– Но... Я хочу сказать... были же вещи, которые мы могли бы продать. Монеты...

– Я продала их. И масонскую бутылку, и кувшин Беллармина, и... все остальное. Больше ничего не осталось.

– Я схожу в банк. Господи, Дерек не может просто...

– Это не банк, – сказана Дейна. – Они не давали тебе денег под закладную. У тебя не было постоянного дохода. Я предложила быть соподписчиком долгового обязательства, но тем не менее они отказали.

– Кто же тогда дал денег взаймы?

– Арам Агаянян, – ответила Шарлотта.

– Агаянян? – воскликнул Дарлинг. – Этот извращенец?

Арам Агаянян был недавним иммигрантом на Бермудах. Он нажил состояние, создавая умеренно-порнографические фильмы для канадского кабельного телевидения, и выбрал Бермуды как убежище от налогов.

– Почему ты обратилась к нему?

– Потому что он предложил. Дейна работала со счетами для одной из его компаний, она задала ему пару вопросов о получении займа, и... в общем, он предложил.

– Господи, – проговорил Дарлинг, поворачиваясь к дочери, – тебе потребовалось вывешивать наше грязное белье перед этой армянской звездой порнухи?

– Ты хочешь, чтобы я сказала, что я сожалею, папа? Ну что ж, это так. Я сожалею. Доволен? Что, ты от этого чувствуешь себя лучше? – Дейна старалась не разрыдаться. – Но дело в том, что именно он предложил. Никаких условий, никаких сроков платежей. Платите, когда сможете, сказал он. Я никогда не подумала бы, что он продаст долговую расписку. Он этого не хотел.

– Почему же тогда он это сделал?

– Я думаю, мистер Мэннинг сделал одно из тех предложений, от которого он не мог отказаться. Мистер Мэннинг владеет многими компаниями кабельного телевидения.

– Как Мэннинг узнал обо всем этом?

– Агаянян думает, должно быть, от Карла Фрита.

– Что? Есть хоть один человек на этом острове, кому не известны мои дела? – услышал Дарлинг собственный крик. – А как тот узнал?

– Он работал на пристани Агаяняна и, наверное, что-то подслушал.

– Великолепно, потрясающе. – Дарлинг чувствовал себя преданным и запутавшимся. Он оглянулся и безотчетно прикоснулся к одной из стен. – Двести с лишним лет, – проговорил он.

– Это всего-навсего дом, Уильям, – сказала Шарлотта. – Мы найдем себе какое-нибудь другое жилье. Дейна хочет, чтобы мы переехали к ней. На некоторое время. Это всего-навсего дом.

– Нет, Шарли. Это не так. Это не «всего-навсего дом». Это больше двух столетий Дарлингов. Это наша семья. – Вип посмотрел на жену и дочь. – Он был передан мне, и если у меня и есть хоть одно обязательство в жизни, так это продолжать передавать его по наследству.

– Оставь, Уильям. Мы живы, мы вместе. Только это и имеет значение.

– Черта с два, – проговорил Дарлинг, повернулся и вышел из комнаты. – Черта с два.

Когда Дарлинг вернулся к выезду с подъездной дороги, картина не изменилась: Тэлли по-прежнему беспокойно вышагивал, Мэннинг стоял неподвижно, как манекен на Бонд-стрит.

Дарлинг жестом пригласил их следовать за собой, но, когда он вел мужчин по подъездной дороге, ему вдруг показалось, что Мэннинг за его спиной злорадствует, поэтому ему пришлось перебороть желание резко повернуться к американцу.

Он ткнул рукой в сторону стола на террасе, предлагая им сесть.

– Значит, вы уверены, что зверь все еще в наших местах? – спросил он Тэлли.

– Да.

– А на основании чего?

– Потому что пока ничего не изменилось. Сезон все тот же, течения не поменяли направление, не было никаких сильных штормов. Вчера вечером я получил данные от Национальной администрации по океану и атмосфере. Они считают – это основанное на опыте предположение, – что Гольфстрим не начнет свое сезонное смещение, может быть, еще в течение месяца. – Тэлли чувствовал, что его энтузиазм возвращается, вытесняя неловкость от соучастия в шантаже Мэннинга. – Тем временем архитеутис находит себе пишу – не обычную для него пишу, но все же пищу. У него нет никаких причин уходить отсюда.

– У него не было никаких причин и приходить сюда.

