И про институт рассказывала, как вязала шали преподавательнице, чтобы получить, наконец, зачет. Кем же она была своему шефу в поездках — не переводчицей же! А секретари у него традиционно мужчины — шефова мадам-супруга за этим следит. И вот теперь директор с упорством, вызывающим подозрение, избегает Маринину маму. А что, если он…

— Если он захотел избавиться от бывшей любовницы, — тут же подхватывает Вова, снова непринужденно усаживаясь на краешек стола и лукаво глядя на меня, кажется на этот раз искренне заинтересовавшись, — это проще было бы сделать здесь. А не тащить ее на другой конец земного шарика. Ты начиталась детективов!

— Но почему он отказывается поговорить?! — я решаю усилить натиск. — А еще его жена присоединилась к ним в командировке буквально в последнюю минуту, неожиданно для всех, у нее даже место в самолете оказалось дополнительное — на каком-то откидном стуле. Она поменялась с одним из подчиненных мужа. И перед вылетом обратно жена из-за чего-то устроила страшный скандал, и кто-то из членов группы пытался задержать взлет…

— Да, ситуация пикантная, — ухмыляется одноклассник. — Потрясти бы их всех, кто ездил, интересный мог бы получиться разговор…

Хватаюсь за эту мысль. Не стану детализировать, как именно удалось уговорить Вову встретиться с Марининым шефом, и обязательно в форме. Пришлось немного польстить, а делать это я очень не люблю.

Вот, наконец, встреча. Мы сидим друг напротив друга в зале заседаний Марининой фирмы за длиннющим овальным деревянным столом без признаков на нем съестного или даже напитков.

С одной стороны — те, кто был в последней поездке в Манилу — сам генеральный, его мадам-супруга, несколько ничем не примечательных мужчин разного возраста и комплекции и один молодой высокий и крепкий блондин по имени Александр, на которого я сразу обратила внимание. Но не тольк из-за внешности и фигуры, хотя очень хорош, — он казался взволнованным, в то время как на всех прочих словно маски были надеты.

С другой баррикады, то есть стола разместились мы — я, сам Владимир Аркадьевич в погонах и при фуражке, Вера Ивановна, Екатерина, ее младшая дочь и еще две пожилые родственницы (или даже соседки) для количества. Как стенка на стенку. Жалюзи на огромных окнах слегка прикрыты, приглушая уличный свет. Откуда-то прилично дует, хорошо, что мы не стали раздеваться.

Шеф не произвел на меня особого впечатления — среднего роста, квадратный, в годах, лицо жесткое. Разве что в голосе его и еще в жестах было нечто эдакое… Его мадам — яркая брюнетка, дорогая, хитрющая, ей за сорок, я думаю.

Среди сидящих напротив мужчин-сотрудников фирмы обнаружился, конечно же, юрист, который в самом начале нашего заседания предпринял дежурную попытку увидеть документальное подтверждение законности происходящего. На это полицейский чин, смерив выскочку долгим уничижительным взглядом и записав в книжечку по буквам его мудреную фамилию, выдал:

— Если необходимо, вас вызовут повесткой и все предъявят в управлении МВД.

Вероятно, — тут же про себя предполагаю я, — юрист имел когда-то непростую историю взаимоотношений с военкоматом, потому что после слова «повестка» сразу же сник.

Вова повел переговоры виртуозно (насколько я могу судить), обходя скользкие места, но при этом с неподражаемым апломбом вытягивая из недавних командированных всевозможную информацию.

Кто принес письма Марины, кто присутствовал при этом? Вот ключевые вопросы, которые прорабатывал полицейский чин.

Я диву даюсь, слушая, сколько раз, оказывается, можно спросить об одном и том же, всего лишь манипулируя словами и меняя интонацию, с целью выковыривания из допрашиваемых все новых и новых подробностей. Еще немного, и сидящие напротив раскроют моему однокласснику военную тайну (если, конечно знают), похоже, что им действительно немногое известно.

Затем мой телефон с фотографией туземки ходит по рукам, хорошо, что в последнюю минуту я догадалась не раскрывать, что разрисованная девица — это Марина и есть. Оказалось, что даму с фотографии мельком видели в отеле мадам и блондин.

