Когда Кобаяси спрашивали, что такое ритмика, он отвечал: «Ритмика – это игра, которая отлаживает механизм тела, игра, которая учит владеть им, игра, которая дает возможность воспринимать ритм. Занятия ритмикой сообщают ритмичность самой натуре. А ритмичная натура – это красота и сила, соответствие законам природы».
В классе Тотто-тян начали с развития чувства ритма. Директор садился за пианино на маленькой сцене в актовом зале. Под музыку ученики начинали движение с любой точки. Двигаться они могли как угодно, с одним лишь условием – не сталкиваться друг с другом, поэтому чаще всего они шли в одном направлении по кругу. Если в музыке слышались две доли, все взмахивали руками вверх и вниз, как это делает дирижер. Ступать надо было легко, без топота, но и не так, как в балете. «Не напрягайтесь, – говорил директор, – шагайте свободно, покачиваясь, тяните носок». Главное заключалось в естественности движения, так чтобы каждый мог ходить по-своему. Когда же ритм становился трехдольным, дети движением рук выполняли новую фигуру, их движение то ускорялось, то замедлялось – в зависимости от темпа. На четыре доли это было еще не трудно: «Опустить! Кругом! В стороны! Поднять!» На пять долей уже сложней: «Опустить! Кругом! Вытянуть вперед! В стороны! Вверх!» А вот как двигались руки на шесть долей: «Вниз! Кругом! Вытянуть вперед! Снова кругом! В стороны! И… вверх!»
Следить за быстрой сменой ритма было нелегко. Особенно трудно приходилось, когда директор громким голосом предупреждал:
– Я буду менять ритм, а вы не спешите переходить на него, пока не скажу!
Вот как это выглядело: ребята ходят на две доли, а пианист переходит на три, делать нечего – все равно надо шагать по-прежнему. Удовольствие маленькое, но директор был убежден, что так воспитывается собранность и закаляется воля.
Наконец директор произносит:
– Смена ритма!
С облегчением дети собираются перейти на три доли, но не тут-то было: надо держать ухо востро – пианист может сразу перейти на пять. Тут многие сбивались с ритма, руки и ноги оказывались не там, где нужно, слышались умоляющие голоса: «Ну, постойте, постойте, сэнсэй[13], не так быстро!» Но стоило немного попрактиковаться, и движения становились слаженными, гармоничными, а напряженность сменялась раскованностью, дети начинали испытывать удовольствие от танца. Более того, они настолько увлекались игрой, что сами придумывали разные движения и позы. Вообще-то обычно все передвигались поодиночке, но некоторые, по желанию, могли сходиться парами. А когда музыка звучала на две доли, находились и такие – перемещались по залу зажмурившись. Единственное, чего нельзя было делать, так это разговаривать.
Иногда, особенно в те дни, когда проходило родительское собрание, мамы заглядывали в зал. Какое же это было трогательное зрелище! Как легки и свободны были движения детишек, как прекрасны их лица, как весело и ловко скользили они под музыку!
Все это нужно было для того, чтобы привить детям чувство ритма, создать гармонию тела и духа, в конечном счете пробуждая воображение и развивая творческие способности.
Когда Тотто-тян впервые пришла в школу и увидела надпись на воротах, она спросила маму: «А что означает томоэ?»
Так вот, томоэ – это древний японский герб в виде двух полукружий, разделенных зигзагом; если же соединить две половины томоэ – белую (духовное начало) и черную (физическое совершенство), то они сольются в единое целое – вот такой круг:
Так учитель выразил свое стремление к гармоничному развитию детей – физическому и нравственному. Именно с этой целью он включил занятия ритмикой в школьную программу. Ведь развивать природные данные своих учеников, ограждая их при этом от чрезмерного вмешательства взрослых, было для него главной целью.
Современное школьное образование, которое, как он считал, слишком полагалось на слово, записанное в тетрадку, приводило его в отчаяние. Такое воспитание, по его словам, атрофировало в детях восприятие природы, мешало им слушать ее шепот, лишало интуиции и вдохновения.
