Первым делом выпили за неизбежное. Оно подступало все ближе и ближе. Не позже этого лета, вскользь обмолвился легат и перевел разговор на приобретенную префектом красотку. Насколько она хороша, спросил Лонгин. Неужели приятней Волусии? Ларций покраснел. Стыдно стало не перед начальником, а перед Волусией. Он попытался рассмеяться и тем утешиться. Не получилось. Опору нашел в рассуждение, что, окунувшись в невечерний свет, в небесную доброту или, может, представ перед галилеянином, Лусиолочка не станет винить супруга в неверности, терзать его. Пожалеет и не будет посещать по ночам в облике демона. Не станет насылать ночные кошмары и прочую ерундистику, о которой Лонгин выразился кратко и емко – ну их, эти предрассудки!

— Гляди веселее, Ларций. Мы в самом логове врага, стоит ли грустить о мимолетной радости. Почему бы не потешиться, сидючи в пасти у Децебала? Другое дело, так ли проста твоя Зия, какой пытается прикинуться?

Ларций задумался о хитрости, коварстве и предательстве, которых вполне хватало в ставке Децебала. Впрочем, не только варвары отличались изощренной неблаговидностью в поступках – этого и Лонгин не отрицал. Просто добавил, чтобы Ларций не терял бодрости и не раскисал в ее объятьях.

— Держи ухо востро, Ларций.

Префект, взвесив все за и против, объяснил, что Зия ни бельмеса по–латински не понимает, и это факт. Нельзя помыслить за Децебалом такую расчетливость и изворотливость, чтобы тот заранее рассчитал поступки Ларция – как тот нос к носу столкнется работорговцем, заинтересуется товаром, обратит внимание на Зию, не сумевшую спрятать личико среди подруг.

— Не спеши с выводами! – Лонгин поднял палец. – Жизнь порой подкидывает такие загадки, что остается только возблагодарить ее за науку и невозмутимо принять смерть.

После короткой паузы легат поделился.

— Что касается Децебала, он не так прост, каким пытается выставить себя. Его слуги проверяют еду и питье, он очень осторожен в общении с чужаками. Трудность в том, что он очень силен и мастерски владеет оружием, так что прямо его не возьмешь, а если пораскинуть мозгами, к нему вообще никак не подступиться, пока не начнется война.

Ларций не понял.

— Что, так и будем писать императору – мол, вожака никак не взять?

— Конечно, – пожал плечами Лонгин. – Зачем скрывать правду.

Ночью, натешившись с Зией, Ларций долго не мог заснуть. Время от времени поглядывал на спящую рядом женщину, поглаживал ей груди, бедра. Зия лениво отбрасывала его руку и что?то невнятно бормотала во сне. Она оказалась ненасытна до плотских утех – значит, таково ее ведущее. Ведь не покинула его, когда господин привез ее в Дакию. Стоит ли корить дикарку пренебрежением священным даром, который она была обязана хранить и, потеряв который, должна лишить себя жизни?

Лонг закинул руки за голову и задумался о том, что в отличие от императорских стратегов, он никогда не рискнул бы признаться императору – ваше приказание неисполнимо. Он всегда – и в Домициановы времена и при нынешнем Отце отечества – бился головой об стенку, пытаясь исполнить даже то, что, по его разумению, казалось несусветной глупостью. Таково было его ведущее.

Префект с горечью осознал, что его, Ларция, знаменитая строптивость касалась исключительно частностей, и в решающий момент улетучивалась сама собой. Конечно, в другие времена при удачном стечении обстоятельств подобная исполнительность могла бы помочь ему взлететь на самый верх, но в окружении Траяна более ценились люди – неважно, «молокососы» или «замшелые пни», – способные протолкнуть или отстоять собственную точку зрения.

Всю весну он инспектировал римские гарнизоны, расквартированные в северных крепостях, переданных Децебалом римлянам. В каждой из них коменданты с тревогой делились с ним наблюдениями, что «даки зашевелились». В свою очередь он прорабатывал с трибунами и центурионами планы мероприятий, которые не позволили бы варварам застать римлян врасплох. Прежде всего, по его приказу из крепостей и фортов были удалены все вооруженные даки. Эта мера должна была крайне обострить обстановку, однако варвары отнеслись к этому нарушающему все прежние договоренности требованию вполне дисциплинировано и ни на что, кроме грозных взглядов и короткой ругани, не отваживались. В этом чувствовалась крепкая направляющая рука Децебала, что вызвало откровенную озабоченность Ларция и Лонгина. Легат в свою очередь тоже никак не мог подобраться к царю.

