— Кто бы мог послать за тобой, если не я? — спросил он.

— Никто не посылал за мной. Я услышала, что ты болен.

— Значит, сострадание и жалость перебороли то отвращение, что ты ко мне питаешь, и привели тебя к моей постели? Весьма похвально. Что об этом скажет Годрик?

Она затаила дыхание. — Годрик не знает. Как твоя жена?

— Она мне не жена, — сверкнул он глазами. — Я же говорил тебе.

— Ах, да, это же одно из твоих созданий… Как ты там ее назвал?…

— Вила, — нетерпеливо ответил мужчина. — Она мне не жена, зато она любит меня, она послушна, она дает мне все то, что ты дать не можешь. И она подарит мне наследника. — Да, а когда ты ее сердишь, у нее вырастает огромный клюв, которым она пытается выклевать тебе глаза…

— Не бывает полностью удачных экспериментов, — чуть развеселился он, попытавшись приподняться в подушках. — Хотя, если подумать, волко-люди… — я горжусь тем, что мне удалось сделать.

— А тебе не приходило в голову, что это жестоко? Создание новой расы — не животных, не людей, что-то третье? А что произойдет с ними, когда тебя не будет?

— Я не планирую никуда уходить.

— О, Боже, не начинай снова. Ты должен остановить все это, все эти ужасные эксперименты с Темными Искусствами. Ты не можешь призвать Силы Ада и не ждать никаких последствий. Будь благоразумен.

— Если ты пришла только затем, чтобы заниматься нравоучениями, то можешь уходить.

— Прекрасно, — произнесла Ровена, подбирая свою мантию, но он внезапно властно схватил ее за запястье, заставив поморщиться.

— Это нечестно, — заметил он, — с того времени, как мы были детьми, мы ведь всегда сохраняли доверие друг к другу?…

— Но я тебе больше не доверяю, — отрывисто ответила она, его пальцы разжались, и рука скользнула вниз, переплетя его пальцы с ее. Его кожа горела жарким лихорадочным огнем.

— Чего тебе нужно от меня, Салазар?

— Я умираю, — ответил он, — но если ты захочешь, я останусь жив… Яд, болезнь, ранение — ничто не сможет нанести мне урона. Я буду неуязвимым.

Она отвернулась, и взгляд ее окаменел: — Люди не намереваются жить вечно… Почему с твоими знаниями и могуществом ты не пытаешься сделать что-то доброе? Ты бы мог стать целителем как Хельга… ты мог бы возвращать людей к жизни вместо того, чтобы расчленять их и использовать куски для экспериментов…

Он приподнялся и сел, глядя на нее, его серые глаза горели таким лихорадочным огнем, что казались синими.

— Я мог бы… — произнес он. — Да, я мог бы, если бы ты мне помогла. Останься со мной, Ровена — я обещаю, я клянусь! — я откажусь от Темного Искусства, я сожгу мои книги, уничтожу мои эксперименты… — он осекся и потянул ее к себе их сплетенными руками. Она позволила опустить себя на постель рядом с ним и уткнулась лицом ему в плечо, почувствовав, что вес ее причиняет ему невыносимую боль. Через связь, объединяющую их, она чувствовала и то, что он не хочет, чтобы она отпрянула от него; и то, что яд в нем был черен и горяч… Она поняла, что боится за него, и одновременно — боится его…

— Я кое-что тебе скажу, — произнес он. — Я сам разрешил змее укусить меня.

— Почему, Салазар?

— Я думал, что, если я буду при смерти, ты придешь повидать меня. Не смейся — я же был прав. Ты же здесь…

— Я не собиралась смеяться…

— А я не собираюсь умирать. Не теперь, когда ты здесь. Не покидай меня, — произнес он, и она через все покрывала почувствовала, как бешено заколотилось его сердце. Он потянулся к ее лицу, провел пальцем от виска к губам.

— Ты единственное, что имеет для меня значение, единственное, от чего я никогда не откажусь…

— Именно так бы ты и поступил, — сказала она сквозь его пальцы, — ты бы пожертвовал мной вместе со всем остальным.

— Только не тобой. Никогда.

— Посмотрим.

**************

— Сириус! — заорал Гарри. — Сириус, где ты?!

Ответа не было, но внезапно Гарри осознал, что все ближе и ближе раздается звук шагов. Обернувшись, он увидел Рона — босого, в пижаме, бегущего со всех своих длинных ног. В руках у него была палочка. Он кинулся к Гарри — к обрыву карьера.

