Она долго молчала, потом покачала головой:

— Нет. И я до сих пор не могу понять, чем ты можешь оправдать то, что бросаешь его.

— Бросаю его? — у Рона вырвался то ли лай, то ли смех — это был самый горестный звук, какой ей приходилось слышать. — Хотел бы я знать, как я могу бросить его. Он ведь уже ушел.

— Так ты думаешь… ты правда думаешь, что из-за меня он может быть в опасности? — спросила Гермиона. — Но я пытаюсь — как могу — я пытаюсь защитить его.

— Ты не сможешь сделать ему никакого добра, если он тебе этого не позволит, — отрезал Рон.

— Но почему? — прошептала она, глядя на него. — Почему случилось так, что раньше мы не смогли поговорить об этом? Ты никогда не говорил мне этого…

— Говорил. Просто… видимо, не тебе.

Её осенило:

— Как же я не узнала… Как же так случилось, что ты не сказал мне чего-нибудь, что бы выдало тебя?…

Она пыталась поймать его взгляд, но Рон спрятал глаза.

— Ты… Это было заклинание… — но его перебила распахнувшаяся дверь — вошла Джинни, в коричневом плаще, с красными от мороза щеками.

— Коляска, чтобы добраться до станции, уже внизу, — тихо сказала она. — Нам пора.

— Так ты тоже уезжаешь, Джинни? — спросила Гермиона, не отрывая глаз от Рона.

— Нет. Я остаюсь.

— Это хорошо, — медленно произнесла Гермиона и повторила. — Хорошо… — она снова повернулась к Рону. — Так ты собираешься уехать?

— Я должен, — ответил он, пряча глаза. — Должен.

Он был так отчаянно несчастен, что она почти рванулась к нему, чтобы утешить и обнять — инстинктивно… Но он резко отшатнулся, едва не сбив с ног сестру.

— Я не могу. Я смотрю на тебя — и вижу ее.

— Рон… — переполняясь горем, выдохнула Гермиона, — но Джинни покачав головой, взяла брата за руку и бросила отчаянный взгляд на Гермиону. Та посторонилась и дала им пройти и уставилась в пол, прислушиваясь к звукам — защелка клацнула… Гермиона подняла глаза.

Они ушли.

Он поклялся не делать этого, ну, разве что в чрезвычайных обстоятельствах, однако сейчас ему все чаще приходило в голову, что все шло именно к этому. Вздохнув, Люпин потянулся к стоящему слева окованному медью ящику и, достав оттуда пергамент, расстелил его на промокательной бумаге.

Он помнил просьбу Сириуса: передавая ему последний карандаш Зонко, тот просил нарисовать новую карту. Люпин упирался, как мог, — это была не самая подходящая вещь, которую профессор Хогвартса мог прятать в своем кабинете. Но когда Сириусу было что-то нужно, он умел убеждать.

— Ну, сделай только набросочек, — просил он. — Чтобы видеть хотя бы мальчишек.

Что ж, так он и поступил: скользнув глазами по пергаменту, Люпин обнаружил две синих точки, Гарри сидел в Гриффиндорской башне, а Драко держал свой путь в Слизеринские подземелья. Следя за движением второй точки, Люпин задумался, неопределенные мысли вяло кружились и перетекали, как вдруг он заметил, что точка приблизилась к коридору, где был расположен его кабинет. Сунув карту в нагрудный карман, он поднялся и шагнул к двери.

Коридор был пуст, и Люпин был близок к тому, чтобы вытащить карту и проверить по ней, нет ли какой ошибки, и тут из-за угла вышел Драко — засунув руки в карманы своих черных штанов и повесив свою светлую голову, он словно почувствовал присутствие Люпина и вскинул глаза, едва вывернув из-за угла.

— А, профессор Люпин, — произнес он, замедляя шаг, — привет.

— Добрый день, Драко. Есть минутка, чтобы поговорить со мной?

Драко опустил глаза к серебряным часам на своем тонком запястье, и у Люпина мелькнула мысль, что, судя по всему, Малфои не брезгуют этим металлом.

— Вообще-то я собирался увидеться с Гарри и Джинни…

— Это важнее, — твердо произнес Люпин.

Драко опустил руку и пожал плечами. Элегантно, впрочем, как и все, что он делал. У Сириуса в его года тоже была эта грация пантеры.

— Ладно…

Люпин вернулся в кабинет, Драко последовал за ним, без напоминания поплотнее прикрыв дверь и прислонившись к ней, посмотрел на Люпина широко открытыми ясными глазами, которые в этом неверном зимнем свете казались голубоватыми, как и тени под ними.