В апреле 105 года они оба отправились осматривать укрепления, возводимые вдоль дороги Дробета–Диерна. Там их и захватил высланный Децебалом отряд. Князь, возглавлявший воинов, заявил, что ни о каком пленении речи не идет. Просто он получил приказ своего повелителя как можно быстрее доставить римских представителей в Сармизегетузу.

— Понятно, – кивнул Лонгин и улыбнулся.

Пока их везли в Сармизегетузу, императорский легат держался исключительно спокойно, с римской невозмутимостью беседовал с даками из конвоя, расспрашивал, каков урожай в прошлом году в тех местах, куда не добрались римские солдаты, какой урожай собирались получить в следующем? Те в ответ сначала отмалчивались, потом начали дерзить, наконец, призванные, по–видимому, к порядку начальником конвоя, стали отвечать охотнее. Один из немолодых воинов, приписанных к личной дружине Децебала – он весь был украшен занятной татуировкой, длинные усы свисали на грудь, – объяснил, что урожай был невиданный. Приплод в стадах выжил почти поголовно, так что голодать не будем. Лонгин поинтересовался, как насчет дичи и зверя. Тот же длинноусый поделился, что кабанов в дубовых урочищах видимо–невидимо. Оленей тоже хватает. За эти два года некому их было бить.

— Это вряд ли! – не поверил Лонгин. – Вон сколько молодцов у Децебала. Я смотрю, он набрал дружинников и у роксоланов, и у бастарнов, и у карпов.

— Ты хитер, Лонгин, – вежливо ответил ему воин, – но и я не дурак. Не расспрашивай о том, о чем тебе знать не велено. Если по–дружески, могу сообщить, что все пришлые из беглых. Не поладили у себя на родине с соплеменниками – кто девку пытался выкрасть, кто пытался скинуть ихнего князя. Мали ли что на уме у молодежи, вот и бегают, рыщут по белу свету.

— Оно конечно, – согласился Лонгин, – чего на свете не бывает. Если у парня нет денег на подарки родственникам, можно и девку умыкнуть, только что?то многовато их в бега ударилось. И из наших земель мчатся, будто здесь медом намазано. Может, не медом, а золотом.

— Откуда у нас золото, Лонгин. Мы бедные, тихие люди, нас с горстку и осталось, да и ту вы, наверное, с Железной лапой, – он кивком указал на Ларция, – под корень изведете.

— Вы не дерзите, тогда не изведем.

— Как же нам не дерзить, если вашим солдатам то дай, это дай. Девку увидит – дай, жену увидит – дай. Курку дай, яйки дай, млеко дай. Мы так не привыкли.

На том разговор увял.

Римлян привезли в Сармизегетузу, Ларцию запретили выходить на улицу, а Лонгина тут же провели к царю. Децебал встретил римского легата приветливо, объяснил, что считает его и Железную лапу своими гостями – ни в коем случае не пленниками! Они ни в чем не будут знать отказа, если, конечно, подтвердится, что посланцы императора не ведут двойную игру и не пытаются предательски вонзить кинжал ему в спину.

— О каком предательстве ты говоришь, царь? – удивился Лонгин.

— О решении напасть на нас этим летом. Цель вашего императора – окончательно обратить всех нас в рабов. Вот почему я приказал задержать вас. Если ты, Лонгин, дашь слово, что сведения о планах Траяна не верны, я готов тут же снять охрану. Я готов также в полной мере выполнять союзнические обязательства, наложенные на Дакию по договору 103 года. Если нет, пусть нас рассудят боги.

Лонгин рассмеялся.

— Ты умен, царь, однако ошибаешься, если полагаешь, что императорскому легату известно, что затевается в большом претории. Что касается меня, я могу уверенно заявить, что твои подозрения безосновательны и никаких коварных планов в отношении союзника император не вынашивает.