Его мастерство было мастерством убийцы, а не охотника, потому что у него никогда не было нужды в охоте.

Но теперь ритмические циклы, по которым протекала жизнь этого существа, были нарушены. Изобилия пищи больше не было. И оттого, что существо не имело способности мыслить, не знало ни прошлого, ни будущего, оно пребывало в недоумении из-за неудобства, вызванного незнакомым ощущением голода.

Инстинкт подсказывал ему: надо начать охотиться.

Оно почувствовало нарушение в плавном течении моря, внезапную неритмичность в спокойной вибрации воды.

Добыча. Многочисленная. Проходящая мимо.

Но не в непосредственной близости. На некотором расстоянии, где-то наверху.

Тварь всосала большое количество воды через мускулистый воротник своей мантии, затем выбросила ее через воронку в животе, толкая себя вверх со скоростью мчащегося локомотива.

Существо направлялось к источнику сигналов и толкало себя в воде при помощи спазматических выбросов из воронки. Оно разобралось в характере сигналов: рыба, много рыбы, много крупной рыбы. Химические элементы разносились по плоти, меняя окраску твари.

Когда существо сочло, что приблизилось на достаточное расстояние, то перевернулось в том направлении, где должна была находиться добыча. Огромные глаза чудовища отметили проблеск серебра, и оно выбросило вперед свои щупальца. Расширения на концах щупалец захватили рыбу, их зубастые присоски стали разрывать ее, а серпообразные когти, торчащие в каждой присоске, раскромсали плоть в лохмотья. В течение секунд от рыб остались только дождь чешуи и волна крови.

Однако чувство голода у твари не ослабело – оно лишь усилилось. Ей нужно было больше. Значительно больше.

Но волна, вызванная перемещением такого огромного количества воды, движением тела столь громадных размеров, вспугнула голубых тунцов, и они бежали всей стаей.

И рыскающие щупальца не обнаружили ничего. Более короткие руки у основания тела постепенно перестали двигаться, щелкающий клюв сомкнул свои челюсти и втянулся внутрь тела.

Теперь голод терзал тварь, но изнеможение сдерживало ее. Существо растратило огромное количество энергии и получило взамен слишком мало, чтобы напитать свои колоссальные потребности.

Оно дрейфовало в толще воды, голодное и обескураженное.

Дно глубоко внизу было покрыто холмами, и течение, устремляющееся вверх из бездны, медленно занесло тварь вдоль склона на плато, расположенное на глубине пятисот футов. Здесь холодная вода заканчивалась, и существо выше не поднималось.

Впереди и вверху, на другом склоне, находилось что-то большое и неестественное, что-то, что чувства твари определили как неживое, за исключением обычных форм жизни, которые возникли на его поверхности.

Тварь пренебрегла находкой и стала ждать, набираясь сил.

Лукас Коувен был раздосадован и с таким нетерпением ждал, чтобы этот день в конце концов кончился, что, включив двигатель, нажал на дроссельный рычаг раньше, чем лебедка подняла якорь. Он слышал, как большие стальные лапы ударяли по корпусу, и представлял себе безобразные царапины на фиброгласе, и это злило его еще больше.

Вечно с ним это случается, вечно он впутывается в дела, превышающие его возможности, а потом из-за своей бычьей гордости не желает пойти на попятную. Он был всего-навсего рыбаком – по крайней мере, господи прости, до сегодняшнего дня, – и откуда это взялось у него – изображать из себя Жака, черт его возьми, Кусто?!

А все его длинный язык, он каждый раз подводил Лукаса. Лукас поклялся, что если ухитрится дожить этот день без какой-нибудь беды или судебного дела, то больше никогда не пойдет в бар, а если и пойдет, то зашьет себе губы и будет тянуть свою водку через соломинку.

Выйдя из гавани Эли, он повернул на юг. Он посмотрел вниз с ходового мостика, чтобы убедиться, что два его пассажира не свалились за борт, не проткнули друг друга острогой и не уронили ничего тяжелого себе на ноги. Они были там, на корме, готовили свое снаряжение для ныряния – компасы, ножи, компьютеры, аппараты слежения, плавательные жилеты, фотоаппараты и видеокамеры. Господи боже, у них было достаточно снаряжения, чтобы на месяц обеспечить пребывание астронавта на обратной стороне Луны!

