Что они дали тебе, чего не могу дать я?

Он вскинул голову и поднял взгляд на Слитерина:

— Надежду.

*******************

Резкий выдох Слитерина заглушил облегченный вздох вызволившегося из пут Гарри и звук упавшей на пол веревки, однако правая рука его была по-прежнему завернута за спину и закрыта врезавшейся в кожу манжетой. Но все же одна рука у него была уже свободна, он медленно поднес ее к губам и выплюнул в ладонь то, что он держал во рту с тех пор, как увидел, что Слитерин связывает Эрмиону, — маленький яркий белый шарик.

Гарри думал, что ему будет сложнее всего молчать, — но нет, самым тяжелым оказалось не закричать, когда Слитерин ударил ее, Гарри до сих пор трясло при воспоминании об этом. Он стиснул в кулаке шарик, наблюдая за разворачивающимся перед ним действом.

Слитерин, едва сдерживая ярость, навис над коленопреклоненным, но вовсе не покорным Драко, напомнившим сейчас Гарри неукрощенное дикое животное.

Гарри даже не совсем понял, что тот произнес сквозь зубы, это прозвучало как… "надежда"?..

— Поднимайся, — приказал Слитерин, и Драко встал на ноги — так медленно и неторопливо, что это уже начало походить на дерзость. Распрямившись, он стал почти одного роста со Слитерином, однако — то ли из-за своей худощавости, то ли из-за этого ореола невероятной, непробиваемой мощи, окружавшего Повелителя Змей, казался меньше. — Ты, мой Наследничек, словно песок в моих ботинках, словно заноза в пальце — такой же неприятный и раздражающий. Ты не сделал ничего из того, что я ожидал. Однако теперь ты поступишь именно так, как я велю, и поймешь, что твоему сопротивлению — Кнут цена. Ступай к Наследнику Гриффиндора. И освободи его от пут.

Гарри видел, как удивленно распахнулись глаза Драко, как дрогнули и раскрылись от удивления его губы.

— Отведи его в центр пентаграммы и оставь там — демоны поймут, я предложил его.

Губы Драко побелели от потрясения, а Слитерин заулыбался. — Потом вернись и убей тех двоих, и после этого, возможно, я сохраню тебе жизнь.

Драко не двинулся, он стоял, опустив голову, и лицо его скрыли соскользнувшие вперед волосы. Слитерин медленно приподнял руку и почти лениво ткнул пальцем в своего Наследника. Гарри увидел, как воздух между ними завибрировал, и Драко слегка качнулся вперед, потеряв устойчивость — во второй раз Гарри видел, как Драко сделал что-то неуклюже… Он едва не упал, но Повелитель Змей подхватил его, крепко взяв за руку.

— А теперь я отправлю тебя отсюда, — зашипел он прямо в ухо Драко. — Небольшое наказание, разработанное мной для моих последователей еще тысячу лет назад, когда я мог играть со временем по своему собственному разумению… Пока тело твое будет выполнять мой приказ, разум твой вернется в твое прошлое, Драко Малфой. Признаться, не думаю, что столь подробное рассмотрение такой жизни, как твоя, принесет тебе что-то еще, кроме боли. Mementorius! — от крика что-то взорвалось зеленым фейерверком, и Слитерин отпустил своего Наследника, моргающего, шатающегося, оставив его стоять в центре комнаты.

Мгновение потребовалось Драко, чтобы восстановить равновесие и удержаться на ногах, а потом он двинулся — двинулся через комнату, к Гарри, и когда он встал перед ним и поднял голову, когда потянулся к нему, Гарри с ужасом увидел пустоту в его глазах. Он было попытался проникнуть ему в разум — но это было все равно, что пытаться проткнуть рукой стену — бесполезно. Тело Драко стояло перед ним, но разум был далеко, далеко отсюда.

**************

Он снова был в каком-то сером пространстве, однако вовсе не в том, в какое он угодил, когда умер. Вокруг расстилалась равнина, ужасающая своей бескрайностью… Это было место контрастов: движение и неподвижность, черное и белое, свет и тень — они существовали здесь одновременно. Ему показалось, что он стоит среди какой-то огромной схемы, выплетавшейся у него из-под ног и разбегающейся на многие мили в разные стороны. Он сообразил, что это была схема, модель его собственной жизни, переплетающаяся с жизнями тех, кто находился рядом. Где-то совсем рядом с ним существовали картинки из его детства, а там, впереди, расстилалось будущее.

