— Я так не думаю, — возразил Гарри. Волосы облепили ему лицо. — Мне не кажется, что это специально. В этом нет смысла.

— Ну, нам надо все обдумать. Что же нам теперь делать?

— Что ты имеешь в виду, говоря «что же нам теперь делать»? — после короткой тишины осторожно поинтересовался Гарри.

Драко засомневался и посмотрел на Гарри — но у того было решительное и непроницаемое лицо, зеленые глаза были темны и серьёзны.

— Я про моего отца. Что же нам теперь делать?

Гарри покачал головой — не в смысле отрицания чего-то, а словно бы он только что вынырнул и не был уверен, что слышит все верно.

— Мы дадим ему то, что он хочет, — произнес он. — У нас ведь нет выбора, верно? А он даст тебе противоядие.

На Драко накатила странная, пригибающая к земле усталость. Он взглянул на Гарри — словно издалека, словно сквозь густое облако, сквозь туман.

— У нас есть выбор. Мы не должны делать то, что он хочет.

— Но тогда мы не получим противоядие, — медленно пояснил Гарри, словно объясняя ситуацию ребенку.

— Я понял, — кивнул Драко. — Мы не получим противоядие.

Гарри осознал то, что тот произнес — лицо его залила краска, потом кровь отхлынула, и он побелел.

— Да что ты говоришь?!

— Говорю, что всё это бессмысленно, — ответил Драко. — Если мой отец говорит, что это противоядие — вероятно, так оно и есть, однако наверняка есть какая-то лазейка, которая даст ему возможность не отдавать его нам, держа нас на крючке. Заставлять выполнять все его желания, прыгая на ниточках, как марионетки, — и, в конце концов, мы все равно его не получим.

— Он сказал, что оно бы спасло твою жизнь.

— Наверное, так оно и будет — сейчас, — возразил Драко. — Но потом будет что-то еще и еще… Ты же видел, какой он: он считает меня своей собственностью, и пока я существую в этом статусе, он будет использовать меня, чтобы бить по тебе. Если мы сейчас поступим так, как он хочет, он поймет, что это работает.

Гарри тряхнул головой:

— Это не имеет значения. Сейчас вообще ничего не имеет значения. Если мы что-то и должны делать прямо сейчас, сию минуту, — так это остановить твою смерть.

Драко услышал свой громкий смех — не слишком-то приятный.

— Именно потому-то ты такой неважный составитель планов, Гарри. Как будто мир не существует дольше, чем пять секунд…

Гарри закрыл глаза и сжал кулаки — Драко видел, что тот с трудом пытается удержать себя в руках, и следил за ним с зарождающейся тошнотой: ему не нравилось делать Гарри больно, и он рассеяно подивился тому, что, кажется, тот становится сильнее под давлением обстоятельств.

— Зачем мой отец говорил это тебе? — резко спросил, наконец, Драко. — Чтобы заставить тебя отреагировать именно таким образом. Не думаю, что стоит напоминать тебе, что он лгун?

Гарри открыл глаза.

— Да, я знаю, — он лгун. Но он — такой же, как ты: он не станет лгать, если правда куда мощнее любой лжи. Он не сказал мне ничего такого, чего бы я не знал. Ничего.

На самом деле Драко его не слушал — на второй фразе Гарри разум отказался воспринимать что-либо: «он такой же, как ты».

— Я не позволю отцу сделать из тебя пешку, которой он может крутить, как угодно, — жестко произнес он. — Нет. Что бы он тебе ни предлагал — всё это обман, как ты этого не видишь? — он убрал с лица влажные волосы: несмотря на холод, он вспотел, — Я понимаю, ты не можешь рассуждать так же, как он. Тебе просто в голову прийти не может, насколько злы могут быть люди. Мой отец ненавидит тебя, и какую бы сделку он ни предлагал, твои интересы — как и мои — его не волнуют. И надо быть или дураком, или слепым — ну, или же и тем, и другим сразу — чтобы этого не видеть.

— Может, так оно и есть. Однако я не собираюсь скидывать со счёта тот факт, что ты ненавидишь своего отца независимо от того, живой ты или мертвый…

— Он ожидает, что ты пойдешь на уступки, Гарри! Весь его план базируется на этом.

— Да пошел этот план со всем остальным… — отрезал Гарри. — Я всех потерял — всех моих друзей. Я не хочу потерять и тебя.

