Тэлли сделал еще глоток, потом сказал:

– Капитан Дарлинг, нам понравилось то, что вы заявили на собрании.

– Вы были там? Зачем?

– Мы находились в конце комнаты. Нам хотелось узнать, как люди реагируют на все происходящее.

– Ну, это ясно, – ответил Дарлинг. – Они перепуганы до смерти. На грани паники. Они видят, что их миру угрожает что-то, чего они даже не могут понять, а тем более что-то предпринять для спасения.

– Но вы не... не перепуганы, как мне кажется.

– Вы слышали, что я сказал там. Этот случай нисколько не отличается от других огромных и ужасных природных явлений. Если вы не тронете это существо, оно не тронет вас – Дарлинг подумал о детях Мэннинга и добавил: – Ну в общем... как правило.

– Тот доктор, что был там, Сент-Джон... он попросту дурак.

– Это только одна сторона дела.

– Но есть кое-что, в чем я с вами не согласен. То, что происходит здесь, не случайное явление.

– Что же это тогда?

Дарлинг и Тэлли взглянули на Мэннинга, затем Тэлли продолжал:

– Скажите, капитан, что вы знаете об архитеутисах?

– Я прочитал то, что вы написали, и другие материалы. Не так уж много.

– Что вы думаете о них?

Дарлинг задумался.

– Всегда, когда я слышу разговор о чудовищах, – сказал он, – я вспоминаю о «Челюстях». Люди забывают, что «Челюсти» – художественный вымысел, а это, говоря другими словами... ну, вы знаете что... дерьмо, простите за выражение. Как только вышла эта кинокартина, капитан каждого судна, начиная отсюда и заканчивая Лонг-Айлендом и Южной Австралией, принялся фантазировать о тридцати-, сорока– и пятидесятифутовых белых акулах. Я завел себе правило: когда кто-то рассказывает мне о твари размером с трактор с прицепом, я сразу же уменьшаю это на треть или вполовину.

– Весьма здравое суждение, – согласился Тэлли. – Очень здравое. Но...

– Но, – продолжая Дарлинг, – что касается этого зверя, мне кажется, что, когда вы слышите рассказы о нем, правильным будет ничего не уменьшать. Правильным будет, наоборот, все удваивать.

– Именно, – подтвердил Тэлли. Его глаза сияли, и он наклонился к Дарлингу, как будто обрадовавшись, что нашел родственную душу. – Я уже сказал вам, что я малаколог, но моя специализация – теутология, изучение кальмаров, особенно архитеутисов – гигантских кальмаров. Я провел жизнь, изучая их. Я пользовался компьютерами, строил диаграммы, препарировал ткани их плоти, нюхал ее, пробовал на вкус...

– Пробовали? Какой же у нее вкус?

– Аммиака.

– А живого когда-нибудь видели?

– Нет, а вы?

– Никогда, – ответил Дарлинг. – И мне бы хотелось, чтобы так и осталось впредь.

– Чем больше я изучал их, тем больше убеждался в том, как мало знает человек о гигантских кальмарах. Никто не знает, до каких размеров они вырастают, до какого возраста живут, почему иногда попадают на мели и море выбрасывает их мертвые тела... даже сколько существует их видов: одни говорят, что три, а другие утверждают, что девятнадцать. Это классический пример старой пословицы: «Чем больше знаешь, тем больше понимаешь, как мало знаешь на самом деле». – Тэлли оборвал себя и в смущении добавил: – Простите, я увлекся. Я могу сказать об этом кратко, если вы...

– Продолжайте, – отозвался Мэннинг, – капитан Дарлинг должен знать.

«Они подбивают меня, – думал Вип, – они охотятся за мной, раздразнивая, будто я голодный марлин».

– У меня есть теория. Не хуже других и даже получше некоторых. До середины прошлого столетия никто особенно не верил в существование архитеутиса или вообще каких-либо гигантских головоногих. Несколько случаев, когда их видели, сочли за бред потерявших разум моряков. Но внезапно, в семидесятых годах девятнадцатого века, они стали появляться намного чаще: их видели, они оказывались на мелях и даже нападали на суда, и...

– Я читал об этих случаях, – сказал Дарлинг.

