Директор Диппет едва не лишился чувств в своем кресле, узрев их: вид был кошмарный, а у Диппета были причины опасаться возможной реакции Малфоев.

— Откуда они взялись, Люциус? — спросил Дамблдор, прекрасно представляя возможный ответ.

— Я все уже объяснял, — монотонно ответил мальчик. — Это от Режущего заклятья. Я получил это на дуэли. Я вообще никому ничего не должен говорить, это мое дело. Мой отец сказал мне…

— Мне не интересно, что говорил ваш отец по этому поводу, — резко перебил его Дамблдор. — Вы и ваше здоровье входят в интересы школы. Это — последствия воздействия некромантии. Физический знак расплаты.

— Вы обвиняете меня в том, что я занимался в стенах школы Темной магией? — глаза Люциуса вспыхнули. — Отец…

— Я обвиняю не вас.

— Тогда кого же?

— Тома Реддла, — голос Дамблдора стал мягче, однако оставался таким же неуступчивым. — Ведь он же ваш друг, не так ли?

Люциус заметно побледнел.

— Нет.

— Но, тем не менее, вы его знаете.

— Все его знают. Он староста школы.

— Осмелюсь предположить, что вы его знаете лучше остальных.

Лицо Люциуса было непроницаемым.

— Если вы хотите беседовать о Томе Реддле, профессор, думаю, вам лучше беседовать с ним самим.

— А почему вы решили, что я этого не сделал? — поинтересовался Дамблдор. — Я вовсе не такой глупец, чтобы не знать, кто такой Том Реддл. Я пытался с ним разговаривать — Мерлин тому свидетель. Однако на свете существуют невыполнимые задания, и это — одно из них. Он уперся и не двинулся с места. Но ты, Люциус, — ты другой. Тебе ведь только тринадцать лет и то, что я тебе сейчас скажу, может быть, слишком сложно для твоего юного возраста, однако постарайся понять: от решения, которое ты примешь сейчас, зависит вся твоя последующая жизнь.

Люциус молчал, Дамблдор видел, как под фланелевой пижамой ходуном ходит его узкая грудь. Наконец он заговорил. Голос его был полон пренебрежения.

— Вы ничего не знаете о Томе. И ничего не знаете обо мне. Думаете, если вы говорите, что он мне не друг, то сумеете перетащить меня на свою сторону? Ничего подобного. Просто вы никогда не видели никого похожего на Тома, и это вас пугает. Вы ведь знаете — что бы ни случилось, все равно победа окажется на его стороне. Второго такого волшебника нет в школе…

— Том очень умен, — согласился Дамблдор. — Однако он очень юн. не кажется ли вам, что он переоценивает свои силы?

— А не кажется ли вам, что это вы их недооцениваете?

Дамблдор посмотрела на него с усталым удивлением. Признаться, он бы хотел удивиться куда больше, глядя на этого израненного мальчика с таким тихим детским высоким голоском, которым он произносил все эти безобразные и ужасающие вещи. Однако он вовсе не был поражен: он знавал Малфоев и до Люциуса: неестественное отталкивающее впечатление, которое все они производили, похоже, было у них в крови.

— Том совершенно прав, — продолжал Люциус, — он хочет изменить мир и изменит его. И в этом мире будет место и для меня — он мне пообещал.

— И ты веришь в эти обещания? — мрачно поинтересовался Дамблдор. — Он будет верен им до тех пор, пока ты будешь нужен ему, Люциус, ведь на самом деле он ничего не чувствует — ни к тебе, ни к кому другому. Для него не существует дружбы, только ненависть и негодование. в трудную минуту он пожертвует тобой вместе со всем остальным.

Выражение лица Люциуса не изменилось.

— У меня свой взгляд на вещи.

Какой-то треск помешал Дамблдору продолжить разговор. Занавеска вокруг кровати отъехала в сторону, серебряные колечки, соприкоснувшись, звякнули. Повернувшись, Дамблдор увидел стоящую у него за спиной мадам Помфри, а рядом с ней — высокого темноволосого мальчика с поблескивающим на груди значком старосты школы.

Том Реддл.

— Извините, что прерываю вас, профессор, — масляным голосом пропел Том. — Но профессор Култер попросил Люциуса вернуться в слизеринское общежитие.

Дамблдор перевел взгляд на мадам Помфри:

— Поппи?

Она кивнула с самым несчастным видом.