— Ты же знаешь, что все равно, рано или поздно, останешься с этим один на один — ты же мне сам это сказал…

— Боже мой, чёрт побери! — взорвался Гарри с таким звуком, словно сломалась кость. — А что бы ты сделал на моем месте? Если бы умирал я?

— Ну, это совсем другое дело, — спокойно ответил Драко.

— Да? И в чем же разница?

— В том, что ты — Гарри Поттер, — голос Драко был ясен и монотонен, словно он просто перечислял очевидные факты. — Ты — Мальчик-Который-Выжил. Тот, что спасет всех. В тебе есть необходимость. Во мне — нет.

— Это глупейшая вещь из всех, что мне приходилось слышать, — горько ответил Гарри. — Поверить не могу, что ты швырнул мне в лицо слова о том, кем я являюсь, — да что с тобой случилось? Ты что — думаешь, я смогу жить, зная, что обязан этим тому, что я знаменит, а ты — нет?

— Дело не в знаменитости. Да и в любом случае — ты все равно об этом не вспомнишь: мой отец наложит на нас Заклятье Памяти, ты ничего не узнаешь, — произнес Драко и немедленно об этом пожалел.

Гарри уставился на него в упор. Зрачки его все расширялись и расширялись, пока глаза не стали совершенно черными, окруженными лишь тонкой зеленой полоской:

— Я за всю свою жизнь никогда — никогда! — не хотел никому вмазать так, как тебе сейчас…

— Ну, так ударь меня, если тебе так хочется, — тихо предложил Драко. — Однако имей в виду: если позволишь сейчас победить моему отцу — позволишь победить Вольдеморту. Если он получит чашу, с её помощью он разрушит мир. Конечно, звучит нелепо — но так оно и есть. Ты же герой, правда? И выбор как раз для героя. Твои друзья — и всё остальное.

Гарри согнул руки, и Драко отчуждённо удивился тому, что тот, похоже, и вправду решил его ударить.

Но Гарри чистым и спокойным голосом, словно о чём-то уже решенном, произнес:

— Я надеюсь, что ты понимаешь, каков был бы мой выбор.

Драко взглянул на него и осознал — с каким-то странным чувством в глубине души — что не понимает. Он предполагал, что Гарри выберет «все остальное» и открыл, было, рот, чтобы спросить, однако никак не мог сформулировать вопрос; и возможность эта была навсегда упущена, потому что дверь снова открылась, и вернулся Люциус.

Он больше не улыбался. В руке он нес скрученный пергамент и перо, что-то золотисто поблескивало в его нагрудном кармане.

Он выжидательно взглянул на юношей.

— Ну-с, мальчики, — он переводил взгляд с одного на другого, — вы уже приняли решение?

Гермиона разложила пергаменты на столе и дрожащей рукой начала перебирать их. Ей казалось, что она сумела унять охвативший её ужас, но теперь он вернулся снова. Кто-то копировал её почерк — и скопировал его настолько хорошо, что даже её лучший друг пал жертвой этого обмана. И не только почерк — её выражения, её стиль… Да, Пенси должна люто, ох как люто е ненавидеть, подумала Гермиона, чувствуя, как по коже бегут мурашки, — она должна была долго это планировать, пристально следя за ней. Гермиона почувствовала, что волосы у неё встают дыбом.

Мой милый,

я так скучала по тебе сегодня. Я столько думала о тебе на Зельях, что забыла писать лекцию — как бы ты сказал, столкнулась с самым большим ужасом в моей жизни. Домашнее задание — только десять баллов из десяти.

Не могу дождаться момента, когда вечером увижу тебя. Как бы я хотела, чтоб у меня было меньше возни с моим курсовым проектом. Я знаю, все потому, что я провожу столько времени с тобой. Мы могли бы позаниматься вместе, если ты не возражаешь. Я бы захватила домашнее задание с собой. Представь меня, крадущейся по коридору с карманами, набитыми лопухом, полынью и рутой… если бы ты захватил корень тысячелистника, это было бы здорово — так что не забудь!

Все, что я хочу, — это побыть с тобой… конечно, за исключением того, что нам нужно подождать до Нового года. Дорогой, спасибо тебе за твоё понимание и терпение — я понимаю, как трудно держать в себе такую тайну. Какое же это будет облегчение, когда мы сможем наконец-то быть вместе, не скрываясь ни от кого.