Но это... Это было марафоном скуки, неудобства и переутомления. Никто не спал больше четырех или пяти часов в сутки. Никто не мылся. Кэтрин как-то попыталась принять душ, но дважды упала и разбила голову о мыльницу, поэтому примирилась с обтиранием тех частей тела, до которых могла достать, и тогда, когда имела возможность сделать это. Все было пропитано влагой. Все пахло солью и плесенью. Все помещения под палубами испускали такой запах, как гигантские промокшие резиновые спортивные туфли. Чтобы воспользоваться туалетом, нужно было иметь диплом о техническом образовании. Оба туалета засорялись по крайней мере раз в день, и неизбежно вина за это ложилась на Кэтрин и еще одну женщину на борту – заносчивую подругу Дэйвида, Эван, как будто девушки каким-то образом вступали в заговор против морской канализации. Кэтрин была назначена «помощником главного повара и мойщиком бутылок», что обернулось неудачной шуткой, потому что как можно приготовить что-либо приличное, когда все судно постоянно наклонено под таким углом, что с трудом можно сохранять равновесие. Все, что могла сделать девушка, это иметь наготове днем и ночью горячий кофе, бульон и все необходимое для сандвичей тем, кто желал перекусить.

Она бы примирилась со всеми этими неприятностями, если бы они компенсировались чем-нибудь приятным, но, насколько она могла заметить, гонки в океане – по крайней мере, в хорошую погоду – состояли из долгих разговоров, долгого сидения на месте и бешеной активности в течение получаса в день, когда ее вклад в общее дело сводился к тому, чтобы не путаться под ногами.

Кэтрин пришла к выводу, что все заключалось в мужском союзе, и, хотя она была довольна, что видела все своими глазами, впредь ей приятнее будет слушать и вежливо улыбаться рассказам ее братьев о героических делах в открытом море.

Ее руки и плечи уже не просто ныли, а вопили от боли, у нее не оставалось выбора – ей придется передать штурвал Тиму.

Но вдруг внезапно, как Божье благоволение, вахта закончилась. Ее отец и дядя Лу поднялись из люка, чтобы сменить ее и Тима, а два сына Лу прошли на бак, чтобы сменить Дейвида и Питера.

– Прекрасная работа, радость моя, – похвалил отец, проскользнув за штурвал. – Прямо по курсу.

– Ну и как, ты думаешь, идут наши дела? – спросил Тим.

– Трудно сказать. Думаю, что мы получили возможность сделать попытку претендовать на второе или третье место в нашем классе яхт. Радар показывает множество судов, но я не могу сказать, какие они.

Кэтрин отцепила свой страховочный трос от стального кольца и отправилась вниз. Она сняла спасательный жилет и бросила его на койку. Тим протиснулся мимо сестры, отправился в носовой кубрик и плюхнулся на одну из коек. Даже не снял ботинки. Ничего удивительного, что здесь стоял такой запах, как в гимнастическом зале.

Кэтрин решила выпить чашку бульона и немного почитать, пока не заснет. Больше делать было нечего.

Она слышат, как отец прокричал: «Готов к повороту». Над головой по фибергласу забарабанили шаги. Она схватилась за борт верхней койки, где Эван храпела, как мотопила, и приготовилась к перемене галса.

– Круто под ветер! – крикнул отец.

Судно выпрямилось и зависло на секунду, а затем, когда гик развернулся и парус с громким хлопком поймал ветер, оно накренилось налево. Раздался стук посуды в мойке – грязные чашки сдвинулись и повалились одна на другую.

Ей следовало вымыть чашки, это была ее обязанность. Но это была и обязанность Эван, а Эван не побеспокоилась. Она просто-напросто легла спать. Черт с ними, она помоет их позже. Кэтрин выполоскала одну чашку, налила в нее бульон и выпила его.

По пути к своей койке она остановилась и посмотрела на экран радара. Он сверкал, как зеленая видеоигра. Желтая линия двигалась по кругу, по часовой стрелке, вспыхивая золотыми точками, которые, как она знала, были другими судами. Вверху экрана находилось лохматое пятно.

«Привет, Бермуды, – подумала Кэтрин. – Оставьте мне немножко солнца. И может быть, в придачу красивого спасателя. Такого, который ненавидит парусные суда».

Она была довольна, что взглянула на экран. От этого она почувствовала себя менее одинокой.