Я не вмешиваюсь в разговор, только наблюдаю со всей внимательностью за троицей чуть сбоку от меня — директором, его супругой и Александром — несомненно, ключевыми фигурами.

Наткнувшись на пронзительный взгляд шефовой мадам, я принимаюсь изучать богатую инкрустацию в центре стола — светлыми породами дерева по темным, в полутонах, в виде треугольника, замысловатый узор складывался в роскошный вензель из двух латинских или готических букв.

Заседание продолжается. Шеф говорит мало, кажется очень хмурым, у меня создается впечатление, что он ищет предлог, чтобы выйти отсюда, словно у него крутит живот. Его жена, похоже, наоборот, наслаждается ситуацией, подает себя как само радушие, пожалуй, с оттенком ехидства.

Молодой человек Александр оказывается зятем вышеописанной четы. В списке командированных он числится охранником, а в настоящее время вырос уже до старшего менеджера. Посмотрев на фото, он делается краснее вареного рака. Я скольжу взглядом по Вове, — он тоже все-все это видит.

По существу вопроса шеф заявляет:

— Работы у Марины Константиновны в этой поездке было немного, и ее саму я практически не видел. В какой момент и куда она ушла, не знаю.

Остальные сообщают о том же.

Вова выдерживает многозначительную паузу, во время которой даже у меня кошки начинают скрести в душе, словно я забыла заплатить за съеденный в кафешке обед. Потом полицейский чин раскатисто и с напором «подсказывает»:

— Лучше найти Воробьеву до того, как будет выдвинуто обвинение против руководителя группы, к примеру, «по личным мотивам».

Шеф мрачнеет еще больше. А его мадам соскальзывает со своего стула и с гипертрофированной нежностью принимается обнимать сзади поочередно то мужа, то зятя.

Глядя на этот цирк, я нарушаю молчание — поднимаю вопрос о причитающейся Марине зарплате минимум за полмесяца. Этот… (не подберу эпитета) шеф вытаскивает из тумбочки древний калькулятор размером с общую тетрадь, прикидывает на нем что-то, тыкая в клавиши толстым средним пальцем и обещает сегодня же выплатить Вере Ивановне Маринины деньги.

Потом он проделывает еще какие-то манипуляции с ноутбуком и выдавливает из себя:

— Загранпаспорт есть?

И почему-то смотрит на меня. И все остальные тоже поворачиваются и глядят на меня.

Вдруг оказывается, что ехать, вернее лететь в Манилу со стороны Воробьевых придется мне: Вову не отпустят, а остальные не в счет! Я хватаюсь за голову, потом за мобильник и, выйдя в коридор пообщаться с мужем и моей добрейшей мамулей, соглашаюсь.

Загранпаспорта мы с Мишей выправили вот только что — наметили весной всей семьей слетать в Египет. Сейчас за столом переговоров решаем: если Марина не отзовется, примерно через месяц полетим искать ее на месте, за счет фирмы, втроем: я, новый переводчик (надеюсь, настоящий) и молодой охранник-менеджер Александр, по настоянию мадам.

Когда начали расходиться, мне показалось, что Вова едва удержался, чтобы не поблагодарить меня «за доставленное удовольствие». По-моему, все, что касается неверных мужей, их любовниц и обманутых жен, всякого рода намеки, недосказанности, двусмысленности на эту тему его крепко волнуют. Мне стало искренне жаль Валю из параллельного класса — его законную половину.

К выходу я иду последней: мысли о предстоящей поездке на другую сторону земли как-то не располагают к быстрой ходьбе. В длинном коленчатом коридоре, похожем на путь в бомбоубежище, слышу, как кто-то бегом догоняет меня, еле успеваю обернуться — это Маринин шеф.

Он сует мне что-то в руку и, чуть ли не задыхаясь, просит (именно просит! с тоской в голосе и глазах):

— Найди ее!

И поспешно уходит вперед. Гляжу — на моей ладони стопа перетянутых скотчем пачек стодолларовых купюр! Девять! Только раз у меня была одна такая бумажка — выменяла, получив декретные, а здесь их… И вроде не фальшивые, шершавые. Надо же! А мне казалось, что шеф против поездки…