— С ним все будет нормально, если он не будет снимать повязки. Думаю, что для полного заживления потребуется не одна неделя — заклинаний, чтобы ускорить этот процесс, не существует — не для таких порезов.

— Мы побеспокоимся о выздоровлении Люциуса, — успокоительно произнес Том. — не волнуйтесь.

— Мы? — уточнил Дамблдор.

Том улыбнулся. Так улыбнулся бы Люцифер, упав с неба и обнаружив себя хозяином ненаселенного пока еще Ада. Вот только Том, в отличие от Люцифера, имел ангельскую внешность.

— Его друзья, конечно же.

— Конечно, — Дамблдор поднял глаза и бросил на Тома пытливый взгляд. на миг их взгляды пересеклись — глаза юноши были полны притворной невинности. у него вообще были весьма удивительные глаза, служившие предметом обсуждений хогвартсовских девушек: настолько темно-синие, что казались почти черными; радужка сливалась со зрачком, делая их слепыми. Иногда они казались проницательными, иногда — недоумевающими, но его взгляд ни с чем нельзя было перепутать. Однако, чтобы делать их невинными, ему явно не хватало усилий. Том отвел взгляд первым.

— Люциус, — он повелительно указал на мальчика рукой с длинными тонкими пальцами, — ты идешь?

Люциус, торопливо натягивающий мантию поверх больничной пижамы и наспех зашнуровывающий свои ботинки, вскинул взгляд и кивнул, запыхавшись.

— Почти готов, Том, ты меня подождешь?

— Да, — ответил Том, опуская руку. Его иссиня-черные глаза были полны какого-то странного веселья. — Я тебя подожду.

— Знаешь, Драко, — произнесла Гермиона, утомленно глядя на лежащего в кровати светловолосого юношу, — иногда у меня просто опускаются руки.

— И ты не в силах сопротивляться моему мужественному обаянию? Да, знаю, — кивнул Драко, методично выщипывая перья из подушки, данной ему Джинни. Белые перышки запутались у него в волосах, зацепились за ресницы; ими была покрыта вся его синяя шелковая пижама. — Ты должна быть более стойкой, Гермиона, ради нашей пользы. Говорят, помогают дыхательные упражнения.

— Я говорю про сочувственное отношение к тебе, — сухо поправила его Гермиона. — И ты сейчас только подтверждаешь мою правоту. Вдобавок ты испортил подушку.

— Она была слишком толстой, — Драко выдернул целую пригоршню перьев и швырнул их в воздух. — Я не сплю на высоких подушках.

Гермиона фыркнула.

— Испорченный мальчишка.

Драко улыбнулся ей сквозь падающие, словно снег, перья. Прижав к себе книгу, Гермиона постаралась не улыбнуться ему в ответ. Драко был в лазарете уже три дня — с того момента, как они вернулись в Хогвартс. Все сидели у него по очереди, кроме Симуса (Симус предложил было посидеть с Драко, однако тот без разговоров запульнул ему в голову коробкой с бинтами).

Гермиона предполагала, что ей придется приложить усилия, чтобы оставить Драко в лазарете на попечении мадам Помфри, но сейчас она уже сама начинала удивляться. Вряд ли его все устраивало, однако хандрить он перестал — похоже, просто отдыхал от всего, что было с ним в последние недели. К нему вернулась его былая игривость — он без устали поддразнивал и флиртовал с теми, кто с ним сидел, — довольно странное поведение для того, кто стоит на пороге смерти. Она никогда бы не поверила, что увидит, как кто-то дразнит Снейпа — Драко ей это продемонстрировал.

Он заигрывал с мадам Помфри, принесшей ему почти все больничные одеяла и подушки и разрешившей носить собственную шелковую пижаму вместо полосатой больничной фланельки.

Джинни с Гарри таскали ему все подряд — книги, журналы, еду — все, что, по их мнению, могла чем-то помочь и как-то развлечь его. Гермиона была убеждена, что однажды наступит день, когда она, придя в лазарет, обнаружит, что они дерутся за право разыгрывать кукольное представление «Смерть купца» в ногах кровати Драко.

Сам Драко вел себя как больной удельный князек, принимая суету вокруг себя как должное — взъерошенный, грациозно разлегшийся, с широко распахнутыми серебристыми глазами и ресницами длиной чуть не в фут, против которых никто не мог устоять.