— Каким образом?

— Если тебя убьют, не придется нести ответственность за то, что никто не позаботился о твоей защите.

Я фыркнула и попыталась засунуть пистолет в сумочку, чем вызвала у Субботы приступ издевательского смеха.

— Даже не думай. Кто-нибудь на улице сумку вырвет… Что тогда?

Скажу сразу, что мое заявление относительно неумения обращаться с оружием не отражало реального состояния дел, а было продиктовано чисто женским желанием казаться слабее. Мой папа, в бытность своей работы в органах, иногда брал меня с собой на стрельбище, так что я была в курсе, что именно надо делать, чтобы пистолет бабахнул.

Но одно дело — стрелять, другое — таскать оружие с собой. Больше всего неприятностей доставляли ремни от кобуры, которые натирали плечо. Я летом бюстгальтер и то редко когда надевала, а тут такую сбрую на себе носить. Первой из уже знакомых персон отделения неврологии мне попалась Екатерина Заяц, бывший лечащий врач Психа. Отведя ее в сторонку, я вручила повестку и заставила расписаться. Увидев, как она нервно мнет в пальцах желтый бланк, я поспешила успокоить ее, заявив, что вызов связан исключительно с тем, что мы возлагаем на нее надежды и рассчитываем на ее помощь в составлении фоторобота бывшего пациента.

— Одной вам будет сложно, — рассудила я. — Можете сами выбрать себе помощника. Кто, на ваш взгляд, тесно общался с интересующим нас пациентом и мог бы без затруднений описать его?

Заяц на минуту задумалась.

— Господи, многие его видели. Ну хотя бы этот… как его… Коваль из четвертый палаты. Сосед его. Они с ним частенько общались.

— А он что, еще в больнице?

— Сегодня выписываем. Но пока на месте.

Коваля я застала в палате. Он уже успел переодеться в цивильное и теперь укладывал немногочисленные вещи в два полиэтиленовых пакета.

— Здравствуйте, Михаил Александрович. Я следователь Ищенко из прокуратуры. Я приходила в больницу на днях. Помните?

Коваль согласно кивнул.

— Вижу, вас можно поздравить с выздоровлением.

— Скорее с выпиской, — прокряхтел он. — К сожалению, это не одно и то же. А вы здесь по той же причине, что и в прошлый раз?

— По той же. И я очень рада, что успела застать вас. Необходимо составить фоторобот вашего исчезнувшего соседа. Вы ведь видели его каждый день. Поможете?

— Насколько мне известно, у вас должны быть его снимки. Милиционер из районного отделения фотографировал его.

— Пленка при проявке случайно засветилась, представляете, — соврала я, не желая признаваться налогоплательщику, что упомянутые фотографии исчезли бесследно вместе с пленкой.

— Ладно, отчего же не помочь.

Я протянула ему повестку.

— Тогда подходите к трем часам в городское управление внутренних дел. Пирогова, 41. Покажете дежурному это, он вам скажет, куда идти.

— Я все понял. Буду обязательно.

— Спасибо.

— Да не за что. Скажите… Извините, как вас?..

— Алеся.

— Скажите, Алеся, а этот человек, он что, и вправду преступник? А то ведь совсем не похож.

— Ну, пока только можно твердо сказать, что у него серьезные неприятности. Поэтому его необходимо найти. В его же собственных интересах.

Закончив с Ковалем, я выполнила еще одно дело, после которого можно было уходить. Дело было маленьким — все та же работа почтальоном, заключающаяся во вручении повестки заведующей отделением Зелинской, причем отнюдь не для составления портрета ее бывшего больного. К ней у нас был отдельный разговор.

На крыльце я опять столкнулась с Ковалем. Нагруженный пакетами, он уже шел домой.

— Никак не можем расстаться, — улыбнулся он.

Я кивнула.

Вместе мы направились к воротам. В пятнадцати шагах от корпуса навстречу нам попалась худая, как лучина, девушка. Взгляд ее стеклянных глаз был устремлен в никуда, и она бубнила себе под нос что-то нечленораздельное, смахивающее на молитву. Подол ее длинного больничного халата шуршал по асфальту. Пациентку сопровождал санитар. Я вздрогнула, представив себя на ее месте.

