Ну, конечно. Магия! Как он мог не понять этого сразу! А ведь сам говорил этому заносчивому Баффри, что в пещере можно нарваться на волшебную ловушку, оставленную эльфами со времен их существования. И как же после этого сомневаться в существовании эльфов? Может, большая часть их магии и исчезла вместе с лесным народцем, однако никто не говорил, что оно ушло из уже созданных вещей. В том числе и из этой стены, которая неспроста светилась ярче любого факела денно и нощно.

Зачарованно уставившись на руны, которые открылись для него с новой и совершенно таинственной стороны, юноша поспешно схватил чистый лист пергамента и наскоро перерисовал запылавший значок. В горле снова пересохло, правда, уже не от жажды, а сердце быстро забилось, будто готовясь выпрыгнуть навстречу неизведанным открытиям. Эван облизнулся и, широко улыбнувшись, вдруг громко рассмеялся, а потом снова принялся буравить взглядом стену пещеры. Эта экспедиция начинала подкидывать новые сюрпризы. И новые поводы для размышлений, отвлекаться на которые сейчас хотелось меньше всего. Разум юноши рвался работать, и он не стал противиться этому призыву, вновь начиная ощупывать каменный выступ. Они наконец-то сдвинулись с мертвой точки.

По вечерам Крествуд менялся до неузнаваемости, превращаясь из крошечной захолустной деревни в укромный и, пожалуй, даже уютный уголок, в который наверняка захотелось бы сбежать из душной никогда не дремлющей столицы. В Крествуде же дороги и огороды стремительно пустели, едва пылающий солнечный диск начинал клониться к горизонту — местные жители, утомленные долгой работой, спешили вернуться под прохладную сень соломенных крыш, чтобы расслабленно вытянуть уставшие ноги на скамье и пригубить прохладного пива из бочонка в погребе. В пыльных окошках покосившихся лачуг зажигались свечи, из печных труб спешили на волю сизые струйки дыма, что рассекали многоцветную небесную гладь и терялись в тёмных нависших над деревней облаках. Воздух вокруг становился прохладным, наполнялся пряной свежестью, что спускалась с горных склонов, поросших травами и ржавыми соснами. Следом за ней с наступлением сумерек приходил и ветер. Названным гостем шелестел он в кронах яблоневых деревьев, стучал скрипучими ставнями и то и дело порывисто врывался в распахнутое окно вместе с закатным небом, что разливалось рубиновыми и облепиховыми пятнами по дощатому полу.

Лишь его золотисто-багряное свечение да дрожащий огонёк единственной свечи разгоняли сгущающийся мрак в комнате, в которую Роксана забилась, точно пойманная в ловушку мышь. Запоздалая тревога неотступно гнала её из Туманных Пик, а неожиданно пришедшее в голову осознание и вовсе помутило рассудок обычно сдержанной девушки. Она не успела ничего объяснить растерявшемуся Витарру, которого бросила ещё на подходе к Крествуду, не обернулась на встревоженный оклик встретившего её у дома Лирона. Отчаяние захлестнуло колдунью, нестерпимо жгло глаза, так и норовя вызвать ныне бесполезные слёзы.

— Нет, нет, нет… — судорожно шептала Роксана, перебирая содержимое своей мягкой сумочки. Пальцы её лихорадочно обшаривали каждый кармашек, едва заметно подрагивая — то волнение накрепко сковало разум девушки, точно ледяной панцирь, мешая остановиться и сосредоточиться. Сердце тревожно билось в груди, а воздух замер в горле колючим осколком льда. Колдунья тщательно, как только могла, выискивала запропастившуюся бутылочку от дурманящего любовного отвара, но та, явно в насмешку, будто бы испарилась. В сторону полетели смятые страницы с рецептами и зарисовками растений, жалобно звякнули стеклянные пузырьки с припасенными зельями, но Роксана, обычно трепетно обращающаяся с каждой рукописью и каждым магическим артефактом, даже и не думала останавливаться. Она совершила непростительную ошибку. Совершила по собственной глупости и теперь в который раз страдала от своего суетящегося разума, что продумывал каждый шаг, но в конечном итоге спотыкался на очевидных препятствиях.