— Что такое, профессор?

— Свадьба, — пояснил Люпин, благоразумно начав с чего-то более отвлеченного. — До нее уже меньше недели, и поскольку в последнее время вокруг был сплошной… хаос, я решил убедиться, что у вас есть все, что нужно.

— Мы с Гарри заказали наши костюмы еще месяц назад, — безразлично ответил Драко. — Все уже в Имении. Полный порядок.

— А Гарри — он…

— Профессор, скажите, что хотели, — попросил Драко, потерев глаза тыльной стороной ладони; шрам на ней вспыхнул ярким, живым серебром. — Я знаю, что вы знаете, — мне Гарри сказал. Вы волнуетесь о нём.

— Я беспокоюсь о тебе.

В глазах Драко вспыхнуло удивление:

— Беспокоитесь обо мне? С чего бы это?

— Потому что очевидно, что с тобой что-то не так, — напрямик заявил Люпин. — Ты проиграл матч, ты съехал в учебе, у тебя постоянно отсутствующий и расстроенный вид… Ты уже месяц, как не писал матери…

— Ага, и еще я забыл послать бабушке тортик ко дню рождения, — подсказал Драко.

— И ты выглядишь…

— И как же я выгляжу? — прищурился Драко.

— Ужасно, — на лице юноши показалась такая обида, что Люпин почти развеселился. — Я имею в виду, ты выглядишь больным: бледный, снова похудел.

— Просто сейчас зима. И мне не хочется есть, — возразил Драко. Люпин присмотрелся к юноше: отросшие волосы, по которым просто плакали ножницы (чтобы Драко да не следил за своими волосами — это было совершенно на него не похоже!)… Драко всегда был худощавым, однако сейчас он казался просто тощим. Даже более того — он словно светился изнутри, какой-то слабый серебристый свет шел сквозь его кожу и струился из глаз. Это казалось тревожным сигналом. — Что известно Сириусу? — вдруг резко спросил он.

— Я сказал ему только то, что разрешил Гарри, — ответил Люпин, — хотя я считаю этот подход не совсем верным, поскольку, как мне кажется, он мог бы здорово помочь Гарри.

Драко что-то уклончиво пробормотал.

— Должен добавить, что меня сильно обеспокоила ваша с мистером Финниганом драка в музее. Я могу только гадать о причинах, которые к ней привели. Ты не похож на человека, который решает всё при помощи кулаков. А потому я предполагаю, что вы пытались таким образом отвлечь внимание. Вот только зачем?

Драко взглянул на часы:

— Мне нужно идти… Я…

— Знаю, ты встречаешься с Гарри.

Драко криво улыбнулся.

— Гермиона согласилась поговорить с ним. Я там нужен для моральной поддержки.

— А других гриффиндорцев это не смущает? — поинтересовался Люпин.

Драко дернул плечом:

— Гарри это не заботит. Да и я теперь среди слизеринцев персона нон грата… — задумчиво уронил он.

— Ты? Что случилось?

— Фасад слегка пооблез, — пояснил Драко. — Мы с Гарри друзья, и теперь это всем известно. Слухами земля полнится. Слизеринцы этого не потерпят — да я их в этом и не обвиняю. А когда я порву с Блез, это станет последним гвоздем в этот гроб.

— Ты разрываешь свои отношения с Блез? — удивленно переспросил Люпин.

— Как только найду её, — кивнул Драко.

— Это из-за того, что она крутила у тебя за спиной с Малькольмом?

— Похоже, об этом известно всем, кроме меня? — удрученно заметил Драко.

Люпин с сожалением пожал плечами:

— Мне очень жаль. И из-за слизеринцев тоже.

— Ага, правда, сейчас это не кажется чем-то серьезным.

Кивнув, Люпин поднялся. Драко немного испуганно следил за его приближение; когда тот положил руку ему руку на плечо, он был близок к панике, словно не знал, как реагировать.

— Знаю, есть вещи, о которых ты умолчал, — мягко сказал Люпин. — Знаю — это непросто, однако ты можешь все мне рассказать. Надеюсь, ты знаешь, что все это останется строго между нами.

Драко поднял голову, и свет ярким бликом прыгнул ему на светлую прядь, каждый волосок вспыхнул серебристой ниточкой. Он унаследовал волосы отца и красоту матери, однако не был похож ни на одного из родителей, — как подумал Люпин, — он был сам по себе.