В итоге я записал три не ответивших мне номера. Осталось только набрать городскую справочную службу и выяснить, за какими адресами числятся эти номера. Набирать пришлось три раза: не в меру прыткая работница справочного бюро, назвав один адрес, торопилась тут же повесить трубку. Учитывая похожесть номеров, все три адреса находились в одном районе, а два даже на одной улице, в домах по соседству.
Электронные часы в здании почтамта показывали начало пятого. Я был уверен, что тела уже обнаружены и теперь на месте работали сотрудники милиции. Возвращаться в больницу было опасно. Но и совсем там не появиться тоже было нежелательно. Если бы я пропал с концами, то врачи дали бы знать органам, а те, недолго думая, связали бы мое исчезновение с перестрелкой и двумя трупами.
Я еще раз взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что риск не особенно велик. Сёдж в лечебное отделение не заходил, с медперсоналом не общался, про мою амнезию узнал от информатора в органах. Встретились мы на улице далеко от корпуса. Во время прогулки никто из знавших меня навстречу не попался. Вообще никто не попался. Это было время «тихого часа». Враги? Этим нужно было для начала оправиться от поражения и зализать раны. Что-то у них в последнее время не все гладко получалось. Нет в их распоряжении настоящих профессионалов по «мокрым» делам. Сначала топили, но не утопили, а теперь вот с пистолетом полная лажа вышла. Разве настоящий профи пойдет на дело с азиатской бэушной пушкой? Откуда-то я знал, что китайские и корейские пистолеты используются профессиональными убийцами при условии, что оружие новое. Видимо, киллеры исходят из того, что стоит оно дешево и бросить не жалко. Бабахнул в клиента и выкинул, как пластмассовый одноразовый стаканчик.
Мне нужно было сочинить легенду, которая как-то объяснила бы мой неожиданный уход из больницы. Это оказалось несложно. В который раз, сняв трубку таксофона, я набрал номер своего отделения. Его я узнал от Анны. Дежурному врачу я представился как менеджер предприятия с невнятным названием, которое и сам теперь не помню, нечто похожее на «Транс-снаб-автоотгруз-транзит». Стал плести, что вот, дескать, нам на фирму нужен ночной диспетчер. А тут как раз мужчина пришел устраиваться на работу. Платим мы немного, но зато по ночам у него будет крыша над головой, а то ведь он потерял память и не знает, где его дом. Однако есть проблема — у человека нет паспорта. Мы, конечно, могли бы пойти ему навстречу и взять его к себе, тем более что красть ночному диспетчеру, кроме телефонного аппарата и журнала, все равно нечего, а помочь человеку надо. Так что в случае, если врач подтвердит, что у них в самом деле есть такой пациент, то мы его, пожалуй, возьмем, а он тем временем пусть оформляет новые документы.
Дежурная подтвердила. Мало того, она охотно, с мельчайшими подробностями описала мою внешность, не забыв упомянуть даже номер палаты, в которой я лежу. Похоже, она была довольна, что нашелся повод сбагрить меня с рук.
Вернувшись в больницу, я поблагодарил врача за поддержку, выслушал ее рекомендации относительно своего дальнейшего лечения и сказал, что обязательно загляну на неделе, дабы выписаться по всем правилам. После этого заскочил в палату проститься с соседями, где битых полчаса слушал рассказ Коваля о найденных вблизи больницы двух убитых мужчинах. Изображая на лице крайнюю степень заинтересованности, я периодически восклицал: «Да вы что! Не может быть!» Рассказ Коваля изобиловал самыми невероятными подробностями, не имевшими никакого отношения к реальности. Так, по распространившейся среди больных версии стрельба велась из автоматического оружия и грохот автоматных очередей был слышен во всей округе. Что бы там ни было, я уяснил одно: ни врачей, ни больных расспросами особо не тревожили. Завернув напоследок что-то о современных жестоких нравах и полном беспределе, я пожал Михаилу Александровичу руку и был таков.
