Рокки каждый день провожала Тотто-тян до ворот прежней школы, а потом возвращалась домой. Естествен­но, и сегодня она собиралась последовать своей привычке.

Тотто-тян сняла билет с собачьей шеи и аккуратно повесила на себя. Еще раз попрощавшись с родителями, она, уже не оборачиваясь, побежала на остановку. Ранец болтался за плечами. Рокки весело трусила рядом.

Станция была на пути в прежнюю школу, и не уди­вительно, что по дороге девочке то и дело встречались знакомые собаки и кошки, а то и ребята, с которыми она училась.

Тотто-тян даже заколебалась: «А что, если показать им проездной билет, вот удивятся-то!» Но потом передума­ла – опоздаешь еще, лучше в другой раз…

Когда Тотто-тян, подойдя к станции, свернула не на­лево, как раньше, а направо, Рокки растерянно останови­лась и стала беспокойно озираться. Тотто-тян направилась было к билетному контролю, но потом вернулась к Рокки, которая стояла, не зная, что ей делать.

– Я больше не буду ходить в старую школу, пони­маешь? Теперь я в новой! – Тотто-тян потерлась щекой о морду Рокки и по привычке понюхала собачьи уши. – Пока! – Она махнула собаке, показала контролеру билет и побежала вверх по крутым станционным ступенькам.

Рокки тихонько поскуливала, провожая ее взглядом.

Школьный двор был пуст, когда Тотто-тян по­дошла к вагону. Вчера директор сказал ей, что в нем она будет учиться. Вагон был старомодный: с ручкой на дверях, чтобы открывать снаружи. Тотто-тян ухватилась за нее обеими руками и потянула направо – дверь легко отво­рилась. С бьющимся от волнения сердцем она заглянула внутрь.

Как здорово! Учиться здесь – все равно что путеше­ствовать. И окна, и сетки для багажа. Вот только впереди стоит классная доска, а вместо скамеек вдоль вагона – парты и стулья, да еще сняты поручни. А в остальном вагон как вагон.

Сбросив у входа туфли, Тотто-тян вошла и уселась за парту. Деревянный стул был такой же, как и в прежней школе, но он показался ей настолько удобным, что на нем можно было просидеть целый день не вставая. Тотто-тян была вне себя от радости. Школа до того ей понравилась, что она решила ходить сюда каждый день, даже в праздники.

Она выглянула в окно. И хотя знала, что вагон стоит на месте, ей вдруг почудилось – может быть, оттого, что цветы и деревья на школьном дворе раскачивались на ветру, – что поезд мчится по рельсам.

– Ой как хорошо! – воскликнула Тотто-тян.

Она прижалась лицом к окну и принялась распевать песенку, которую пела каждый раз, когда чувствовала себя счастливой:

В этот момент кто-то вошел в вагон. Это была девочка. Она достала из ранца тетрадку, пенал и положила их на парту. Потом поднялась на цыпочки и положила ранец на сетку. Туда лее отправилась и сумка с обувью. Тотто-тян сразу же оборвала песню и последовала ее примеру. Затем вошел мальчик. От самого входа он швырнул свой ранец в сетку, словно мяч в баскетбольную корзину. Ранец под­прыгнул и упал на пол.

– Промазал! – воскликнул мальчик и снова бросил с того же места. На сей раз ранец очутился в сетке. – В точку! – закричал мальчишка, но тут же оговорился: – Нет, опять недолет…

Промах заключался в том, что он забыл вынуть из ранца тетрадку с пеналом. Ему пришлось залезть на парту, чтобы дотянуться до сетки и вынуть из ранца вещи.

Всего в вагоне собралось девять человек. Именно столь­ко учеников и было в первом классе школы «Томоэ».

Им всем предстояло путешествовать с Тотто-тян.

Школа в вагонах – явление уникальное. И на первых порах Тотто-тян многое поражало. Ну, например, как в классе рассаживались ученики. В прежней школе каждый сидел на отведенном ему месте, здесь же можно было усесться там, где кому захочется, и менять парту в зависимости от настроения.

