— Адриан сказал, что мальчишка хорошо знал Децебала, – добавил император. – Это правда?

— Он так говорит.

— Хорошо. Где у тебя можно поговорить без свидетелей?

— В саду, государь. У меня большой сад, раб должен быть там.

— Отлично. Побеспокойся, чтобы нас не тревожили. Ликорма, останься с Ларцием.

— Господин!.. – чуть вскинул брови, вольноотпущенник, невысокий сухощавый мужчина с настораживающей врагов императора, на удивление шишковатой головой.

— Ты полагаешь, я не в состоянии справиться с каким?то мальчишкой?

— Нет, господин.

— Вот и договорились. Ларций, не устраивай помпу.

— Так точно, цезарь.

* * *

Траян расположился в саду на каменной скамье и некоторое время испытующе разглядывал стоявшего перед ним, уставившегося в землю Лупу.

Наконец парнишка поднял голову, бросил взгляд на громадного, укутанного в тогу римлянина. Гостя нельзя было назвать красавцем. Черты его лица были правильны, его можно было назвать привлекательным, если бы не скошенный внутрь и откровенно маленький подбородок и узкие губы, однако он, несомненно, был знатен и влиятелен. Римлянин вел себя просто, словно величавость ему самому досаждала.

— А ты, оказывается, красавчик. Как тебя зовут, малыш?

Голос у него низкий, чуть гнусавый.

— Лупа.

— Как?!

— Лупа.

Незнакомец пожал плечами.

— Что за имя такое!.. Ты разве не знаешь, что означает это слово?

— Нет. Мама его никогда не употребляла.

Неожиданно парнишка загорячился.

— Добрый человек, объясни, почему все удивляются, когда я называю себя Лупой?

— Потому что малыш, «лупа» по–нашему развратная женщина, продающая себя за деньги каждому встречному. Если твоя мать – римская гражданка, почему же она позволила твоему отцу назвать тебя таким странным именем.

— Потому что по–нашему «лупа» – это волк! – выпалил парнишка.

— Чудеса! – изумился Траян. – Век живи, век учись. Значит, ты – волк?

Лупа замялся, потом с неожиданной горячностью и искренностью подтвердил.

— Да, римлянин!

— Это хорошо, что ты ведешь себя достойно. Не унижаешься, не предаешь память отца. Он, как мне сообщили, командовал обороной Даоус–Давы?

— Да.

— Я полагаю, ты, вступивший в братство, готов к смерти? Готов отдать жизнь за отчизну?

— Тебе известно о нашем братстве?

— Я обязан все знать, – вздохнул гость. – И ты, полагаю, решил совершить подвиг. Интересно, какой?

Лупа потупился.

— Будь смел до конца, – добавил Траян. – Я догадываюсь, ты намерен сотворить что?то небывалое, героическое. Тогда согласись, твой замысел удастся только в том случае, если он будет угоден богам. Это означает, что сейчас твое признание ничего не решает. Либо судьбе угодно, чтобы ты совершил желаемое, тогда при любых обстоятельствах тебя ждет удача, либо нет. Ты, наверное, намерен поджечь Рим?

— Почему поджечь?

— Не знаю, но все рабы, которых доставляли в Рим и которые давали клятву сокрушить город, начинали с поджогов. Например, христиане. Только Спартак повел грамотную войну. Ты знаешь, кто такой Спартак.

— Да, – мальчишка помедлил, потом выпалил. – Я не такой дурак, чтобы жечь камни. Я убью Траяна.

Теперь пришла очередь императору изумиться.

— Действительно, ты не дурак. Но за что ты хочешь убить меня?

— Тогда Децебал легко расправиться с вами…

В следующее мгновение до него дошло сказанное римлянином, и его густо бросило в краску. Через мгновение он совладал с собой и гордо вскинул голову.

— Я готов к пыткам, но учти, римлянин, если, как ты сказал, судьба на моей стороне, тебе несдобровать.

— К сожалению, красавчик, судьба всегда на стороне больших когорт. Значит, ты полагаешь, что ваша победа зависит исключительно от того, кто поведет легионы в бой? Я или какой?нибудь другой полководец?

Лупа долго переминался с ноги на ногу, потом все?таки ответил. Ему почему?то захотелось ответить, его изматывал груз сомнений – в этом Риме, где и Залмоксис не более чем захудалый божок, сотворить задуманное не поможет никакая судьба.

