Я спросил, где живет его дочка, куда послать ему деньги за работу во Дворце, чтобы он получше устроился на новом месте. Мне ведь оставалась мастерская, и я никуда не собирался уезжать.

Но Хэм отказался, сказал, ему ничего не нужно. Не нужно! Ну, тут уж меня одолело любопытство. Я спросил, откуда у него деньги, а он ответил, что накопил. Ха! Да Хэм сроду ничего не копил!

И если у него есть деньжата, значит, он их только что получил и еще не успел потратить, вот так! Ну, тут он мне и велел непременно отправить счет во Дворец. Очень настаивал. Наверное, потому что ему было стыдно оставлять меня одного. И я спросил: «Хэм, а кого ты положил в землю во Дворце?»

Мильтон приблизился к Верне и понизил голос до шепота.

– «Никого я не зарывал, – ответил мне Хэм. – Наоборот, вырыл».

Верна схватила могильщика за воротник:

– Что?! Вырыл? Выкопал чей-то труп? Он так и сказал?

Мильтон кивнул:

– Ага. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы мертвых выкапывали? Закапывать их в землю, это я понимаю, частенько приходится это делать, но наоборот? От одной мысли становится тошно. Похоже на святотатство. Но к тому времени мы уже изрядно поднабрались, выпивая за старые добрые времена, поэтому не стали останавливаться на этом вопросе.

У Верны в голове царил полный сумбур.

– Чей труп он вырыл? И кто его нанимал?

– Хэм сказал «по требованию Дворца», и все.

– Когда это было?

– Довольно давно. Не помню... Нет, погодите, это было после зимнего солнцестояния, где-то вскорости после него, может, дня через два.

Верна тряхнула его за воротник.

– Чей был труп?

– Я у него спросил. Спросил, кого это сестры захотели достать обратно. Он ответил: «Мне не сказали. Я просто достал их, завернутых в чистенький саван, и все дела».

Верна еще крепче вцепилась ему в воротник.

– Вы уверены? Вы ведь пили. Это вполне могла быть пьяная фантазия.

Могильщик затряс головой:

– Нет, клянусь! Хэм никогда не сочинял и не выдумывал, когда выпьет. Наоборот, всю правду выкладывал. Не важно, какой грех он совершил, в пьяном виде он мне всегда исповедовался. И я помню все, что он мне тогда рассказал. Ведь это была последняя ночь, которую я провел со своим другом. Как же ее не запомнить. Он сказал, чтобы я непременно отнес счет во Дворец, только выждал сначала неделю-другую, поскольку они там, во Дворце, сейчас заняты. Так они ему сказали.

– Что он сделал с телом? Куда отнес? Кому отдал?

Милтон попытался отстраниться, но Верна крепко держала его за ворот.

– Да не знаю я! Он сказал, что отвез их во Дворец в крытой тележке, у него был пропуск, чтобы охранники не проверяли груз. Еще сказал, что ему велели получше одеться, чтобы никто не узнал в нем могильщика. И то верно – к чему людей зря пугать, особенно сестер, ведь они беседуют с Создателем. Хэм сказал, что сделал, как было велено, и гордился тем, что никто не заметил, как он привез трупы. Вот и все. Больше он ничего не рассказывал. Мне больше ничего не известно, клянусь милостью Создателя!

– Трупы? Ты сказал – трупы? – Верна стянула воротник у него на шее и угрожающе поглядела в глаза. – Сколько? Сколько трупов он вырыл и отвез во дворец?

– Два.

– Два... – шепотом повторила она, широко раскрыв глаза.

Могильщик закивал.

Руки Верны разжались, выпустив воротник мастера Спрула.

Два.

Два тела, завернутые в саван. Сжав кулаки, она зарычала от ярости. Мильтон, сглотнув, поднял руку.

– И вот еще что. Хотя не знаю, важно ли это...

– Что? – сквозь зубы выговорила Верна.

– Он сказал, что могилы нужно было разрыть срочно и что с одним телом он справился быстро, потому что оно было маленьким, а вот с другим пришлось повозиться. Покойник, мол, здоровенный был мужик. Я не подумал спросить его еще о чем-нибудь. Извините.

Огромным усилием воли Верна выдавила из себя улыбку.

– Спасибо, Милтон, ты очень помог Создателю.

Он застегнул измятый воротник.