Ребята заявили, что они опытные аквалангисты, настойчиво показывали ему свои права ныряльщиков в открытом море. Но по мнению Лукаса, люди, которые навешивали на себя все эти штуки, не были ныряльщиками, они были покупателями.

Конечно, ныряние становилось сложным занятием, если вам нравилось связываться со всей этой химией, но оно вовсе не обязательно должно быть таким. Смекалистый человек делал это просто: надевал купальный костюм, чтобы ничто не схватило тебя за шары, ласты, которые послужат двигателем, маску, чтобы видеть под водой, баллон с воздухом для дыхания, несколько фунтов свинца, чтобы держаться на глубине, глубиномер – на случай, если станешь вдруг рассеянным.

Между прочим, та девушка, Сьюзи, выглядела так, как будто ей не нужно было никакое снаряжение, – у нее были такие легкие, что она могла бы опуститься на тысячу футов на едином вдохе. Снаряжение просто портило картину, закрывало всю золотисто-коричневую кожу, гриву желтых волос, которые, когда Лукас увидел их впервые, заставили его затаить дыхание. Девушка была лучшим кандидатом на обложку специального выпуска журнала «Спорт иллюстрейтед».

Но эти двое были преданными поклонниками техники. Как большинство людей в наше время, они предоставляли электронным устройствам выполнять работу за себя. Здравый смысл и внутреннее чутье отходили в прошлое.

Лукас все же надеялся, что у кого-то из них присутствовала частица здравого смысла, потому что там, куда они отправлялись, единственное, что могли сделать дорогие игрушки, это обеспечить информацию для коронера.

Эта мысль вызвала у Лукаса новый приступ гнева. Может, он заплатит кому-нибудь, кто удалит его голосовые связки?!

Первой его ошибкой было посещение пивной «Хог пенни», где он решил выпить свою пятичасовую порцию. Он никогда не посещал бары для туристов на Франт-стрит: здесь подавали по слишком завышенной цене слишком маленькие порции. Но хорошенькая девушка остановила свой мотороллер, чтобы узнать у него дорогу, и сказала, что она приходит в «Хог пенни» каждый день и почему бы ему попозже тоже не зайти туда. Поэтому Лукас побрился, сменил рубашку и заскочил в бар. Естественно, девушка не появилась. Его второй ошибкой было проторчать в пивной достаточно долго, чтобы промотать двадцатидолларовую купюру, а на двадцать долларов, даже по туристским ценам, он получил достаточно горючего, чтобы разжечь в себе пламя и поглубже утрамбовать присущее ему спокойствие.

Его третьей, и значительно превосходящей все остальные, ошибкой было влезть со своим языком туда, где ему было не место, а именно в разговор двух молодых людей, ему незнакомых.

Он был ослеплен девушкой с того момента, как увидел ее, но у него на ее счет не было никаких видов, потому что сидевший с ней парень оказался таким же красавчиком, как и она, таким же высоким, светловолосым и загорелым. Лукас вообразил их специально подобранной парой с какой-нибудь научной племенной фермы, программа которой заключалась в выведении расы красавцев. Они были так похожи друг на друга, что могли бы быть братом и сестрой...

...И это, как он узнал позже, было именно так: близнецы, только что окончившие колледж и временно проживающие в доме родителей неподалеку от клуба «Открытый океан». Лукас понял из разговора, что их отец был каким-то важным магнатом в радио– или телебизнесе в Штатах.

А так как к тому времени Лукас Коувен был крепко захвачен «Доктором Смирнофф», который заставил его поверить, что рыбак – такой же привлекательный мужчина, как Том Круз, то он начал воображать, что у него есть реальная надежда в отношении этой покорительницы сердец. Хотя один только прикид девушки должен был бы послужить достаточным предупреждением. Ни одна девушка с настоящими золотыми часами «Ролекс», золотым кольцом на мизинце и в одной из тех пятидолларовых рубашек, на которых изображен пятидесятидолларовый игрок в поло, не говоря уж об атласной коже и зубах, совершенных, как клавиши рояля, не уделит ни одной мысли какому-то нечесаному лодочнику в драных джинсах. Но Лукасом управлял «Доктор Смирнофф».