– Постарайся вспомнить, что ты делал утром с того момента, как встал, и до того, как пришел в школу. С чего ты начал?

Мальчик растерянно взъерошил волосы и сказал:

– Так…

– Ну вот, хорошо! – поддержал его директор. – Ты сказал «так». Значит, у тебя есть что сказать. Что же было после «так»?

– Так… э… это… встал утром… – Мальчик еще силь­нее взъерошил себе волосы.

Тотто-тян и другим детям этот рассказ показался не­много странным, но они по-прежнему внимательно слу­шали. Мальчик продолжал свой «рассказ», почесывая затылок:

– А потом… вот…

Директор с доброй улыбкой, положив руки на стол перед собой, внимательно слушал ученика, затем сказал:

– Прекрасно! Достаточно… Итак, ты встал сегодня утром… Все это поняли… Ты молодец! Никто не требовал от тебя, чтобы ты рассказал что-нибудь занимательное или рассмешил всех. Главное, что ты сначала говорил, что тебе не о чем рассказывать, а все-таки нашел о чем.

И тогда мальчик, вместо того чтобы возвратиться на свое место, очень громко сказал:

– И потом… вот!

Дети даже подались вперед. Мальчик перевел дыхание и продолжил:

– И потом… вот… мама… это… сказала: «Почисть зубы!» – и я почистил.

Директор зааплодировал. Остальные тоже. А мальчик сказал еще громче:

– И потом… это…

Аплодисменты оборвались, все еще больше подались вперед, напряженно внимая ему: что же дальше? С тор­жествующим видом мальчик наконец завершил свою ис­торию словами:

– И потом… это… я пришел в школу!

Какой-то старшеклассник настолько наклонился в его сторону, что потерял равновесие и ткнулся лицом в ко­робочку для завтрака. Однако это событие не смогло омрачить радости оттого, что мальчик все-таки нашел о чем рассказать.

Директор хлопал вовсю. Тотто-тян и ее друзья тоже последовали его примеру. Даже мальчик «И-потом-это…», продолжавший стоять посреди круга, тоже захлопал. Ка­залось, вот-вот рухнет от аплодисментов потолок.

Можно поручиться, что, даже став взрослым, этот мальчик не забыл, как ему аплодировали.

С Тотто-тян случилась ужасная беда. Все на­чалось с игры в «волков», в которую они играли с Рокки после школы в комнате Тотто-тян.

Суть игры состояла в том, что они ложились на пол у противоположных стенок, после чего перекатывались на­встречу друг другу, а столкнувшись, начинали понарошку бороться. После короткой схватки все повторялось. На этот раз решили – вернее, решила Тотто-тян – немного усложнить игру: когда они покатятся навстречу друг другу и окажутся посреди комнаты, победителем станет тот, кто лучше изобразит свирепого волка. Для Рокки задача была не столь уж трудной – достаточно поднять уши и широко раскрыть пасть, обнажив при этом грозные клыки. К то­му же ей ничего не стоило сделать страшные глаза. Тотто-тян изобразить волка было потруднее, но все же девочка очень старалась. Она приставляла ладоши к го­лове, изображая волчьи уши, вовсю разевала рот, свирепо вращала глазами, выла по-волчьи и делала вид, что кусает Рокки. Поначалу Рокки исправно играла свою роль, но, в конце концов, она была еще слишком молода и, подражая волку, настолько забылась, что и взаправду укусила Тотто-тян.

И хотя Рокки была еще, по сути дела, крупным щенком, она была вдвое больше девочки, с зубами настолько острыми, что, прежде чем Тотто-тян успела сообразить, что же произошло, из ее разорванного уха вовсю полила кровь.

Когда на крики Тотто-тян из кухни прибежала мама, девочка и собака забились в угол. Обеими руками Тотто-тян зажимала правое ухо. Платье и пол были забрыз­ганы кровью. Вслед за мамой примчался отец, который, как обычно, упражнялся в гостиной на скрипке. Рокки, каза­лось, поняла, какую ужасную вещь она сотворила. Ее хвост безвольно повис, глаза жалобно смотрели на Тотто-тян.

В этот момент девочка думала только об одном: как быть, ведь родители, рассердившись на Рокки, могут вы­гнать ее или отдать в чужие руки. Страшнее этого при­думать ничего было нельзя. Она прижалась к Рокки и, зажимая рукой правое ухо, то и дело повторяла: «Не трогайте Рокки! Не ругайте Рокки!»