Пыл девушки отступил лишь тогда, когда на тускло белеющую ткань одеяла упал маленький пустой флакон с откупоренной пробкой, ещё хранившей остатки фиалкового запаха. Запаха любовного зелья, подтверждения роковой оплошности Роксаны, которая стоила колдунье и всем её сестрам по ордену покровительства Верховной ведьмы. Шумно выдохнув, девушка бессильно уткнулась лицом в сложенные ладони. Она надеялась. Надеялась, что всё произошедшее окажется лишь дурным сном. Нелепостью, эфемерной иллюзией, случайным совпадением, настигнувшим её по воле злодейки-судьбы. Надеялась до последнего, хотя разумом уже давно понимала, что на самом деле произошло. И от понимания этого Роксане хотелось выть голодным волком. А ведь она должна была догадаться с самого начала, когда так нахваленное покупателями чудодейственное снадобье на практике вдруг оказалось совершенно бесполезным. А теперь… Какой теперь от этого знания толк? Разве может девушка ещё что-то исправить?

В сердцах Роксана всхлипнула и резким движением отбросила в сторону сумочку, жалко приземлившуюся куда-то на пол и тут же с позором скрывшуюся где-то под кроватью. Девушка и сама готова была последовать за ней — так хотелось ей от отчаяния провалиться сквозь землю. Но вместо этого она могла лишь из последних сил сдерживать слёзы и потирать озябшие руки, в миг покрывшиеся мурашками, точно в морозный зимний день. Совесть медленно и болезненно съедала колдунью, которая корила себя за суетливость и спешку, с которыми она вычерчивала на двери в таверне знаки той злополучной ночью, веря, что зелье обязательно подействует на спящего и ничего не подозревающего Витарра. Подействует, как же! Дура! Какой же она была дурой, не продумавшей ни один свой шаг! Лишь запудрила мозги несчастному пареньку да оттолкнула благополучие своего ордена ещё дальше.

От обиды и злости на саму себя девушка яростно закусила губу, вцепилась пальцами в и без того растрепанную светлую косу, чувствуя, как рот стремительно заполнялся вкусом чего-то металлического, ржавого, точно выгоревшие на солнцепеке горные сосны. А ведь о произошедшей ошибке колдунья начала подозревать ещё тогда, когда Лирон, этот жизнерадостный деревенский мальчишка, вдруг ни с того ни с сего преподнёс ей цветы. Смущался, краснел, неожиданно утратив всю свою нахальность, да и смотрел так робко и жадно, как если бы… Как если бы в одно утро проснулся и преисполнился сильных чувств к Роксане, к девушке, которую он хоть и называл шутливо красавицей, да только ничего серьезного к колдунье из столицы не испытывал. И подобных воспоминаний, всплывавших в памяти Эйнкорт самих по себе, точно круги на ровной спокойной глади воды, день ото дня становилось всё больше. Многочисленные уступки Лирона, которые можно было принять за ухаживания и полное безразличие Витарра… И как она только не поняла сразу?

Тяжело вздохнув, девушка потёрла кончиками пальцев ноющие виски. Вот бы вернуть время назад и исправить все, что Роксана натворила. И дело было вовсе не в страхе перед Верховной, не в благоговейном трепете перед той, что однажды уже обрушила на неё свой беспощадный гнев. Нет… Колдунье было горько лишь за участь своих сестёр по ордену, что в случае её неудачи вынуждены будут вечность томиться в белой башни своей госпожи, так и не имея возможности познать и увидеть мир, не имя даже шанса проявить свои силы без отчёта леди Делорен. Сама Роксана сможет сбежать, теперь-то наверняка сможет, но другие девушки, ни в чем совершенно не повинные, привыкшие к доброе и щедрости Верховной, едва ли смогут стерпеть её злость, которая обязательно выльется на подопечных ордена после провала Эйнкорт. Но ведь они не заслужили этого!

— Не заслужили… — тихим эхом повторила собственные мысли колдунья, и от шелеста её голоса неяркое пламя свечи вновь заходило ходуном, раскачиваясь и подрагивая в полумраке, точно сорвавшийся с ветки осенний лист. Все усилия Роксаны были потрачены напрасно — Лирон попал под действие приворота, а Витарр, несмотря на все старания девушки, её улыбки и неопытный флирт, по-прежнему держался равнодушно и отстраненно. Прямо высеченная из мрамора статуя. Интересно, а все ли знатные и избалованные отпрыски аристократов такие снобы?