Вон их сколько, богов, охранявших благополучие и мощь Рима. Его замысел – откровенная глупость. Сколько можно тешиться глупостью? Тогда что делать? Теперь сомнений не было, все было решено – его ждут пытки, казнь.

Что ж, он выполнил свой долг, пора к Залмоксису. Там он встретит Скорило, попросит прощение у Буридава, спасшего его у Тибискума, прильнет к отцу, к матери. Интересно, Залмоксис допускает женщин на небеса? В любом случае, его больше не будет мучить груз несбыточного, несделанного. Пусть даже так, но он исполнил свой долг.

— Так говорил Децебал, – выдал он военную тайну.

— Ты хорошо знал Децебала? – поинтересовался император.

— Он был побратимом моего отца и часто бывал у нас в Даоус–Даве. Они ездили с отцом на охоту, брали меня. Я разводил им костер, жарил мясо.

— Скажи, Лупа, будет ли Децебал воевать до конца?

— Да, римлянин.

— Ты говоришь ответственно?

— С полной уверенностью. Наш царь никогда, ни при каких условиях не сложит оружия. Даже если и сложит его.

Траян пристально глянул на мальчишку. Задумавшись, выпятил нижнюю губу, поиграл ею.

— Ты храбр и умен. К тому же симпатяшка. Я получил удовольствие от разговора с тобой. Не бойся, ты не выдал никакой тайны. Теперь я знаю, я уверен – все зависит от Децебала и в тоже время от него ничего не зависит. Это мудрено, но ничего не поделаешь. Истина порой бывает мудреной, на то она и истина.

— Я понял, государь. Ты имеешь в виду, что ранее рассчитывал на нашего царя – возможно, он согласится на мир. Теперь ты решил, что на него рассчитывать бессмысленно, он будет гнуть свою линию, и все зависит только от тебя. Это важно, государь?

— Это очень важно, Люпус. Это жизненно важно. Приятно иметь дело с римлянином, они отличаются редкой сообразительностью и проницательностью, – улыбнулся Траян.

— Я – дак!

— Нет, по матери ты римлянин, ты убедил меня в этом. Но и дак тоже. Запомни, Люпус, ты – римлянин. Я не имею права вмешиваться в твою судьбу, но я готов помочь тебе. Хочешь, я куплю тебя у Ларция и мы вместе отправимся в Палатинский дворец?

— Зачем? У римского цезаря некому работать в саду?

— Нет, я хочу сделать тебя виночерпием? Будешь разливать вино и прислуживать мне и моим друзьям за столом.

— А где я буду спать ночью? Вместе с другими рабами?

— Нет, красавчик. Для того?то я и беру тебя, чтобы мы спали вместе.

— Ты не можешь заснуть в одиночестве? Тебе со мной будет приятнее?

— Конечно, с таким красавцем, как ты, много приятнее.

— Какая же польза может быть от красоты для сна?

— Я буду проводить с тобой ночи без сна, целуя тебя и обнимая.

Глаза у Лупы расширились, его бросило в краску.

— Ты – чудовище! – заявил он. – Я должен убить тебя.

Траян опустил голову.

— Возможно. То же утверждает моя жена, но я полагаю чудовищем можно считать того, кто принуждает другого силой…

— Как тот римский легионер, который взял меня в плен?

— А–а, вот в чем причина. Я не хотел обидеть тебя, Люпус. Я полагал, от моего предложение нельзя отказаться, но нет так нет. Это твое право. Не спеши, обдумай мои слова, позже я отпустил бы тебе свободу и ты стал бы моим вольноотпущенником?

— Такой ценой, государь? Залмоксис проклянет меня.

— Ты полагаешь, ему есть до тебя дело? Впрочем, как знаешь. Принуждать не намерен. А как насчет покушения? Ты по–прежнему будешь охотиться на меня?

— Нет, государь. Это безнадежное дело, – он выдавил жалкую улыбку. – И с моей стороны бесчестное… Ты же не собираешься тащить меня силой. Если твоя жена не в силах совладать с твоим нравом, мне это тем более не под силу.

— И на том спасибо.

Траян поднялся, оглядел мальчишку и еще раз как бы невзначай спросил.

— Может, передумаешь?

— Нет, цезарь.

Прощаясь с Ларцием, император как бы невзначай предупредил префекта.