По одному из значившихся в моем списке адресу находился небольшой частный домик, затерявшийся среди многоэтажек. С первого взгляда было понятно: жить в нем я никак не мог. Лучшим доказательством была маленькая лохматая шавка, в скуке сидевшая возле дверей, которая, окажись я ее хозяином, давно бы околела с голоду.
Следующим домом была длинная панельная хрущевка на улице, названной в честь 700-летия со дня основания города. Еще до того как оказаться у нужных дверей, я понял, что пришел по адресу. Подтверждением тому был пожилой мужчина с мусорным ведром, с которым я столкнулся в подъезде, возле почтовых ящиков. Сухо поздоровавшись со мной и придержав за предплечье, он по-стариковски принялся меня отчитывать за наплевательское отношение к остальным жителям дома. Моя вина состояла в том, что, прежде чем надолго уехать, я бросил на газоне перед домом свой автомобиль. Теперь вот хулиганы ему колеса прокололи, а работники ЖЭКа не смогли спилить старую высокую иву, потому что под ней как раз стоит злополучная машина. И если спущенные колеса — это только моя проблема, то угрожавшее безопасности жителей трухлявое дерево, которое в любой момент могло рухнуть им на головы, — проблема всех. Жители, дескать, несколько раз обращались в ЖЭК с просьбой спилить иву, и вот, когда рабочие наконец соизволили явиться, им помешал поставленный поддеревом автомобиль.
Извинившись, я заверил старпера, что лично займусь ликвидацией дерева, и поднялся на второй этаж к квартире под номером двадцать два. Нажимать на кнопку звонка для страховки после всего услышанного смысла не было. Замок щелкнул, двери бесшумно отворились, и в нос ударил застоявшийся запах. Я шагнул внутрь и, не заостряя внимания на мелочах, проверил все помещения: комнату, кухню и совмещенный санузел. В квартире никого, кроме меня, не было. Открыв настежь балконную дверь, чтобы впустить свежий воздух, я принялся за более обстоятельный осмотр единственной жилой комнаты. Разложенный диван с неубранной постелью, небольшой стол, два расшатанных стула, на спинках которых висело по рубашке — светло-серой и кремовой, маленький телевизор «АКАI». Одну из стен украшала картонка с репродукцией картины Сальвадора Дали «Полет шмеля вокруг граната за пять секунд до пробуждения». Бросалось в глаза отсутствие платяного шкафа. По всей видимости, его функции выполняла черная дорожная сумка, стоявшая на полу перед диваном. То, что все вещи, кроме указанных рубашек и обнаруженной позже зубной щетки в ванной комнате, были сложены, свидетельствовало о том, что живущий здесь человек был готов в любой момент покинуть место дислокации с минимальными затратами на сборы.
Я переместился в кухню. Несколько упаковок из-под вермишели быстрого приготовления, засохшие колбасные шкурки и две пустые смятые банки из-под пива «Славутич-премиум» в мусорном пакете, немытые тарелка и ложка в раковине служили дополнительным подтверждением, что в квартире обитал холостой мужчина, не любивший загружать себя кулинарными заботами. Холодильник «Атлант» хранил в своем чреве полбанки вишневого джема, кусок копченой колбасы, ржавый селедочный хвост на треснутом блюдце и початую бутылку виски «J&B». Стало быть, заграничные турне, о которых упоминал Сёдж, сказались на том, что я предпочитал иноземные горячительные напитки.
Ни к чему не притрагиваясь, я закрыл холодильник и вернулся в комнату к самому интересному и поэтому оставленному напоследок — сумке, содержимое которой я тут же вывалил на диван.
Перед моим взором оказались еще одни джинсы «Levi's», в точности такие же, которые были на мне, две смены белья, пара носков, пара белых футболок, черный свитер. Но самым главным был паспорт. Паспорт гражданина Украины с моей фотографией. Да, я действительно был Максимом Владимировичем Красиловым, родившимся в декабре 1970 года. Еще я обнаружил документы на пылившийся под окнами «мустанг», который так помешал аборигенам, и водительские права. Тут же были и деньги в разной валюте; по приблизительным подсчетам я имел на руках около двух с половиной тысяч долларов. Кроме того, я увидел несколько электронных кредиток «УкрСиббанка» и банка «Аваль».