– Дело состоит вот в чем: было так много очевидцев, что люди впервые поверили в существование гигантских кальмаров. Затем все снова затихло до начала девятисотых годов, когда по неизвестной причине их стали обнаруживать вновь, были случаи их гибели на мелководье. Меня заинтересовало, есть ли в этом какая-то закономерность, поэтому я стал собирать все сообщения об их обнаружении и гибели на мелях. Я ввел эти материалы в компьютер вместе со всеми данными о значительных погодных изменениях – изменениях в направлении течения и тому подобное – и запросил компьютер найти какой-нибудь ритм или смысл всего этого. Компьютер выдал заключение, что закономерность в обнаружении и гибели на мелях гигантских кальмаров есть. Эти ритмы совпадают с циклическими отклонениями в ветвях Лабрадорского течения, огромного потока холодной воды, который омывает все Атлантическое побережье. Большую часть цикла архитеутис никогда и нигде не встречается, ни живой ни мертвый. Но в течение нескольких первых лет цикла по какой-то причине – температура воды, запасы пищи, не могу сказать, что именно, – это животное появляется.

– Какова продолжительность цикла? – спросил Дарлинг.

– Тридцать лет.

– И последний цикл начался в... – Он уже знал ответ до того, как слова слетели с его губ.

– В тысяча девятьсот шестидесятом.

– Понятно.

– Да, – подтвердил Тэлли. – Вы действительно понимаете. Архитеутис здесь потому, что пришло время. – Тэлли наклонился вперед, его руки лежали на столе. – Но дело заключается вот в чем: я могу предоставить целый том фактов с документальным подтверждением, но ни в коем случае не могу объяснить, почему это происходит. Некоторые ученые думают, что архитеутисы подхватываются теплым течением, задыхаются от недостатка кислорода, гибнут и море вымывает их на мелководье. Другие считают, что, возможно, то же действие оказывает на них холодная вода, скажем, вода ниже минус пяти градусов по Цельсию. Никто не знает наверняка.

«Этот человек, – подумал Дарлинг, – влюблен в гигантских кальмаров».

– Да, – сказал он, – все это очень интересно, но в вашем рассказе нет ни слова о том, почему это животное вдруг стало пожирать людей.

– Но ведь это-то как раз понятно! – воскликнул Тэлли и еще больше наклонился вперед. – Архитеутис питается всем, чем попало. Он питается в зависимости от обстоятельств, он ест все, что попадается ему на пути. Его нормальное питание – я обследовал желудок гигантского кальмара – акулы, скаты, крупная рыба. Но он будет есть все, что угодно. Предположим, что циклические течения выносят его вверх с глубины в две-три тысячи футов, где он обычно обитает. И предположим, он обнаруживает, что его привычные источники питания исчезли. Вы знаете об этом, капитан. Насколько мне известно, запасы рыбы на Бермудах почти иссякли. И допустим, все, что он обнаруживает, это...

Раздался треск, прозвучавший как ружейный выстрел, и что-то пролетело мимо лица Дарлинга.

Осборн Мэннинг сжал свою соломинку для коктейлей так сильно, что она разлетелась на куски.

– Сожалею, – проговорил он. – Извините.

– Нет, – возразил Тэлли. – Это я должен извиниться. Господи...

– Док, – продолжал Дарлинг после некоторой паузы, – есть одна вещь, о которой вы не сказали. Основное правило природы – равновесие. Когда появляется слишком много морских львов, вмиг увеличивается численность белых акул, чтобы сдержать их размножение. Когда слишком увеличивается количество людей, вспыхивает какая-нибудь чума, какая-нибудь Черная Смерть. Мне кажется, что появление этой твари здесь говорит о том, что природа находится в катастрофическом состоянии. Почему?

– У меня есть теория, – ответил Тэлли. – Не природа находится в катастрофическом состоянии, а люди довели ее до такого состояния. В природе есть только одно животное, добычей которого является архитеутис. Это кашалот. Но кашалоты уже могут считаться практически исчезнувшим видом. Поэтому возможно, что все больше и больше гигантских кальмаров остается в живых, и теперь они появляются вновь. Здесь.

– Вы хотите сказать, он не один, их много?