– Спасибо вам, сестра. Мне никогда не хватало мужества пойти во Дворец. Люди меня недолюбливают. Ну, короче, я ни разу там не был. Не могли бы вы благословить меня, сестра?

– Охотно, Милтон. Ты потрудился на Его благо.

Закрыв глаза, могильщик пробормотал молитву. Верна положила руку ему на лоб.

– Да благословит Создатель свое дитя, – прошептала она, коснувшись его своим Хань. Могильщик ахнул. – Ты забудешь все, что тебе рассказал Хэм. Будешь помнить лишь, что он хорошо сделал порученную ему работу, но забудешь, в чем она заключалась. А после моего ухода забудешь о том, что я здесь была.

Глаза могильщика под закрытыми веками на мгновение закатились, затем ресницы его распахнулись.

– Благодарю вас, сестра.

Уоррен прогуливался по другой стороне улицы. Верна молча пролетела мимо него, не замедлив шага. Уоррен побежал за ней. Верна была в бешенстве.

– Я ее удавлю, – бормотала она себе под нос. – Удавлю собственными руками! Пусть меня заберет Владетель, но я ее задушу!

– О чем это ты? Что ты узнала? Верна, да остановись же хоть на минутку!

– Не говори сейчас ничего, Уоррен! Ни слова!

Сжав кулаки, она неслась по пустынным улицам как ураган.

Бушевавшая в ней ярость грозила выплеснуться наружу. Она не видела улиц, не слышала барабанного боя. Забыла об Уоррене, который трусил следом. Верна не видела ничего, кроме картин страшной мести, которые рисовало ей воображение.

Она опомнилась только на мосту к острову Халзбанд и остановилась так резко, что Уоррен едва не налетел на нее.

Верна схватила его за расшитый серебром ворот балахона.

– Ты сейчас же отправишься в хранилище и займешься пророчеством!

– Каким?

– Тем самым. – Она встряхнула его. – О лжеаббатисе. Найди все его ветви, найди все, что с ним связано. Все, что сможешь найти! Ты понял?!

Уоррен резко высвободился и одернул балахон.

– Да в чем дело? Что этот могильщик тебе наговорил?

– Не сейчас, Уоррен.

– По-моему, мы с тобой друзья, Верна. И только сегодня ты говорила, что мы в одной лодке. Я хочу знать...

– Делай, что я сказала! – Голос Верны был похож на отдаленные раскаты грома. – А если ты дальше будешь ко мне приставать, Уоррен, то я отправлю тебя искупаться. Иди и займись пророчеством, а как только что-нибудь обнаружишь, немедленно сообщи мне!

Верна прекрасно знала, как много в хранилище собрано пророчеств. И понимала, что на поиски могут уйти годы. Даже века. Но разве у нее есть выбор?

Уоррен тщательно стряхнул пыль с балахона.

– Как прикажете, аббатиса.

Когда он повернулся, чтобы уйти, Верна заметила, что глаза у него покраснели. Она хотела поймать его за руку, остановить, но он уже отошел. Ей хотелось окликнуть его и сказать, что не на него она сердится и он не виноват в том, что лжеаббатиса – это она, но голос ей изменил.

Дойдя до знакомого камня, Верна взобралась на стену, в два прыжка спустилась по грушевому дереву в сад и пустилась бегом. Задыхаясь, она с размаху несколько раз шлепнула ладонью по двери в тайное убежище. Безрезультатно. Сообразив, в чем дело, она достала из потайного кармана перстень. Зайдя внутрь и закрыв за собой дверь, она в ярости швырнула кольцо через всю комнату. Ударившись о противоположную стену, перстень упал на пол.

Верна вытащила из-за пояса путевой дневник и с размаху плюхнула на трехногий стол. Стараясь восстановить дыхание, вынула из книжечки стилос. Раскрыв дневник, она уставилась на чистую страницу.

Отчаянно борясь с гневом и отвращением, она попыталась собраться с мыслями. Нельзя исключить возможность того, что она ошибается. Да нет. Не ошибается. И все же она – сестра Света. Ей прекрасно известно, что нельзя рисковать, основываясь на одном лишь предположении. Нужно придумать, как выяснить, у кого второй дневник, причем так, чтобы не выдать себя, если ее догадка ошибочна. Но она не ошиблась. Ей точно известно, у кого он.

Поцеловав кольцо на пальце, Верна помолилась Создателю, прося у него поддержки и силы.