Вслух же, взяв себя в руки (или по крайней мере попытавшись это сделать), говорю:

— Эления работает на меня, а я забочусь о своих сотрудниках.

— О репутации ты своей заботишься и боишься скандалов, — огрызается брат.

Я не спешу его разубеждать. Пусть думает, что я о себе беспокоюсь. А я ведь действительно о себе беспокоюсь… О том, что не смогу сдержаться, когда доберусь до твари, осмелившейся выкрасть Элению.

Интересно, как Грассора отнесётся к правителю-убийце?

Остаток пути молчим. Я просто не в состоянии с ним сейчас говорить, потому что желание прибить распространяется и на брата.

Вот зачем нужно было знакомить её с такой мразью?!

Несмотря на час пик, нам удаётся избежать пробок, хоть даже те пятнадцать-двадцать минут, которые потратили, чтобы добраться до элитной многоэтажки, кажутся мне вечностью.

— Номер квартиры?

— Не помню, — яростно сплёвывает брат, а потом добавляет, кривясь: — Но помню этаж. Сто двадцатый.

И мы, рассыпавшись тьмой, переносимся вниз. Ксанор напряжённо оглядывается, втягивает носом воздух, я и делаю то же самое.

Светлая здесь. Я чувствую её запах, вот только не могу понять, за которой из дверей её прячут.

— Ну? — уже едва ли не рычу.

— Туда! — Брат бросается вперёд по коридору.

Я за ним, впитывая в себя аромат её кожи. Ещё одна дверь, за ней другая — хочется выломать к йоргам каждую, пока мы не останавливаемся у последней.

— Вот его квартира.

Это и так очевидно. Я чувствую, знаю, что она там. За толстой перегородкой, которая рассыпается у нас на глазах жалким крошевом. Тьма ползёт по двери, разъедая её, испепеляя, и если мы опоздали… То же самое случится с похитителем Ленни.

Ксанор врывается первым, я мешкаю с мгновение — душу раздирает страх. Я боюсь того, что могу там увидеть. Если его дружок сделал Элении больно…

Сбросив с себя оцепенение, бросаюсь следом и столбенею.

Лофт, в котором живёт этот урод, больше напоминает фотостудию. Вернее, это и есть фотостудия, а моделью йоргов фотограф решил сделать мою Элению. Она сидит на возвышении, к которому ведут ступени, и жмурится от пронзительного, направленного на неё света. Сидит, сжавшись в комок, с лицом, мокрым от слёз. Крылья — единственное, что скрывает её наготу. А это животное, Медина, как ни в чём не бывало её фотографирует.

Выродок.

— Ну же, детка, хотя бы одну улыбку. Расслабься и покажи, что там прячется под твоими крылышками.

Нас он замечает не сразу — громкая музыка поглощает звуки. Только когда Ксанор кладёт руку ему на плечо и резко разворачивает к себе, фотограф вздрагивает и роняет на пол фотокамеру. Сказать ничего не успевает: первый же удар, прилетевший подонку в челюсть, отбрасывает его от Ксанора на несколько метров.

Брезгливо стряхнув с костяшек пальцев капли крови, брат подходит к отползающему на заднице фотографу.

— Сейчас я узнаю, что скрывается под твоей черепной коробкой. Вряд ли найду там мозги, но посмотреть всё равно интересно. На пустое место. — Тьма, сорвавшись с его пальцев, стекает на пол и медленно ползёт, извиваясь, к йорговому любителю прекрасного.

— Ксан, прости! Ничего не было! Это всего лишь шутка. Клянусь! Я бы её и пальцем не тронул! Меня просто Нарси попросила. Всего пара фоток… Ничего такого… Ксан!!!

Я бросаюсь к Элении, на ходу стаскивая пиджак. Заворачиваю в него девушку, осторожно беру на руки, и её голова безвольно падает мне на плечо.

— Ничего не было, говоришь? Зато сейчас всё будет, — голос брата становится глухим и низким, выдавая его состояние. В нём слышится азарт и жажда. Это наша природа — охотиться, нападать, делать больно.

Мы сдерживаемся, учимся владеть собой с детства, но порой обстоятельства оказываются сильнее. А иногда, вот как сейчас, контролировать себя просто не хочется.

— Валар… не надо… пожалуйста… — шепчет, будто в бреду, Эления. По щекам её катятся слёзы, ресницы дрожат, как и искусанные в кровь губы. — Отпусти… умоляю…

— Ленни, это я, Гаранор. Сейчас мы тебя заберём, — обещаю, на миг прижавшись к её виску губами.

