— Нет! — последнее, что успела выкрикнуть Джинна, прежде чем лампа взорвалась.

Она ещё пыталась поймать пылинки, которые стремительно исчезали, в надежде, что сможет сохранить хоть капельку силы Казана. Он же лучший из них и не заслуживает такого! Оступился раз, но ведь все ошибаются. Слезы обиды за него накатили на Джинну, и она упала рядом с Казаном, обнимая его за плечи. Больно было видеть его таким, а чувствовать его слабость — страшно. Но теперь она должна быть его силой, его защитой, пока они не придумают, что с этим делать.

— Казан, мы со всем справимся, — шепнула она, крепче обнимая его. — Я попытаюсь переубедить отца, а если он останется глух, сама найду способ. Я обязательно верну твою лампу, обещаю. Она не могла исчезнуть насовсем. Пойдем ко мне, поднимайся.

— Его не переубедить, — всхлипнул Казан, так и не поднявшись с колен и с пола лицом. Ему было стыдно показывать такую слабость еще и перед принцессой. Она ведь могла подумать, что это так жалко, когда джинн плачет по лампе, которую вполне можно вернуть.

И ему было стыдно и боязно, если Джинна будет так думать. Потому и вжимал голову сильнее в пол. Да и сил не было у него подняться.

— Какой позор… Я не помню, чтобы на моей памяти кого-то еще лишали лампы… Позор!

— Мне не понять твои чувства, — шепнула Джинна, сама уже чуть ли не всхлипывала. — Но прошу тебя, не отчаивайся. Мы обязательно найдем выход. Мы вместе.

В таком состоянии, Джинна была уверена, Казан никуда не сдвинется. Она закрывала его собой от возможных свидетелей и туч, которые продолжали сгущаться под потолком, отражая настроение Джабраила. Нельзя было и дальше оставаться здесь, кто-нибудь обязательно зайдет, кто-нибудь увидит, и тогда слухи точно разойдутся среди джиннов. Но Джинна спрячет его, станет его щитом, каким всегда был для нее он.

Холодный пол тронного зала сменился на мягкий ковер в комнате Джинны. Она перенесла их подальше от любопытных взоров и больше не пыталась поднять Казана с пола, оставаясь с ним и продолжая гладить по волосам. Прохладный ветерок, проникший сквозь балконную дверь, которая всегда оставалась открытой, напомнил, что её плащ и платье все ещё разорваны и мокрые от крови. Надо бы переодеться, но какое сейчас до этого дело? Внутри Джинны бушевала целая буря эмоций от того, как несправедливо поступил отец. Она не понимала, зачем нужны были такие крайние меры, и потому растерянно перебирала локоны, стараясь успокоить Казана.

— Несправедливо, — тихо возмутилась Джинна, устав крутить эти мысли лишь у себя в голове. — Отец слишком много требует от тебя. Я не понимаю… Если он хотел наказать меня…

«…То выбрал лучший способ», — пронеслось в ее голове. Действительно, лампы у нее нет, чтобы отнять или запечатать, а телесные наказания никогда не применялись Джабраилом. Отыграться на Казане было самым действенным. По крайней мере, Джинна теперь вдвойне чувствовала свою вину.

— Прости, — шепнула она и уткнулась в шею Казану, пряча и свое лицо. — Я мало того, что чуть не проиграла твою лампу вампирам, так в конце концов все равно не смогла ее защитить. Ты доверил мне самое ценное, а я не справилась. Я всё исправлю.

— Это я виноват, — затряслись его плечи в объятиях Джинны. — Я не должен был давать тебе лампу. Она моя. Это мой крест… Джабраил прав.

Действительно ли так считал Казан, или так на него повлиял гнев и наказание короля — трудно было сейчас сказать. Сейчас был во власти эмоций. И первая его чувство было на данный момент — сожаление. Сожаление, что не смог сберечь лампу не только от вампиров, но и от самого правителя.

— Ты не в чем не виновата. Это я… — шептал он, обхватив её ладони, до которых в данном положении мог дотянуться, и сжал их. — И ты пострадала из-за меня. Я должен был сразу отправить тебя домой. Моя ошибка, ваше высочество, моя вина, принцесса. Я прошу прощения у вас, что не смог быть достойным стражем.

