и только отрывисто, как бы обреченно сообщает:

— Направо, прямо.

Наконец, Александр приводит нас к трехэтажному отелю с высоченными иссиня-зелеными кипарисами у входа. Для нас были забронированы те же самые апартаменты: я поселилась в Маринином одноместном (номер, как номер, симпатичный, все просто и удобно), а мужчины — в том же коридоре, почти напротив меня, — в бывшем Сашином с напарником номере.

​

Неприятности начались сразу же. Как сумел Саша за те полчаса, пока мы с С.В. оформлялись, и я сдавала большую часть долларов в сейф отеля, накачаться спиртным до беспамятства — ума не приложу! Чего мы с ним не делали, чтобы привести в чувство! Он только глухо постанывал и…

У него слезы стоят в глазах, словно у обиженного ребенка. Это пьяное горе в такой ответственный момент кажется мне очень даже подозрительным, но при этом все равно отвратительным и, разве что чуть-чуть, трогательным. До этого момента он не выглядел пропойцей! И в самолете, по-моему, вообще не прикладывался к бутылке, как многие другие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Оставив коллегу отсыпаться, Сергей Вениаминыч заходит вместе со мной в мою комнату. На листочке, вырванном из блокнота, он пишет несколько вопросов по-английски русскими печатными буквами и кладет на тумбочку передо мной.

— У меня безотлагательное дело в городе, — сообщает он, криво улыбаясь, и быстро уходит.

Я так и остаюсь стоять с открытым ртом, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Два, вернее четыре надежных мужских плеча в считанные минуты растаяли, как дым. Получается, что начинать искать Марину придется мне одной.

Почти месяц назад, Филиппины

Марина

Горит только ночник-бра у ближайшей кровати. В раскрытое окно слышен отдаленный шум большого города и близкий треск цикад. Здесь тепло, но не жарко.

Напоминаю себе, что я неузнаваема, и можно, наконец, перестать стесняться. Несколько секунд мы смотрим глаза в глаза. Потом Саша наклоняется и целует меня в губы. Мое бедное сердце тут же проваливается вниз до самых туфель, а потом подпрыгивает до подбородка, так, что становится трудно дышать. И продолжает скакать, как теннисный мячик на престижном турнире. Чувствую, как в глазах набухают слезы.

Его губы сильные и мягкие, требовательные и нежные, сладкие и терпкие — как я могла обходиться без них?! Его большие руки уверенно снимают с меня легкую одежду и белье, одновременно поглаживая. И я ласкаю его крепкие предплечья, поощряя.

Входя в этот номер, я была готова ко всему — что у него сидит кто-нибудь из командированных, что он меня выгонит, что я сама тихо уйду, лишь посмотрев на него… Он же ранен и имеет право на отдых — на голове повязка, вижу немаленький синяк под глазом. Но все равно красавец. Кажется, я все же плачу от избытка чувств, незаметно смахиваю слезинки.

О том, что Александр будет меня ласкать, даже не смела мечтать, честно.

А вот филиппинец в салоне, похоже, такой результат и имел в виду. Я сейчас — экзотический подарок в экзотической стране. Конфетка в блестящей обертке. И только дурак не воспользуется.

Саша — не дурак. Раздев меня полностью, он с минуту рассматривает свою ночную гостью. И то, что видит, похоже, снимает все возможные вопросы. Он трогает мою кожу, проводя пальцами вдоль перламутровых линий, нанесенных словно специально с этой целью. Подкладывает ладони под мои груди, как бы оценивая их вес. Нащупывает заколку и распускает мне волосы.

И сжимает в объятьях, приподнимает к своему лицу и целует так пылко, что я ноги перестаю чувствовать. И медленно спускает меня по своему телу. От этого мои обнаженные соски чертят по ткани его майки, делаясь каменными. Хотя, о чем я говорю? Каменное — это то, на что меня только что усадили, придерживая. И прямо так, на «лавочке», меня несут на кровать. А может, ему сейчас секс необходим даже больше, чем обезболивающие? Например, чтобы кровь разогнать?

Стягивает с себя майку. Какое тело! Даже в полумраке хорошо видна гладкая плотная, как бы сияющая кожа практически без волос. Широкие сильные плечи с небольшим рельефом — как у русских силачей прошлого, выпуклая грудь, мощная шея.

Мой любимый снова прижимается ко мне, детально изучая наощупь мои груди — руками, губами и языком. Выгибаюсь со стоном — настолько это приятно. В ответ нащупываю и перетираю между пальцами его маленькие соски. Он мелко дрожит, глубоко вздыхая.

А я запускаю правую руку ниже, поглаживаю ямку пупка, пощипываю дорожку волос, ведущую к паху. Глажу его плотный плоский живот, половина которого все еще прячется в одежде. Он вдруг придерживает мою руку и встает. Зачем? Стягивает трикотажные брюки, и я с удовольствием рассматриваю его сильные и стройные ноги, сплошь заросшие коротким светлым волосом. Потом он снимает боксеры. Но не подходит ко мне. Я вижу на расстоянии пары метров его здоровенный «нижний профиль» в позе готового к бою зенитного орудия. Очень большой. Я даже чуть холодею: вдруг будет больно?