Боги, какая она холодная! Напуганная, одурманенная, продрогшая.

— Я, пожалуй, здесь задержусь, — оборачивается брат. Тьма сползает с его рук, окружая Медину. Она же захлёстывает глаза брата, полностью скрывая светлые радужки. — А ты забери её. И вызови врача. Неизвестно, что он ей дал.

Появляется охрана, но первый же ринувшийся ко мне секьюрити, чтобы забрать у меня Элению, поймав мой взгляд, отступает назад.

— Доставить его в полицию? — указывает он на сжавшегося в углу Медину.

— О нет, никакой полиции. — Ксанор опускается перед фотографом на корточки. — Только я и мой старый друг.

В том состоянии, в котором находится сейчас, брат может многое натворить и, по-хорошему, его следовало бы оттащить от Медины. По-хорошему, следовало бы вызвать сюда полицию.

Умом я это понимаю, но…

Но вместо этого говорю:

— Уходим.

— Но сонор Хорос… — заикаются мои люди, с тревогой поглядывая на Ксанора и что-то невнятно блеющего фотографа.

— Я сказал, уходим, — повторяю с нажимом, а уже выходя из лофта, советую чудовищу: — Заткни ему чем-нибудь рот.

— Будет сделано, шеф, — иронично бросает брат и резко подаётся к Медине. — Ну что, Вит, сейчас немного повеселимся?

Оказавшись возле машины, я осторожно кладу Элению на заднее сиденье. Сам сажусь рядом и связываюсь по сейту с семейным врачом. Девушка дрожит, даже в моём пиджаке. Я обнимаю её, пытаясь согреть, пытаясь успокоить, но кажется, она не понимает, что с ней происходит. Не осознаёт, что теперь она в безопасности и больше никто её не тронет.

Никакая тварь больше не сделает ей больно.

Глаза её закрыты, с губ срываются приглушённые всхлипы.

— Валар… не надо… Валар, оставь нас!

Валар… Это имя намертво врезается в память, бьёт по сознанию. Нужно будет сообщить о нём Крусу, пусть продолжает искать. Конечно, это так себе зацепка, но до неё у нас вообще ничего не было.

Светлая затихает, только когда мы уже подлетаем к дому. Связываюсь с её няней и прошу, чтобы осталась с ребёнком на ночь.

— Эления в порядке. Увидитесь с ней завтра, — предвосхищаю вопросы студентки и отсоединяюсь, чтобы полностью сосредоточиться на своей невесомой ноше.

Дома приходится с ней расстаться, отдав её на попечение доктора и служанок. Но моей выдержки надолго не хватает, плюнув на всё, я отправляюсь в гостевое крыло.

— С ней всё будет хорошо, — успокаивает меня сонор Кирино. — Я сделал ей укол — завтра будет как новенькая. А сейчас пусть спит и восстанавливается. Ей необходим покой и крепкий сон.

Врач уходит, его провожает служанка. Я остаюсь стоять посреди спальни и уговариваю себя сделать то же самое. Но договориться с собой не получается. Да что там… Я даже взгляд от неё не могу оторвать!

И не уверен, что смогу от неё отказаться.

Сажусь в кресло, выключаю ночник, беру её за руку и подношу к губам теперь уже, хвала богам, тёплые пальцы. Мне не нужен свет, чтобы её видеть. Достаточно просто чувствовать её рядом.

Чувствовать и понимать, что завтра мы с Эленией разорвём йоргов контракт. Её отношения с Ксанором должны закончиться.

Будем считать, что они уже закончились.

ГЛАВА 21

Эления

Из сна я выплываю не с первой попытки и даже не со второй. Боги, как же хочется спать. И как же хочется… не вспоминать? Я не успеваю понять, о чём должна вспомнить, а может, наоборот, не должна — до слуха долетает приглушённый шорох, будто совсем близко дверь отъезжает в сторону.

Но у меня в спальне дверь открывается по старинке и…

— Лита?! — испуганно подскакиваю на кровати и понимаю, что я не дома. Окружающая обстановка мне не знакома, а ещё здесь нет моей дочери.

Зато есть… Хорос.

— Каково…

Осознав, что с меня сползло одеяло, а под ним только я и ничего больше (ну то есть на мне нет даже маечки или хотя бы бюстгалтера, а крылья так вообще нараспашку!), тихо ругаюсь и рывком натягиваю одеяло до самого подбородка.