Кэтрин легла на свою койку, включила небольшую лампу у себя над головой и взяла «Мумию» Энн Райс – книгу, которую мать Кэтрин выбрала для нее и которая была отличным спутником в путешествии, подобном этому: романтичная, страшная, достаточно длинная, чтобы ее хватило на несколько дней, и такая, которую легко можно начать читать и так же легко от нее оторваться, не забывая фабулу. Кэтрин нашла место, где остановилась. Рамзес вернул Клеопатру к жизни. Клеопатра развлекалась с каждым мужчиной, с которым знакомилась, а затем убивала его и...

Кэтрин потребовалось сходить в туалет. Она вздохнула, встала и пошла на корму, мимо навигационной карты. Открыла дверь в гальюн – вонь ударила в нос хуже, чем в общественных уборных на Пэнн-стейшн. Можно было бы даже и не смотреть, но Кэтрин все-таки заглянула: ну конечно, засорен. Она наступила на педаль для спуска воды и дернула один раз за рукоятку насоса, но раздавшийся звук – клокотанье, как при удушении, – удержал ее от повторной попытки.

Кэтрин отправилась на нос судна, в другой гальюн. На двери была прикреплена полоска бумаги со словами, написанными разметочным карандашом: «Не работает». Ничего себе.

Она вернулась к своей койке, открыла стоящий под ней ящик и извлекла свою «уборную для чрезвычайных ситуаций» – банку из-под майонеза.

Затем она вернулась в кормовой туалет и задержала дыхание, пока писала в банку. Она думала только об одном: «Господи, пусть скорее наступит завтрашний день, дай мне заснуть и не просыпаться, пока мы не встанем у причала».

Закончив, Кэтрин плотно завернула крышку и поднялась наверх через люк.

– Спасательный жилет, – напомнил отец.

– Я только... – она показала ему банку.

– Неужели оба?

– Да-а. Опять.

– Господи... Ну ладно, мы приведем их в порядок, когда будем в порту.

Дядя Лу усмехнулся и проговорил:

– Эх, дамы...

– Дядя Лу, – возразила Кэтрин. – Я была не слишком сильна в биологии, но думаю, что мужчины тоже ходят в туалет... иногда.

– Принимаю замечание, – согласился дядя Лу, улыбаясь.

– Давай, – сказал отец и протянул руку, чтобы взять банку.

– Я сама, – запротестовала девушка.

– Маффин...

– Я сама.

– Тогда надень спасательный жилет.

– Папочка... Ну хорошо.

Она попятилась назад вниз по лестнице, пошла к койке и взяла жилет. Кэтрин злилась, чувствовала себя неловко, возмущалась. Больше никто не носил спасательных жилетов, а ведь бегали по судну, как обезьяны. Она хотела сделать только три шага, чтобы вылить содержимое банки за борт, а отец заставляет ее нарядиться, как астронавта.

Кэтрин надела спасательный жилет и подумала: «А кто теперь поступает по-глупому? Почему ты не дала отцу вылить банку вместо тебя? Почему? Потому что. Потому что что? Потому что это... интимное дело. Глупая. Он менял твои пеленки. Неважно, уже слишком поздно».

Кэтрин поднялась наверх, обогнула штурвал и направилась к носу с подветренной стороны. Солнце висело почти над самым горизонтом, настолько низко, что океанские валы закрывали его, и здесь, в тени большого паруса, свет был таким же сумрачным, как вечером.

– Пристегнись, – скомандовал отец.

– Да, сэр.

Она защелкнула страховочный трос на четвертьдюймовый кабель, соединяющий два пиллерса.

– Я знаю, тебе трудно в это поверить, но я не просто пристаю к тебе, чтобы развлечься.

– Да, сэр.

Она знала, что в ее голосе прозвучало раздражение, но не могла сдержаться.

Девушка отвинтила крышку банки, уперлась коленями в пиллерс и наклонилась вперед, чтобы вылить содержимое. Банка была слишком большой для руки, и, когда Кэтрин перевернула ее вверх дном, она выскользнула. Инстинктивно девушка протянула другую руку, чтобы удержать банку, но уронила крышку и рванулась, чтобы схватить и ее. Внезапно небольшой порыв ветра сильнее накренил судно. Ноги Кэтрин лишились опоры, основная часть туловища перегнулась за борт, девушка потеряла равновесие и упала, перекувырнувшись в воздухе.