– Да, но он пришел, он здесь. Очень важно помнить, капитан, что не следует делать из архитеутиса демона. Это – животное, а не дьявол. Ему присущи свои собственные циклы, оно живет в соответствии с естественными ритмами. По-видимому, оно голодает и сбито с толку. Оно не находит обычной для него пищи. Я думаю, что смогу заманить его имитацией нормальных условий.

– Это еще что за чертовщина?

– Положитесь на меня.

– И вы действительно верите, что сможете одолеть эту тварь?

– Я полагаю, да.

– До того, как она перебьет всех?

– Да. Да, я думаю.

– Каким образом?

Тэлли помолчал.

– Я расскажу вам... вскоре.

– Это государственная тайна или что еще?

– Нет. Поймите, я не играю в прятки. Методы зависят от обстоятельств, от того, как ведет себя животное. Оно может... существует возможность... я хочу попробовать сделать это – заставить архитеутиса убить самого себя.

Дарлинг посмотрел на Мэннинга и увидел, что тот с каменным выражением лица рассматривает бухту, как будто эти подробности были для него скучны.

– Конечно, док, – подхватил Дарлинг. – Оно может также сняться с места и полететь на Венеру, но я бы на это не рассчитывал. Я думаю, что имею право на...

– Нет, капитан, – сказал Мэннинг, внезапно вновь проявляя заинтересованность. На его губах играла тонкая улыбка. – У вас нет прав. У вас есть обязанность вывести судно и помочь нам.

– Послушай. Осборн, – начал Тэлли. – Я не думаю...

– А почему бы нет, Герберт? Мы здесь люди нецивилизованные, капитан Дарлинг сам так сказал, и я его за это уважаю. Вежливость обманчива и влечет за собой ненужную трату времени. Лучше, чтобы мы с самого начала точно знали свое положение.

Дарлинг почувствовал острую боль позади глазных яблок, вызванную, как он понимал, гневом и бессилием. Он сдавил виски, пытаясь выдавить эту боль. Ему хотелось ударить Мэннинга, но американец был прав. Он узнал цену Дарлинга и купил его, и не было никакого смысла притворяться, что это не так.

Дарлинг спросил:

– Когда вы хотите выйти в море?

– Как только сможем, – ответил Мэннинг. – Все, что нам нужно, это погрузить оборудование.

– Мне нужно взять горючее и пищу. Мы сможем выйти завтра.

– Горючее, – проговорил Мэннинг, сунул руку в портфель и вынул запечатанную пачку стодолларовых купюр. – Десять тысяч достаточно для начала?

– Должно хватить.

– А теперь условия. – Мэннинг защелкнул портфель. – Доктор Тэлли убежден, что сможет разыскать и подманить кальмара в течение семидесяти двух часов. Таким образом, вы снарядите судно на три дня. Независимо от того, поймаем ли мы зверя, по возвращении я уничтожу долговое обязательство и выплачу вам оставшуюся от двухсот тысяч долларов сумму. Ваш чистый заработок после уплаты долга за дом должен составить сто тысяч с лишком... – Он поднялся. – Согласны?

– Нет, – ответил Дарлинг.

– Что значит нет?

– Вот мои условия. – Дарлинг смотрел на Мэннинга в упор. – Вы сожжете расписку сейчас, у меня на глазах. Прежде чем мы отойдем от причала, вы вручите мне пятьдесят тысяч долларов наличными, и они останутся здесь, у моей жены, остальные будут положены в банк на ее имя до выполнения условий соглашения, на случай если мы не вернемся.

Мэннинг задумался, затем вновь открыл свой портфель и вынул долговую расписку и золотую зажигалку фирмы «Данхилл».

– Вы человек чести, капитан, – сказал он, держа расписку и касаясь ее пламенем зажигалки. – Это нам известно. Но я тоже человек чести. Если сделка заключена, я не уклоняюсь от нее. Вы не должны не доверять мне.

– Это не имеет никакого отношения к доверию, – ответил Дарлинг. – Я хочу обеспечить свою жену.

Дарлинг проследил, как Тэлли и Мэннинг прошли по подъездной дороге и свернули к стоянке на «Кембридж бичиз», затем положил пачку купюр в карман и спустился по тропинке к судну. Он запустил двигатель, поднялся на крыло ходового мостика и уже хотел включить скорость, когда вспомнил, что судно все еще пришвартовано к причалу.