Родителей же больше заботило ухо Тотто-тян, от ко­торого они безуспешно пытались оторвать ее руки. При этом Тотто-тян продолжала кричать: «Совсем не больно! Не сердитесь на Рокки! Не сердитесь!» И она действи­тельно не ощущала боли, настолько ее беспокоила судьба любимицы. А кровь все сочилась и сочилась из уха.

Наконец папа и мама поняли, что произошло: Рокки укусила их дочь. Однако они просто были вынуждены обещать ей, что не тронут собаку. Только после этого Тотто-тян отвела руку. При виде ее уха мама издала душераздирающий вопль. Папа взял девочку на руки и понес ее к врачу. Впереди, указывая дорогу, бежала мама. К счастью, помощь была оказана вовремя, ухо удалось сшить. Одно лишь продолжало тревожить Тотто-тян: сдер­жат ли родители обещание не трогать Рокки?

Домой Тотто-тян возвращалась с забинтованной от макушки до подбородка головой, немного похожая на белого кролика.

Несмотря на данное обещание, папа все же считал необходимым как-то наказать собаку. Однако мама сде­лала ему знак глазами – обещание, мол, надо держать, – и ему пришлось смириться.

Тотто-тян буквально влетела в дом, чтобы побыстрее сообщить Рокки о том, что все в порядке. Но сколько она ни искала ее, собаки нигде не было. И только теперь Тотто-тян разревелась. Даже в кабинете врача, когда ей зашивали ухо, она не плакала, боясь, что родители еще больше рассердятся на Рокки. Сквозь слезы она звала собаку.

– Рокки! Рокки! Куда ты пропала?

Она еще несколько раз повторила свой зов, и вдруг ее лицо, залитое слезами, просветлело. Ничего удивитель­ного – из-за дивана показалась знакомая коричневая спинка Рокки… Нерешительно подойдя к девочке, собака осторожно лизнула ее торчащее из-под бинтов здоровое ухо. Тотто-тян обняла Рокки за шею и по обыкновению сунулась носом в ее ухо. И хотя мама и папа утверждали, что запах там не самый ароматный, дочь придерживалась иного мнения.

Рокки и Тотто-тян страшно устали, обоих клонило ко сну.

Луна на исходе лета заглянула в комнату со стороны садика: маленькая забинтованная девочка обнимала соба­ку, «давшую себе слово никогда больше не изображать волка». С тех пор их дружба стала еще крепче.

Спортивный праздник в «Томоэ» каждый год проводился в один и тот же осенний день – третьего ноября. Несколько лет назад директор навел справки и выяснил, что именно третьего ноября реже всего идут дожди. Просто удивительно: то ли оттого, что директор скрупулезно изучил метеорологические данные, то ли по­тому, что облака и солнышко прониклись его страстным желанием провести спортивный праздник в ясную погоду, так чтобы ничто не омрачало хорошего настроения ребя­тишек, украсивших накануне соревнований школьный двор, но факт – в этот день не пролилось ни капли дождя.

Недаром «Томоэ» считалась необычной школой – даже спортивный праздник в ней был удивительным. Почти все виды состязаний директор придумал самолично. Лишь перетягивание каната и «бег вдвоем на трех ногах» встре­чались и в других начальных школах. Причем не нужно было каких-либо замысловатых спортивных снарядов, в дело шло то, что было под рукой.

Вот, например, состязание «Золотой карп». Посреди школьного двора раскладывали несколько длинных «кар­пов» из ярко разукрашенной материи – таких, что в Праз­дник мальчиков[15] колышутся, наполненные ветром, на древ­ке над крышами тех домов, где живут мальчики.

По сигналу надо было забраться в пасть матерчатого карпа, проползти через все его туловище, выбраться на волю через хвост и вернуться обратно. Стартовали по трое, так как было всего лишь три карпа – два голубых и один красный. Казалось, состязание вовсе не трудное. Однако в длинном, как питон, карпе было темно, и блуждающие в его туловище легко теряли ориентировку. Некоторые – и среди них Тотто-тян – по нескольку раз возвращались туда, где они только что вошли: высунут голову из пасти, поймут свою ошибку и поспешно ретируются. Зрители ужасно веселились, наблюдая, как кто-то барахтается или ползает взад-вперед по словно ожившему карпу.