Он сделал шаг назад, ощущая, что тело находится где-то далеко, и в этот миг, как он смутно почувствовал, его пальцы начали распутывать веревки… но это не имело значения, потому что на самом деле он был здесь.

Он сделал шаг. Яркая вспышка воспоминания: вот они с отцом скачут верхом по залитой солнцем роще. Ему шесть и четыре, отец учит его загонять и убивать единорогов. Когда они умерли, он зарыдал, вызвав отвращение у отца. Тогда он плакал в последний раз.

Он пошел дальше, перешагивая через другие воспоминания, другие картинки…

Вот он в зеленой мантии играет в Квиддитч, пытается столкнуть Гарри с метлы, совершенно не беспокоясь о том, умрет ли Поттер при ударе о землю. Вот оскорбляет память Седрика Диггори, — он увидел себя в поезде, издевающимся на Гарри и его друзьями, но главным образом, над Гарри, и без того обвинявшим себя в этой смерти, — он любовался лицом Поттера, когда словно тыкал его ножом и проворачивал его в ране. Вкус этих воспоминаний горечью обжег его рот.

Это была его собственная жизнь, распростертая перед ним, как препарированный труп, — каждое мгновение, каждая мелкая пакость, каждый проигрыш и поражение, каждое большее или меньшее зло.

… не думаю, что столь подробное рассмотрение такой жизни, как твоя, принесет тебе что-то еще, кроме боли…

Он рванулся вперед, и перед ним появилась новая часть рисунка, где нить его жизни цеплялась за все остальные, оставаясь самой темной, и он знал, что это из-за того, что она начала сплетаться с жизнью Гарри. Вот момент, когда он принял Многосущное Зелье — он увидел, что две нити сблизились и движутся дальше, то сближаясь, то отдаляясь; другие нити вились вокруг них чуть в отдалении, оплетая их, как нити в гобелене — он не мог видеть ни их начала, ни конца.

Драко сделал шаг вперед, и в голове, подобно громовым раскатам, зашумели голоса.

Дождь. Струи льются с небес, окружая его серебристой клеткой.

…Драко, мне так жаль… — Эрмиона.

Отец в камере, голос его жжет, как хлыст… Ты родился именно таким, каким он предначертал… С определенными задатками. Силой магида… Порочный и притягательный… Бесчувственный… Тщеславный… Жестокий.

Флёр смеется над ним, откидывая волосы… О, зло, — еще чего п'ридумал…

И Гарри… А я-то думал, ты мне друг… Ну и живи, как хочешь, коль твоя жизнь так много для тебя значит.

Голос Темного Лорда… Это ведь твой сын, Люций?

Драко затряс головой, словно был в силах выгнать из нее вторящие друг другу голоса, и снова услышал голос отца… В конце концов, ты именно то, что я сделал из тебя.

Драко замер, надеясь, что, если он замрет, воспоминания сами по себе уйдут прочь, голоса стихнут, но они остались, нарастая и нарастая, превращаясь в оглушительную какофонию, от которой останавливалось дыхание и свет перед глазами мерк, словно сдутый каким-то черным ревущим ветром.

**************

Эрмиона оцепенела от ужаса. Драко снова опустился на корточки, он сидел и развязывал веревку, стягивающую щиколотки Гарри. Конечно, она понимала, что все, что он делает, он делает, управляемый Слитерином, в противном случае ничего подобного не могло бы происходить, однако это ее вовсе не утешало. Гарри грозила опасность.

Она бросила взгляд на пентаграмму в центре комнаты, светящуюся мигающим, странным, все нарастающим и нарастающим светом — словно это было трясущаяся под чьим-то напором дверь. Она яростно отогнала от себя этот образ и взглянула на Гарри. Он смотрел на нее, и, увидев, что она обратила к нему свой взор, послал ей самую нежную, самую милую улыбку, которую ей когда-либо приходилось видеть… Потом многозначительно перевел глаза на Слитерина… Потом снова на нее, и она сообразила, что он пытается ей сказать — отвлеки его… Она с трудном сглотнула.

— Вы вовсе не так сильны, как думаете, — громко произнесла она, глядя Слитерину в спину. Как она и думала, он повернулся. Тысячелетие не сделало его более терпимым к мелочам.