Парни из Атланты, разумеется, задали «Кабсам» взбучку. Один лишь Кейт Морланд чего-то стоил — он так отбил мяч, что тот отлетел прямо в руки мальчишке, сидевшему в девятом ряду, прямо под нами. Паренек чуть не закричал от счастья. День был солнечный, хоть и прохладный. Болельщики вели себя активно. Мы с Мюрреем с удовольствием съели по несколько сосисок. Я позволила ему выпить пива — без меня, я не люблю это пойло.

Фотограф Майк Силчук сделал несколько моих снимков перед кассами стадиона. К сожалению, мои раны находятся в таких местах, которые как-то неудобно выставлять напоказ посреди Эдисон, поэтому пришлось ограничиться выражением благородного мужества на лице. Мюррей быстро, во время первых трех подач, задал мне интересующие его вопросы, а во время четвертой передал свой эксклюзив По телефону в «Геральд стар».

Ближе к концу матча, когда наши продувались уже со счетом 5:0, я спросила про Мэттингли.

— Он мелкий мошенник, Вик. Почему ты этим интересуешься?

— Кто его убил?

Как и лейтенант Мэллори, Мюррей сразу подумал, что я работаю на жену, мать или братьев погибшего, но я держалась той же версии, что и в разговоре с Бобби.

— Пусть Бум-Бум плохо относился к этому типу, но он жалел бедняжку Элси. Я знаю, что время от времени он втихомолку совал ей несколько баксов на хозяйство. Скорее всего Мэттингли потом отбирал эти деньги у жены и тратил их на игру.

— Зачем она вообще с ним жила? — раздраженно спросил Мюррей.

— Когда ты только вырастешь, Мюррей? Почему один человек живет с другим? Элси — почти ребенок, совсем девчонка. Когда она вышла замуж, ей и восемнадцати не было. Все ее друзья и близкие остались в Оклахоме. Знаешь, давай не будем вдаваться в вопросы психологии брака. Скажи мне, есть ли в деле о смерти Мэттингли какие-нибудь зацепки?

Мюррей покачал головой:

— Его не было в городе три или четыре дня. Элси не знает, куда он ездил. Полиция тоже ничего выяснить не сумела. Конечно, они допросят товарищей Мэттингли по команде, но, судя по всему, те относились к покойному не лучше, чем твой брат.

Итак, связь Мэттингли с Бледсоу по-прежнему остается тайной. Точнее, с его самолетом.

— А он случайно был не в альпинистских «Арройо» двенадцатого размера? — спросила я.

Мюррей поглядел на меня с удивлением:

— Ты имеешь в виду отпечаток, оставшийся в квартире Бум-Бума? Не знаю... Надо будет выяснить.

Я сконцентрировала внимание на игре. Мой любимый Билл Бакнер промазал. Увы, такова жизнь. Со мной такое случается нередко.

После матча Мюррей отправился ко мне домой, чтобы пообедать поосновательнее. Сосисками он не наелся. Я нашла на пустых полках рыбные консервы, оливки и макароны. Мы выпили бутылку итальянского вина «Бароло» и на время забыли о жизни преступного мира. Оказалось, что больное плечо не мешает мне предаваться некоторым физическим упражнениям.

Мы с Мюрреем не только конкуренты по части криминальных сенсаций, но еще и друзья, а время от времени — и любовники. Правда, наши отношения как-то буксуют на месте. Возможно, мешает соперничество.

Около полуночи запищал биппер Мюррея — его просили срочно позвонить в редакцию. Выяснилось, что в районе Ривер-Форест только что произошла мафиозная разборка. По-моему, бипперы — одно из самых ненужных изобретений двадцатого века. Ну разыщут тебя не сейчас, а час спустя — какая разница? Сами себе усложняем жизнь.

Пока Мюррей натягивал на свой мохнатый торс майку, я спросила, не может ли он обходиться без биппера.

— Если бы редакция не могла меня моментально найти, нас опередила бы другая газета — «Сан таймс» или «Триб», — пробурчал он.

— Понятно, — вздохнула я, лежа на кровати. — Американцы больше всего боятся, что стоит им на секунду отключиться от своих электронных игрушек, и они пропустят нечто важное. Жизнь, например. Представь себе: нет ни телевизора, ни телефона, ни биппера, ни компьютера. Ты не выдержишь и трех минут, просто окочуришься. Будешь похож на выброшенного на берег кита.

Я готовилась произнести целую обличительную речь против электроники, но Мюррей накрыл мне лицо подушкой.

— Ты слишком много болтаешь, Вик.

— Эту сцену я уже видела в фильме «Разыскивая мистера Гудбара». — Голая, я прошлепала за Мюрреем до двери, чтобы задвинуть за ним засов. — Бедная девушка приводит домой незнакомого человека, а он душит ее собственной подушкой... Желаю тебе написать разгромную статью про чикагскую мафию, чтобы все преступники в ужасе разбежались из города.

После ухода Мюррея я никак не могла уснуть. Мы легли рано, в половине восьмого, и после физических упражнений часа два поспали. Теперь мне казалось, что оборванные концы этого дела крутятся в моей голове словно слипшийся ком холодных макарон. Как бы разыскать Бледсоу? Филлипсам звонить уже поздно, Грэфалку — тоже. А не помешало бы выяснить, с кем он пришел на тот хоккейный банкет. В контору «Юдоры Грэйн» я уже вламывалась, уборку в квартире сделала. Чем бы себя занять? Мыть посуду второй раз в течение суток — это мне не под силу. Оставалось только одно — расхаживать взад-вперед по комнате.

К половине второго ночи мне показалось, что стены комнаты начинают сдвигаться. Я оделась, вынула из запертого ящика стола одну из бриллиантовых сережек, некогда принадлежавших моей матери, и спустилась на улицу. Холстед в этот час была пустынна, если не считать немногочисленных ночных выпивох. Села в машину и направилась к Лейк-Шор-Драйв. Я проехала несколько миль на юг, миновала центр и свернула к Мейгс-Филд, маленькому аэродрому для спортивных самолетов.

Голубые посадочные огни, едва пробивающие густой мрак, казались бессмысленными точками света, которые существуют сами по себе и никакого отношения к человечеству не имеют. За спиной темнели воды озера Мичиган. Я чувствовала себя одинокой и заброшенной. Ничто не связывало меня с остальным миром, даже биппер.

Спотыкаясь о камни, я вышла на заросший травой берег. Черные воды таили в себе безымянную угрозу, и я передернулась. Волны плескались у самых ног, как бы заманивая и подзывая: иди к нам, мы унесем тебя в таинственный мир глубин; все, чего ты так боишься, превратится в наслаждение; не бойся утонуть, не думай о том, как Бум-Бум захлебывался и бился в предсмертных мучениях; думай о вечном покое, никаких забот, никакого напряжения — лишь абсолютный отдых.