Великий японский поэт Басе писал:
Но ведь очень многие видели лягушек, прыгающих в пруд… И не только Уатт, Ньютон наблюдали, как кипит чайник или падает с дерева яблоко.
«Иметь глаза, но не видеть красоты; иметь уши, но не слышать музыки; обладать разумом, но не воспринимать истину; иметь сердце, но никогда не волноваться и не гореть огнем – вот чего надо больше всего опасаться!» – так часто говорил директор.
Наверное, поэтому он и верил в ритмику. Сама же Тотто-тян была в восторге от нее. Она порхала по залу босиком, словно балерина Айседора Дункан, даже не подозревая, что ритмика – это часть школьной программы.
Заветное желание
Впервые в жизни Тотто-тян отправилась на праздничную ярмарку. Посреди пруда Сэндзоку, поблизости от школы, где она училась прежде, находился маленький островок с храмом, посвященным богине Бэн-тэн – покровительнице музыки и красоты. Там и проходила ярмарка. Поздним вечером она отправилась туда с мамой и папой по тускло освещенной улице. Вдруг впереди засверкали разноцветные огни. Необыкновенное зрелище предстало перед Тотто-тян. Она бегала от одной лавочки к другой, заглядывала в них, раздвигая матерчатые шторки. Отовсюду раздавался писк, треск, шипение, неслись разнообразные запахи. Все было удивительным. На красных, желтых и розовых шнурках висели игрушечные трубки, украшенные изображениями собак, кошек и миленькой девочки Бэтти. Стоило «закурить» их, и чувствовался запах мяты. Продавались леденцы на палочке и сахарная вата. И еще продавались бамбуковые хлопушки: просунешь в трубку крашеный прутик – и раздается громкий хлопок.
Прямо на улице какой-то дядька глотал мечи и жевал стекло, другой продавал особый порошок: потрешь им фарфоровую миску – она начинает звенеть. Фокусник предлагал купить магические «золотые кольца», в которых исчезали монеты. В одной лавке торговали бумагой, на которой на свету проявляются картинки, бумажными цветами, распускающимися в воде…
Глаза просто разбегались, когда они шли вдоль торговых рядов. Внезапно Тотто-тян остановилась.
– Ой, мамочка! – закричала она, увидев коробку, полную желтеньких пушистых комочков, Это были цыплята, и все они пищали.
– Какие хорошенькие! – Тотто-тян потянула за руку родителей. – Купите мне! Пожалуйста!
Цыплята, как по команде, повернулись к девочке, задрали головки, чтобы получше разглядеть ее, засуетились и запищали еще громче.
– Правда, хорошенькие? – спросила Тотто-тян, присев на корточки перед коробкой.
Она никогда еще не видела таких нежных и беспомощных созданий.
– Пожалуйста!.. – попросила она, умоляюще посмотрев на маму и папу. Но, к ее великому разочарованию, родители не хотели останавливаться и потащили ее дальше.
– Но вы же обещали мне купить что-нибудь, так купите мне их!
– Успокойся, дорогая, – тихо проговорила мама. – Эти бедняги все равно скоро погибнут.
– Почему? – спросила Тотто-тян плачущим голосом.
Папа отвел ее в сторону, чтобы продавец не мог их слышать, и принялся отговаривать:
– Ты пойми, Тотто-скэ, они, конечно, миленькие, но очень слабые и долго не протянут. Умрут, и ты будешь плакать. Мы вовсе не скупимся.
Но Тотто-тян не хотела и слушать. Она решила, что не уйдет без цыплят.
– Я не дам им умереть! Буду беречь их!
Папа и мама попытались оттащить девочку от коробки, но она не отрывала от цыплят взгляда, а они в свою очередь запищали еще громче, как будто упрашивая взять с собой. Тотто-тян решила, что, кроме цыплят, ей на свете больше ничего не нужно. Она низко поклонилась родителям: