Наконец музыканты удалились, и ученики возвратились на свои места. Все, кроме Тотто-тян. «Почему ты опять стоишь?» – спросила ее учительница, и она серьезно сказала: «А если другие музыканты придут? Надо же и с ними поговорить. А потом, вдруг эти вернутся, а никого нет – неловко получится».
– Надеюсь, вам понятно, что она срывает занятия?! – По ходу повествования учительница все более распалялась, так что мама даже посочувствовала ей. – И плюс к тому…
Мама перепугалась:
– Как, еще что-то?
– Да! – раздраженно крикнула учительница. – Еще, и еще, и еще, всего и не перечесть! Иначе я бы не просила вас забрать ее! – Она перевела дух и посмотрела на маму: – Вчера она снова направляется к окну. Ну, думаю, опять высматривает уличных музыкантов, но продолжаю вести урок. Тут она громко спрашивает: «Эй, что вы там делаете?» С кафедры мне не видно, к кому это она обращается. А она опять: «Послушайте, что вы делаете?» И вижу, что смотрит она вовсе не на улицу, а куда-то вверх. Странно. Я стала ждать, не последует ли ответ. Тишина. А она все свое твердит: «Эй, чем вы занимаетесь?» В общем, урок срывается. Подхожу я к окну, смотрю. И что же вижу? Под самой крышей две ласточки вьют гнездо. Оказывается, это она с ласточками беседует! Я прекрасно понимаю детей и не считаю, что разговаривать с ласточками глупо. Но во время урока!..
Ну а это как вам понравится? На первом уроке рисования я предложила детям нарисовать государственный флаг. Все нарисовали как положено – красный круг на белом поле, и только одна ваша дочь принялась рисовать военно-морской флаг, вы знаете, с расходящимися лучами. «Ничего, пусть», – подумала я. И что же? Она намалевала его во весь лист, а затем ей вздумалось украсить его бахромой. Бахромой. Представляете?! Наверное, видела где-нибудь на знаменах. Ладно. Но стоило мне отвлечься на минуту, как она принялась чертить на парте – на бумаге ей места уже, видите ли, не хватает. Скребет и скребет желтым карандашом по дереву. Да так, что на парте остались здоровенные полосы! Сколько мы ни оттирали их потом, так и остались. К счастью, бахрома на флаге была только с трех сторон.
– Вы говорите, только с трех сторон?.. – с облегчением спросила вконец смутившаяся мама.
На что учительница устало, хотя и миролюбиво, ответила:
– С четвертой она нарисовала древко, поэтому зазубрины остались только с трех сторон.
«Все-таки только с трех сторон…» – приободрилась мама, но учительница медленно и отчетливо закончила:
– Правда, для древка на бумаге тоже не хватило места, и на парте появилась еще одна длинная царапина! – Она выпрямилась и ледяным тоном заключила: – Надеюсь, вы понимаете, что я при всем желании не могу справиться с вашим ребенком? И не только я. Моя коллега из первого класса тоже недовольна ею.
Мама посмотрела на нее и твердо решила найти для Тотто-тян такую школу, где понимают, что ребенок есть ребенок, и где живая девочка не будет никому в тягость.
..И вот, обегав весь город, она нашла такую школу. Вот туда-то они теперь и направлялись.
Мама не рассказала Тотто-тян о том, что ее исключили: все равно не поймет, за какую провинность, еще и замкнется в себе. Об этом она расскажет дочке потом, когда та вырастет, а пока только спросила:
– Хочешь перейти в другую школу? Есть одна очень хорошая…
– Ладно… – протянула Тотто-тян после некоторого раздумья. – Только…
«Неужели догадалась?» – расстроилась мама. Но Тотто-тян бросилась к ней и весело спросила:
– А как ты думаешь, уличные музыканты будут туда приходить?
Новая школа
Тотто-тян остановилась как вкопанная: вот это да! Во дворе прежней школы были ворота как ворота – здоровенные железобетонные столбы с вывеской, на которой крупными иероглифами выведено название, здесь же ничего подобного: два самые обыкновенные деревца, самые что ни на есть настоящие, с зелеными листочками.