— Что происходит? — запыхавшись, спросил он.

— Малфой упал, — коротко ответил Гарри. — Я ничего не могу сделать: Эрмиона послала меня сюда как Видение. Рон, может, ты…

Но Рон уже бухнулся на колени, указывая палочкой во тьму карьера.

—  Зовио! — закричал он, и вода разверзлась, переливаясь черным и серебристым. Тело Драко взлетело из нее в воздух и приземлилось между ними на траву, смятое и скорченное, словно выброшенная игрушка.

Рон взглянул на Гарри. Его лицо в лунном свете было белым, от этого веснушки казались чернильными брызгами.

— Пощупай у него пульс.

— Я не могу. Я вообще не могу ничего пощупать…

Выругавшись, Рон потянулся, чтобы перевернуть Драко, и у Гарри упало сердце — кожа его была бледной и посиневшей, совершенно безнадежной на вид, веки лиловые. На фоне безжизненного цвета кожи шрам на левой руке чернел, словно налитый чернилами.

«Малфой», — наудачу мысленно окликнул его Гарри, но не сумел направить свою мысль наружу, она канула в пустоту, как брошенный мяч, который некому было поймать.

Рон пощупал пальцами горло Драко, поднял глаза и покачал головой: — Пульса нет…

— Нет пульса? — Гарри не мог в это поверить. — Но он же не мог пробыть там настолько долго…

— Я же сказал — пульса нет, — к удивлению Гарри Рон поднял свою палочку и указал ей Драко на грудь: — Суспиро!

Грудь Драко приподнялась и опустилась. С серьезным и взволнованным видом Рон сильнее нажал кончиком палочки на грудную клетку Драко и повторил: — Суспиро!

На этот раз тело Драко не двинулось, он безжизненно лежал, по волосам стекала кровь и вода, грудь не вздымалась…

Внезапно Гарри вспомнил первое мертвое тело, что ему пришлось увидеть, — тело Седрика. Он вспомнил, что смотрел на него и знал — сам не понимая, откуда, — совершенно точно знал, что тот мертв. И сейчас было то же самое…

Хотя он сам был только видением, иллюзией, он почувствовал, что внутри у него все похолодело — это странное, паническое чувство ни разу прежде не посещало его. Впрочем, нет — это ощущение уже было однажды: когда, привязанный к могиле отца Вольдеморта, он смотрел, как Червехвост приближается к нему с ножом. Тогда он испытал животный ужас — он был уверен, что сейчас у него что-нибудь отрежут — кисть, руку — то, что уже не восстановить…

— Рон, — попросил Гарри, — сделай что-нибудь…

В отчаянии Рон снова попробовал: — Суспиро вивикус! — с выражением произнес он. — Суспиро вивикус тоталус!

Ничего не изменилось: израненный Драко по прежнему лежал, выглядя совершенно, совершенно мертвым. Рон поднял на Гарри полные шока и потрясения синие глаза и невнятно пробормотал: — Гарри… Он мертв…

— Пробуй еще, — покачал головой Гарри.

— Нет смысла — он мертв. Если бы это было не так, он бы откликнулся на заклинание. Его сердце остановилось…

— Брось палочку, Рон.

— Что?

— Опусти палочку.

Рон подчинился.

— А теперь делай точь-в-точь, как я тебе скажу.

Рон взглянул на Гарри, как на ненормального. Гарри и сам до конца не был уверен в том, что это не так. У него было ощущение, что он цепко схватился за что-то очень скользкое, было ощущение, что сейчас он впадет в истерику… — он не мог себе этого позволить.

— Так, — начал он, четко выговаривая каждое слово. — Открой его рот.

Рон сделал это, с сомнением искоса взглянув на Гарри.

— Он ледяной.

— Запрокинь его голову. Хорошо. Вот так… А теперь приложи свой рот к его и гони воздух ему в легкие…

— Что?! — отшатнулся Рон.

— ДЕЛАЙ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРЯТ!

— Ладно, ладно…

***************

— Ну, ведь есть же что-то, что я могу сделать?

— Ты можешь уйти из клетки, Сириус, — ответил Лупин. Он лежал на спине, закрыв руками лицо. Каждый раз, начиная стонать и судорожно изгибаться, он обхватывал себя руками. Глядя на него, Сириус не мог понять, где локализовалась его боль — казалось, она была везде.