– Натан был опасным человеком, загадкой, которую никто из нас так и не смог постичь до конца. Поэтому мы никогда ему не доверяли. Но, возможно, не позволяя тебе с ним увидеться, мы действительно совершили ошибку. Со временем, когда ты узнал бы больше, чем знаешь сейчас, сестры дали бы тебе разрешение – больше того, я уверена, они прости потребовали бы, чтобы ты встретился с Натаном.

Уоррен отвел взгляд.

– Поздно.

– Уоррен, я знаю, что теперь, когда ты избавился от ошейника, тебе не терпится посмотреть мир. Но ты сам сказал, что хочешь остаться и продолжить учебу. Отныне во Дворце нет больше пророка. Предлагаю тебе подумать над тем, что твой дар сильнее всего проявляется именно в этой области. В один прекрасный день ты мог бы сам стать пророком.

Уоррен смотрел на зеленые холмы. Легкий ветерок развевал его балахон.

– Не только мой дар – вся моя жизнь, все мои надежды всегда были связаны с пророчествами. Я только-только начал понимать их так, как никто другой понять не может. Но понимать пророчества и пророчествовать – далеко не одно и то же.

– На все нужно время, Уоррен. Уверена, когда Натану было столько же лет, сколько тебе, он знал не больше твоего. Если ты останешься и продолжишь учебу, то лет через четыреста—пятьсот станешь не менее великим пророком, чем Натан.

Уоррен долго молчал.

– Но там, за барьером, лежит целый мир, – сказал он наконец. – Я слышал, что в замке Волшебника в Эйдиндриле и в других местах есть древние книги. Ричард говорил, что их полно в Народном Дворце Д’Хары. Я жажду учиться, и в мире много такого, чего нельзя найти здесь.

Сестра Верна повела плечами, разминая затекшие мышцы.

– Ты знаешь, Уоррен, что мы живем под защитой заклинания. Если ты покинешь Дворец, то начнешь стареть, как другие. Посмотри, что случилось со мной за двадцать лет странствий. У нас с тобой всего год разницы, но ты по-прежнему выглядишь так, будто тебе только-только настало время задумываться о женитьбе, а я – так, словно мне уже пришла пора нянчить внучат. Теперь, вернувшись, я снова живу по времени Дворца, но что потеряно, того не вернешь.

Не глядя на нее, Уоррен проговорил:

– Мне кажется, ты видишь в зеркале больше морщин, чем есть на самом деле, сестра Верна.

Она не смогла сдержать улыбку.

– А знаешь ли ты, что когда-то я была в тебя влюблена?

Уоррен на мгновение потерял дар речи.

– В меня? Ты шутишь! Когда?

– О, это было очень давно. Больше ста лет назад. Ты был весь погружен в учебу, был такой умный, и от твоих голубых глаз у меня замирало сердце.

– Сестра Верна!

Не сдержавшись, Верна рассмеялась, увидев, как Уоррен залился краской.

– Это было давно, Уоррен. Я была тогда молода, как и ты. Мимолетное увлечение. – Улыбка слетела с ее лица. – Теперь ты кажешься мне ребенком, а я сама себе представляюсь достаточно старой, чтобы быть твоей матерью. Двадцать лет за пределами Дворца состарили меня не только внешне. – Она помолчала. – Так что, если ты покинешь Дворец, у тебя будет лишь несколько коротких десятилетий, чтобы узнать то, что ты хочешь узнать. Потом ты состаришься и умрешь. А здесь у тебя с избытком времени, чтобы выучиться и, возможно, стать пророком. А книги... В конце концов, их всегда можно забрать и принести сюда. Ты – единственный из оставшихся, у кого есть возможность превратиться в пророка. После смерти аббатисы и Натана ты, должно быть, знаешь о пророчествах больше, чем любой другой. Ты нужен нам, Уоррен.

Уоррен оглянулся на освещенный рассветным солнцем Дворец.

– Я подумаю, сестра.

– Только об этом я и прошу, Уоррен.

Вздохнув, он повернулся к ней:

– И что теперь? Кого, по-твоему, изберут аббатисой?

В процессе поисков сведений о погребальном обряде выяснилось еще, что процедура избрания новой аббатисы – вещь весьма непростая. Уоррену было об этом известно. Никто лучше него не знал содержимое книг, хранящихся в подвалах Дворца.

Верна пожала плечами.