— Говорят, когда Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Что могла сделать эта девушка, чтобы заслужить такое наказание? Подозреваю, что она гораздо моложе, чем выглядит, — произнесла я, заметив, что и Коваль тоже обратил внимание на эту парочку.

— Ну почему наказать? — возразил он. — Например, наши предки верили, что умалишенные — это люди, которые отмечены особой любовью Бога и обладают даром пророчества. Недаром их называли блаженными, то есть наделенные благом.

— Тоже мне благо. И как может человек, который не в состоянии ответить за свое настоящее, делать прогнозы на будущее?

— Сам он ничего не делает. Его языком говорят высшие силы.

— Разве что высшие силы.

— Вот вы смеетесь, Алеся. А между прочим, пророчество этой девицы относительно интересующего вас лица, кажется, сбывается.

— Вы имеете в виду Психа? — насторожилась я.

— Да.

— И какого рода это пророчество?

— Встретив Психа во время прогулки, она сказала, что знает, где он лежит и за что страдает. Назвала его по прозвищу. Потом настоятельно посоветовала ему покинуть больницу. Бежать, проще говоря. Иначе, по ее словам, ему будет очень плохо.

— Откуда вы знаете?

— Он сам мне рассказывал об этом.

— И вы считаете, что из больницы он исчез, потому что прислушался к этому предупреждению?

— Нет. Исчез он только на следующий день. И не исчез, а ушел. По-человечески. Со всеми попрощался. К предупреждению же отнесся скорее скептически. Мало ли что может наговорить сумасшедшая.

— Ну, спасибо за информацию. И за сотрудничество, — сказала я, остановившись.

— Вы раздумали уходить?

— Пожалуй, придется задержаться еще ненадолго. А вы, пожалуйста, не опаздывайте. Помните, в три часа дня.

— Приду обязательно. До свидания.

Заведующий спокойным отделением Владимир Карлович Перельзон отнесся к моему визиту очень настороженно.

— Младший следователь городской прокуратуры Ищенко Алеся Владимировна. Я расследую дело об убийстве, которое случилось на территории вашей больницы, — официально представилась я и показала ему удостоверение.

— Да, да, я слышал, — кивнул Перельзон. — Два молодых человека. Какая трагедия для их семей! Это ужасно, когда погибают молодые! Но я не понимаю, почему такое важное дело расследует младший следователь? Я вовсе не хочу вас обидеть, нет, все мы были молоды, я тоже когда-то давно был интерном со ставкой в сто рублей… Но все-таки?..

Не хотел, но обидел. Поджав губы, я процедила не без легкой угрозы:

— Делом занимаются много людей — и опытных, и тех, кто еще опыта набирается. Я же просто девочка на побегушках.

— Вот как? И какие же «побегушки» привели вас ко мне?

Злорадно усмехнувшись, я достала бланк с печатью и подписью прокурора и в пропущенную строку вписала три слова «Перельзон В. К.».

— Повестка в прокуратуру. Время и номер кабинета указаны. Распишитесь вот здесь.

Перельзон, разволновавшись от такого поворота, снял очки с толстенными линзами, (при взгляде на них напрашивалось слово «пуленепробиваемые»), покрутил в руках и опять надел. Потом засуетился в поисках авторучки, хотя перед ним в стаканчике стояли целых шесть штук плюс два фломастера. После уставился на меня.

— Повестка? И за что мне такое счастье?

— А там написано. Вызываетесь в качестве свидетеля. По делу номер такому-то, статье такой-то криминального кодекса Украины.

— Свидетель — это тот, кто видел. А что я видел? Что я мог видеть, если в это время находился в отпуске? Мы с супругой ездили отдыхать на Шацкие озера. Я вышел на работу только вчера.

— Меня интересует одна из ваших пациенток.

— Тогда давайте поговорим прямо здесь. А то сразу повестка, дело, криминальный кодекс. К чему все эти сложности?

— Боюсь, здесь поговорить не получится. Вы мне ничего не скажете. Сошлетесь на врачебную этику, медицинскую тайну и, что самое интересное, будете абсолютно правы.