— Ты достойнейший из всех, — без раздумий ответила Джинна. Если бы она только могла его поднять, заставить заглянуть в лицо, он бы увидел, что она ни в чем его не обвиняет; что эти слова были произнесены не только для того, чтобы успокоить его. Он действительно был лучшим, и она искренне верила в это. А сейчас он говорил глупости и опять использовал это «благородное» обращение, которое ее всегда так злило. — Ещё раз обратишься ко мне на «вы», я тебе ухо откушу, — прорычала она в то самое ухо, крепче сжимая пальцы Казана уже больше от злости. — Раз уж я принцесса, то наше высочество повелевает тебе успокоиться и подняться с пола! Я пострадала, потому что защищала свой народ, в этом вина только вампиров. Так что нам обоим хватит винить самих себя в произошедшем, надо думать, что делать дальше. Ты должен помочь мне призвать человека.

Это вырвалось у нее само собой, и она даже понять не успела, когда решилась на испытание. У Джинны, кажется, даже глаз дернулся: интересно, что с ней сделает отец, если узнает, что она проделала это без его дозволения? Но почему-то именно в этом она видела выход — так она сможет вернуть лампу Казану.

— Наверное… — пробормотала она и опять спряталась на шее Казана. Хотела отказаться от своих импульсивных слов, но не хотела быть трусихой перед ним. Только не когда она решила быть сильной для него.

Первые слова Джинны действительно взбодрили его, а в конце он и вовсе чуть-чуть хихикнул. Он мог помочь, стоило ей только приказать, но не видел в этом смысла. То есть она еще так молода! И если Казан до сих пор, по словам правителя, не понял смысла «быть джинном», отдав свою лампу, то что говорить о маленькой принцессе.

— Это большая ответственность, — прошептал он, — твой отец нас убьёт. Меня так точно. И после Бартимеуса я понял, что не все испытания проходят легко и гладко. Я не буду иметь права помогать тебе в исполнении желаний. Ты должна сама знать все заклинания на самые банальные желания: деньги, власть, сила… И если это затянется… Горе будет.

Казан, хоть и было приказано, так и не поднялся с пола, а всё еще так сидел (лежал), но теперь не только стыд не повзолял ему это сделать, но и теплое… горячее приятное тело Джинны и её дивный запах, что сейчас окутывал Казана, как тонкая вуаль, обладающая лечебным и успокоительным эффектом. Так не хотелось сейчас менять положение, и так не хотелось, чтобы она поднималась с него.

— По доброй воле я не имею права тебе помочь с призывом, — прошептал он. — На это должна дать приказ королевская кровь.

Сам того не ведая, он дал ей подсказку.

— Я могу приказать, — пожала плечами Джинна, но идея ей казалась все более глупой, поэтому она помотала головой из стороны в сторону, как бы отгоняя мысли о призыве, особенно после упоминания Барти, которому приходится несладко, из-за чего только сильнее потерлась о шею Казана. — Но ты прав, отец будет недоволен, а так как меня он не тронет, то отыграется на тебе. А я не хочу, чтобы он сделал тебе ещё хуже.

Сжав его ещё крепче, хотя уже некуда было, она все же подумала, что надо подняться. Пусть и не хотелось, но прохладный вечерний ветерок, который продолжал задувать в комнату, гонял мурашки по оголенной спине. Отчего-то она вдруг смутилась, что сидит в таком виде перед парнем, хотя он и не видит, но она заерзала на месте, желая подняться и не желая этого одновременно.

— Казан, мне бы переодеться, — все же шепнула она, — а то я вся в крови. Не страшно, но… немного холодно.

— Да, — после долгого молчания сказал он и нехотя отпустил её ладошки. — Прости, я не подумал.

Почувствовав, как она и сама поднялась, Казан выбрался из её объятий и быстро поднялся, из-за чего сверху вниз ему предстала обнаженная спина Джинны. Он, как взрослый мужчина, подумал бы о том, о чем надо, но рваная одежда и кровь лишь напомнили ему о провале — не до мужских мыслей сейчас было.

— Мне стоит уйти, — прошептал он, повернувшись к ней спиной — приличие всё-таки. — Ты должна умыться и переодеться. Да и мне несдобровать, если повелитель застанет меня здесь с тобой.