– Аббатиса должна обладать огромными знаниями и большим опытом. А это значит, что ей станет кто-то из старших сестер. Наиболее вероятная кандидатура – Леома Марсик. Еще – Филиппа или Дульчи. Ну и конечно, Марена тоже войдет в список. Достойных сестер немало. Я с ходу могу назвать имен тридцать, хотя и сомневаюсь, что хотя бы у половины из них есть серьезные перспективы стать аббатисой.

Уоррен задумчиво потер нос.

– Наверное, ты права.

Сестра Верна нисколько не сомневалась, что закулисная борьба уже началась и по мере того как список возможных кандидатур будет сужаться, наиболее влиятельных сестер, еще не сделавших свой выбор, будут всячески обхаживать в расчете на их голоса. Избрание новой аббатисы – исторический момент, который определит жизнь Дворца на ближайшие несколько столетий. Похоже, схватка будет жестокой. Сестра Верна вздохнула:

– Не скажу, что я люблю битвы, но выборы, судя по всему, будут жестокими. Победит сильнейшая, но на это может уйти много времени. Нам придется жить без аббатисы несколько месяцев, а возможно, и целый год.

– А кого будешь поддерживать ты, сестра?

Верна коротко засмеялась.

– Я? Ты опять видишь только мои морщины, Уоррен. Я постарела, но это совершенно не меняет того факта, что я по-прежнему одна из младших сестер. Мой голос ничего не значит.

– В таком случае, я полагаю, тебе лучше добиться того, чтобы он приобрел значение. – Уоррен наклонился к ней ближе и понизил голос, хотя рядом не было ни единой живой души. – Те шесть сестер Тьмы, которым удалось сбежать, – ты о них не забыла?

Сестра Верна нахмурилась и внимательно поглядела в его голубые глаза.

– Какое это имеет отношение к выборам аббатисы?

Уоррен нервно скрутил балахон на животе в большой лиловый узел.

– А кто сказал, что их было только шесть? Вдруг во Дворце осталась еще одна? Или целая дюжина? Или сотня? Сестра Верна, ты – единственная из всех сестер, о ком я могу с уверенностью сказать: это – сестра Света. И ты обязана позаботиться, чтобы аббатисой не стал кто-то из сестер Тьмы.

Верна бросила быстрый взгляд на Дворец.

– Я же сказала, что являюсь всего лишь одной из младших сестер. Мое слово не стоит ни гроша, а остальные уверены, что сестры Тьмы сбежали все до единой.

Уоррен отвернулся, разглаживая смятый балахон, а когда вновь посмотрел на сестру Верну, во взгляде его читалось подозрение.

– Но ведь ты понимаешь, что я прав, верно? Ты тоже считаешь, что во Дворце остались еще сестры Тьмы.

Сестра Верна сохраняла невозмутимость.

– Хотя я не могу полностью исключить такую возможность, пока у меня нет никаких оснований быть в этом уверенной. И кроме того, это лишь одна из великого множества важных вещей, которые должны быть приняты во внимание, когда...

– Не надо пичкать меня двусмысленной болтовней! Мы говорим о серьезных вещах!

Сестра Верна вскинула голову:

– Не забывай, что ты ученик, Уоррен, и разговариваешь с сестрой Света. Будь добр обращаться ко мне с подобающим уважением.

– А я отнюдь не проявляю к тебе неуважения. Но Ричард помог мне понять, что я должен отстаивать свое мнение и свое достоинство. К тому же именно ты сняла с меня ошейник, и, как сама только что сказала, мы с тобой ровесники. Я не моложе тебя.

– Ты по-прежнему ученик, который...

– Который, по твоим же словам, знает о пророчествах больше, чем кто-либо другой. И когда речь идет о них, ты – моя ученица. Признаю, что о других вещах ты знаешь больше меня. Например, как пользоваться своим Хань. Но и я кое в чем разбираюсь лучше тебя. Кстати, не потому ли ты сняла с меня Рада-Хань, что поняла – нельзя держать человека в плену. Я уважаю тебя, но я больше не пленник сестер Света. Ты завоевала мое уважение, сестра, но подчиняться тебе я не намерен!

Верна долго смотрела в его голубые глаза.

– Кто бы мог подумать, что скрывалось за этим ошейником, – пробормотала она, а потом решительно кивнула: – Ты прав, Уоррен. Я тоже подозреваю, что во Дворце остались другие, кто отдал душу Владетелю.