Эйнкорт грустно усмехнулась, утирая губу тыльной стороной ладони. Даже в такой момент она ухитрялась думать о чем-то лично её задевавшем. Покачав головой и отбросив ненужные мысли, девушка вновь села прямо, чтобы прибрать бардак, который она учинила в отведенной ей спальне. Любая работа руками, пусть даже такая нехитрая, могла бы успокоить колдунью хотя бы немного. Которая, медленно складывая рассыпавшиеся травы в аккуратный пучок, уже задумалась над масштабами развернувшейся катастрофы. А ведь, кажется, несмотря на оплошность Роксаны, всё было не так уж и плохо. Что было толку сокрушаться над разбившимся планом, коль однажды ушедшее назад не воротишь? Чарами и обаянием повлиять на сына герцога не получилось, но разве это означало, что девушка должна была опускать руки? Пока Эван не обнаружил чего-то стоящего, пока не разгадал, наконец, тайну погребенной за завалом пещерами, у неё ещё оставался шанс исправить собственные ошибки.
Эван… При мысли о нём сердце колдуньи болезненно сжалось, уже в который раз за этот день. Перед глазами вновь встало лицо библиотекаря, бледного, осунувшегося и невероятно измотанного. Сколько времени он уже провёл в треклятой пещере, не видя солнечного света и не дыша свежим воздухом? В сознании Роксаны все дни, проведенные в поездке, слились в один, долгий и бесконечно серый, в котором они никак не могли найти себе места от напряжения, буквально пожиравшего изнутри каждого участника экспедиции. И потому душа её болела за Эвана, который ни разу так и не пожаловался на свою участь и по-прежнему продолжал упорно работать несмотря ни на что, хотя покрасневшие от недосыпа и усталости глаза выдавали его состояние с лихвой. Его упорство и рьяный интерес к забытой культуре приятно удивляли Роксану, которая от него, бедного простолюдина из небольшого городка, совершенно не ожидала ни знаний о рунах ни подобного любопытства.
И, конечно же, она не могла не думать ещё и о загадочном даре рыжеволосого юноши, который нельзя было назвать ни проницательностью ни волшебством. Упоминаний о подобного рода магии колдунья не видела ни в одной из книг леди Делорен, что само по себе наталкивало на не самые радужные мысли. Но колдунья верила Эвану. Верила, ибо своими глазами видела странную ауру, то и дело появляющуюся вокруг библиотекаря. Девушка с содроганием вспомнила собственные ощущения, когда она пыталась привести в чувство спутника с помощью своей же силы. Вспомнила, как её волшебство с готовностью вошло в его сознание и потекло дальше, по телу, будто бы откликаясь на что-то родное и хорошо знакомое. Нет, медленно покачала головой Роксана, сжимая пальцами потрёпанный край белого одеяла, всё-таки в Эван жила частичка магии. Магии странной и, возможно, куда более новой, чем хорошо знакомое людям колдовство. Или, напротив, куда более древней, связанной с силами самой природы… Что ж, возможно, именно потому девушка столь часто в своих мыслях возвращалась к библиотекарю. Весь интерес её к этому юноше объяснялся его загадочными способностями, о сущности которых Роксана, на самом-то деле, хотела узнать гораздо больше. Но было ли дело только в этом?
Волна смущения, удушающая и пылкая, вдруг захлестнула чародейку с головой, заставляя неловко ссутулиться и стыдливо опустить глаза в пол. На короткий мир дыхание её оборвалось, повисло в воздухе незримым пыльным облаком, а следом за ним сбилось с четкого ритма и сердце. Кровь прилила к щекам девушки, а руки судорожно сжались, когда она невольно вспомнила худое и острое лицо Эвана, с резкой линией скул и небрежной россыпью пшеничных веснушек. Вспомнила его спутанные волосы, успевшие за время экспедиции пропитаться дымом костра, точно настоящее вырвавшееся на свободу пламя. Его узловатые пальцы, вечно выпачканные углём и чернилами, перекочевавшими с заметок, которые юноша всё время читал. Его угловатые плечи с выпирающими косточками, на которых болталась не по размеру большая рубаха. А ещё — его тонкие обветренные губы, которые, того и гляди, вот-вот изогнутся в знакомой ухмылке, лёгкой и светлой, как игривый солнечный луч. Роксана уже и сама улыбалась, будто бы в ответ этому образу, живому, яркому и такому до странного притягательному.