– Смотри-ка, ворота из земли растут! – удивилась Тотто-тян и потрогала шершавую кору. – Они будут расти и расти и перерастут телеграфный столб! – Чтобы разглядеть название школы, ей пришлось подойти поближе и наклонить голову набок, потому что ветер сорвал вывеску и теперь она висела криво. – Шко-ла То-мо-э, – прочитала она по складам и только хотела спросить, что такое «Томоэ», как вдруг увидела нечто невероятное.
Она даже присела на корточки и, раздвинув кустарник, росший у ворот, заглянула во двор. И глазам своим не поверила…
– Мама! Да это же взаправдашний поезд!
И действительно, во дворе стоял самый настоящий поезд – из шести порядком облупившихся вагонов. Это уму непостижимо – школа в поезде!
Окна вагонов ярко сверкали в лучах утреннего солнца. Но еще ярче сияли глаза Тотто-тян, девочки с розовыми щечками.
Понравилось
С воплем: «Давай скорее сядем в поезд!» – Тотто-тян бросилась к школе. Да так стремительно, что мама, когда-то игравшая в баскетбол и бегавшая побыстрее Тотто-тян, едва успела поймать дочку за юбку уже возле двери.
– Нельзя, – строго сказала она. – В поезде классы, а тебя еще не приняли в школу. Если тебе хочется сесть в этот поезд, надо сначала зайти к директору. Постарайся вести себя прилично. Если мы договоримся с ним, то ты будешь ходить в эту школу. Поняла?
Тотто-тян, конечно, огорчилась, что нельзя сесть в поезд тотчас же, но все-таки послушалась.
– Пойдем! – решительно сказала она и добавила: – Мне очень понравилась эта школа!
Маму так и подмывало заметить, что сейчас ее куда больше волнует другое – понравится ли Тотто-тян директору, – но она промолчала, отпустила юбку, взяла дочь за руку, и они направились в директорский кабинет.
В вагонах было тихо. Похоже, только что начался урок. Школьный двор был не очень велик, но утопал в зелени. Вместо обычного забора его окружала живая изгородь из кустарника и деревьев. Посреди двора была клумба, пестревшая красными и желтыми цветами.
Кабинет директора помещался не в поезде, а напротив ворот, в одноэтажном строении, к дверям полукругом вела лестница из семи ступенек.
Тотто-тян вырвала ладошку из маминой руки и взбежала по ступенькам. На самом верху она вдруг замерла и обернулась, так резко, что едва не столкнулась с мамой.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила та.
Она даже испугалась: а вдруг дочка передумала. Но Тотто-тян серьезно прошептала:
– А этот дядя, к которому мы идем, он, что ли, директор станции?
Мама была человеком терпеливым и к тому же с чувством юмора. Она наклонилась к Тотто-тян и спросила тоже шепотом:
– Почему ты так решила?
– Ну, ты говоришь – это директор, а у него столько вагонов… Значит, он работает на станции.
У Тотто-тян были веские основания для такого заявления. Школа в вагонах и в самом деле редкость. Но вступать в пререкания было некогда, и мама сказала:
– Спроси об этом у самого директора. И вот что еще я тебе скажу. Твой папа музыкант, у него несколько скрипок, но никому в голову не приходит называть его торговцем скрипками, верно?
– Верно, мамочка! – согласилась Тотто-тян и снова взяла маму за руку.
Директор школы
Когда Тотто-тян с мамой вошли в кабинет директора, из-за стола поднялся невысокий человек. Несколько передних зубов у него отсутствовали, шевелюра сильно поредела, но лицо было здоровое, моложавое. Широкоплечий, с сильными, крепкими руками. Изрядно поношенная тройка ладно сидела на нем.
Тотто-тян торопливо поклонилась и задорно спросила: – Вы кто? Директор или работаете на станции?
Мама ужаснулась, но, прежде чем она успела вмешаться, хозяин кабинета, смеясь, ответил:
– Я – директор школы!
Тотто-тян восторженно проговорила:
– Как здорово! Тогда у меня просьба: возьмите меня к себе учиться!
Директор предложил Тотто-тян сесть, а маме сказал:
– Вы можете возвращаться домой, а мы тут с Тотто-тян побеседуем.