Хорошенько поразмыслив и оглядевшись, Тотто-тян решила сесть рядом с девочкой, которая сегодня утром пришла следом за ней. Ей приглянулся длинноухий заяц, вышитый на ее сарафане.

И все же самым удивительным в школе «Томоэ» были уроки. В обычной школе есть расписание: например, если первым значится родной язык, то в этот час все учат японский, если второй – арифметика, то пишут цифры. Здесь же все было иначе. В начале первого урока учи­тельница писала на доске задания и вопросы по всем предметам на целый день и говорила: «Ну, а теперь при­ступайте. Начните кто с чего захочет».

Красота! Хочешь – с японского, хочешь – с арифме­тики. Тот, кто любит писать сочинения, пишет, а кто увлекается химией – кипятит что-то в колбе над пламенем спиртовой горелки, и никто не удивляется, когда в ка­ком-нибудь классе что-то опять взрывается. Такой метод обучения помогал учителям наблюдать за детьми, за их интересами, характером и образом мышления. Верный путь к душе ребенка.

И детям нравилось начинать занятия с любого пред­мета. По большей части они занимались самостоятельно, но если что-то не выходило, обращались к учителю. Ученик мог подозвать учителя к себе помочь разобраться в труд­ном задании. И все внимательно слушали объяснения, никто не зевал и не клевал носом.

Правда, первоклассники, такие, как Тотто-тян, еще не умели заниматься самостоятельно, но даже им разреша­лось начинать с любого предмета.

Одни писали азбуку, другие рисовали картинки или читали книжку, кто-то делал гимнастику. Соседка Тотто-тян, по-видимому, одолела азбуку и что-то писала в тет­радке. Все было настолько странным, что Тотто-тян ужас­но разволновалась и никак не могла решить, что де­лать.

В это время мальчик, сидевший позади, встал из-за парты и с тетрадкой в руке направился к доске – наверно, для того, чтобы спросить о чем-то учительницу. Та, сидя за столом у классной доски, что-то объясняла другому ученику. Тотто-тян перестала вертеться и, подперев щеки обеими руками, стала наблюдать за мальчиком. У него была странная походка: он волочил ногу, и при этом все его тело раскачивалось. Сначала она даже подумала, что он балуется, но вскоре поняла, что ошиблась.

Тотто-тян все также продолжала наблюдать за ним, когда он возвращался на место. Их глаза встретились.

Мальчик улыбнулся. Тотто-тян поспешила ответить ему улыбкой. Когда он наконец уселся – у него это заняло больше времени, чем у других, – она повернулась и спросила:

– Почему ты так ходишь?

– У меня полиомиелит, – сказал мальчик тихим и нежным голоском.

С первого взгляда он показался ей очень умным.

– Полно… миелит? – переспросила Тотто-тян, она слышала это слово впервые.

– Да, полиомиелит, – прошептал мальчик. – У меня не только ноги, вот и рука тоже… – Он протянул левую кисть. Длинные пальцы на ней были скрючены и не разлеплялись.

Рассматривая руку, Тотто-тян озабоченно спросила:

– А вылечить нельзя?

Мальчик промолчал, и Тотто-тян погрустнела: «Мо­жет быть, не надо было спрашивать?» Но он бодро ска­зал:

– Меня зовут Ясуаки Ямамото. А тебя? Тотто-тян обрадовалась:

– А меня – Тотто-тян!

Так Ясуаки Ямамото и Тотто-тян подружились.

Солнце заглянуло в вагон, и стало жарко. Кто-то открыл окно. Свежий весенний ветерок ворвался в класс, ероша волосы на детских головках.

Так начался первый день в школе «Томоэ».

И вот наступило долгожданное время «даров моря» и «даров гор». Такое название директор школы придумал для приправ к вареному рису, которые дети приносили с собой из дому. Обычно учителя твердят родителям, что дети не должны капризничать и должны есть все подряд, а также, чтобы им давали в школу «достаточно питательные завтраки». Но директор школы «Томоэ» просил лишь об одном: чтобы в коробочки для завтрака было положено что-нибудь из «даров моря» и что-нибудь из «даров гор».