Растерянно моргнув, Роксана опустила голову и медленно выдохнула. Возвращаться в реальность, где её поджидало столько новой трудностей, не хотелось совершенно, но нелепые мысли каким-то образом сумели вернуть колдунье хоть какие-то остатки самообладания. Казалось, что даже в груди её, скованной ледяными цепями волнения, заметно потеплело. А они, эти глупые и неуместные воспоминания, всё ещё продолжали витать в девичьей голове, точно рой разноцветных бабочек. И все они наперебой нашёптывали ей имя Эвана. Эван… Пожалуй, его нельзя было назвать красивым в общем смысле этого слова, но тогда отчего всё чаще и чаще при упоминании об этом юноше Роксана расплывалась в лёгкой улыбке, идущей откуда-то глубоко изнутри? Чувство это, странное, щекочущие, обволакивало её плотным тёплым коконом, как обволакивает только уют домашнего очага или заботливое прикосновение кого-то близкого и родного?
Все эти раздумья порядком смутили девушку, но она, будто на что-то решившись, не попыталась отгородиться от них, как порой поступала раньше. Должно быть, этот юноша и правда очень нравился ей. Нравился гораздо больше того же Витарра, холеного и привлекательного, но высокомерного, отстраненного и какого-то серовато безликого. Нравился и своим нравом, прямолинейным и далеко не кротким, и дотошной любознательностью, которой то и дело загорались его серые глаза, трудолюбием и самоотверженностью, с которыми он решил остаться в горах. Добровольно и в одиночку. Каждый день он сидел в густом полумраке, разгоняемым лишь неестественно-синим свечением рун, и корпел над своими записями, долго и муторно, точно сосланный в далекий край каторжник. И она, Роксана, позволила этому случится…
Осознание собственной вины вдруг захлестнуло колдунью, обожгло её прикосновением стального лезвия к горлу и заставило в напряжении поддаться вперёд. От её резкого движения серебряный медальон дёрнулся, и девушка невольно вцепилась в него, крепко сжимая рельефную поверхность до боли в непослушных пальцах. Для чего она проводила время в Крествуде, бесцельно слоняясь по округе и тщетно пытаясь произвести впечатление на юного Фэйрхолла, который, казалось, всё же начал прислушиваться к её рассказам о магии и колдовских орденах? Для чего безучастно наблюдала за усилиями остальных, продолжая оставаться малознакомой колдуньей из окрестностей Тейрина, которую пригласили лишь для того, чтобы помочь разобрать каменные завалы? С запоздалой досадой чародейка ощутила, как, в сущности, близко она была к осуществлению замысла леди Делорен, пусть даже и без этого дурацкого любовного зелья. Витарр внимал ей, не отказался от бесед и, казалось, совершенно отличался взглядами на жизнь от своего отца. Она могла бы прямо попросить его о чём угодно, могла даже намекнуть на то, как её сестрам неудобно жить в личных покоях Верховной ведьмы и как сильно они все, на самом деле, хотели бы развивать свой редкий дар.
Однако собственное задание внезапно отошло для Роксаны на второй план. Мысли об Эване вытеснили из её головы все остальное, почему-то больше неважное. Колдуньи смогут пожить в белой башне еще немного, а вот библиотекарь из Кентлберри рисковал своим здоровьем уже сейчас. Что если он простынет? Что если поранится или ушибется в кромешной темноте пещеры? Что если сорвется с выступа, когда боязнь высоты вновь сыграет с ним злую шутку? Не на шутку испуганная девушка порывисто вскочила с места, всё ещё сжимая в ладони медальон. Тревога заполонила всё её существо, отравляя вязкой горечью и терпким привкусом полыни. Где-то внутри робко шевельнулась разбуженная самобичеванием совесть, будто бы напоминая о себе и необходимости хоть что-нибудь предпринять.
Но никакие напоминания Роксане, поддавшейся первому же порыву, были не нужны — она уже торопливо собирала раскиданные по всей кровати припасы, наспех складывая листы в стопку и сминая пучки сушеных трав. Может, она и мало чем могла помочь самой экспедиции, но позаботиться об Эване, которому явно не хватало чьей-то мягкой руки, наверняка сумеет. В кухне Лирона ещё оставалось немного хлеба и ягод, а тёплые одеяло и плащ девушка сможет захватить из отведённой ей спальни. Этого было мало, ничтожно мало по сравнению с тем, что она хотела бы сделать для своего спутника, но сейчас, когда день неумолимо клонился к вечеру, а сдерживаемая золотистым светом заката темнота так и грозила прорваться в Крествуд, у Роксаны было не так много возможностей. Витарр и Лирон наверняка осудят её за столь позднюю прогулку, да ещё и попытаются остановить, а потому времени на новые раздумья у чародейки не было — она стремилась как можно скорее убраться из дома, пока юноши не успели обнаружить её в полной готовности. Наскоро скатав тёплый шерстяной плед в неаккуратный валик и сунув его под мышку, Роксана подхватила сумку и проворно выскочила за порог.
