Он бы сделал всё, чтобы уничтожить, раздавить морально женщину, посмевшую идти против его воли. Да и финансово оставил бы мачеху с мизерными алиментами, на которые и молока с хлебом на каждый день не купишь. Вспоминая всё это сейчас, уже смотря на жизнь другими глазами, я ужасалась, как Марина могла терпеть властный характер отца. Тут и деньги поперёк горла станут, раз жизнь мимо идёт.

Как оказалось, отец хоть и не любил меня, но родительский долг полностью выплатил. Жильём, счётом в банке, машиной, активами, приносящими неплохой даже по московским меркам доход, обеспечил. А жене не оставил даже стёртого дверного коврика.

Словом, их отношения всегда, а во взрослом возрасте тем более, меня удивляли. Он — тиранил жену, обеспечивал её прихоти, но держал на коротком поводке, а она — слушалась мужа и безропотно шла под нож, устраняя последствия обоюдной безответственности.

Уже после того, как я вышла замуж за Ника, Марина стала звонить чаще. Сначала это настораживало, я даже блокировала её номер, но потом, узнав, что и второй брак мачехи оказался несчастливым, да ещё и недолгим, стала отвечать на звонки. Ни о чём таком, чтобы казалось подозрительным, Марина не спрашивала, и я успокоилась.

В конце концов, мы с ней схожи характерами. Обе молчаливые интроверты, трудно сходящиеся с людьми, предпочитающие хорошую книгу и настольную лампу любому шумному застолью.

А ещё Марина была единственной, с кем я говорила об отце. Ник не годился для разговоров по душам. Он был моей противоположностью, даже удивительно, что наш брак продлился несколько лет.

— Я так и знала, что это ты, — произнесла Марина после обмена приветствиями. — Я только с одной работы пришла, вот с девочками общаюсь.

— Может, перезвонить вечером? — спросила я, но собеседница уверила, что пара минут у неё есть.

— Это ты сказала моей тётке, что я развелась с Ником?

Ответ последовал незамедлительно:

— Я, наверное. Но ты и не говорила, что это тайна. Тамара как накинулась на меня, неудобно стало, и принялась о тебе расспрашивать, я и брякнула. А что?

— Да так, ничего, — улыбнулась я. Вдруг вся эта ситуация показалась мне абсурдной.

Тётя Тамара никогда не отличалась умом и деликатностью, ну предложила приютить внука, не подумав, так она никогда не думала ни о чём, кроме собственной выгоды. Моё наследство не давало родне покоя. Разве справедливо, что бездетная сучка сидит на деньгах, когда они так нужны их детям?

Я спешно попрощалась, пообещав перезвонить. Немногочисленная родня удивлялась, почему это я до сих пор поддерживаю с мачехой связь, но я помнила уроки отца: «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Если Марина не имеет отношение к анониму, то и хорошо, если имеет — узнаю об этом первой. Рано иди поздно она проговорится, а я буду начеку.

Моя жизнь только начала налаживаться, и я не позволю себя волновать по пустякам. Сначала процедура, а потом уже буду выяснять, честен ли Олег, или нет.

Мне сделали последний укол стимулирующих препаратов, и следующие двое суток должны стать решающими.

С той поры, как Олег ушёл, оставив меня на кухне с окровавленным пальцем, замотанным в полотенце, прошло несколько дней. Он не звонил, и это наполняло меня грустью с примесью тревоги.

Даже нельзя сказать, чего было больше: тревоги, что первый бывший откажется от намерений стать донором, или грустных мыслей о том, сколько лет я потеряла рядом с чужим человеком. С бывшим мужем.

Говорят, что любые события, происходящие с нами, укрепляют внутреннюю силу, но я всегда считала это отговоркой. Психологической уловкой для тех, кто оказался внутри одной из таких ситуации, разрывающих душу, когда вдруг осознаешь, что по глупости или по незнанию однажды свернул не туда, и теперь приходится возвращаться к истокам. А время ушло.

Конечно, я ещё молода и полна сил, по крайней мере, внешне. Главное — родить ребёнка, пусть и использовав для этого кого-то другого, ту же Юлю, согласную выполнить миссию за определённую плату.

Сомнения в добропорядочности Олега я гнала прочь. Слишком поздно, чтобы позволить себе ещё одну ошибку. Лёжа ночью без сна, я даже пришла к выводу, что если аноним и права, то всё же мой ребёнок родится.

А там, кто знает, какие крылья вырастут за моей спиной и какие силы я найду в себе, чтобы сражаться за собственную плоть и кровь. Почему-то внутри зрела уверенность, что я ещё сохранила влияние на Олега, и он не сможет отбросить меня прочь, как использованный материал.

«Разве не это ты хочешь сделать с ним?» — спросил внутренний голос, но я отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Если мужчина захочет видеть ребёнка, я не буду препятствовать. Наверное.

Я соблюла все рекомендации клиники, накануне стимуляции легла спать голодной и с надеждой, что Олег придёт к назначенному часу. Сколько раз за эти дни я порывалась позвонить первой, но, уже набрав номер, сбрасывала звонок. Что я скажу, когда сама до конца не разобралась в обуревавших душу чувствах?

Сердце разрывалось при мысли, что натолкнусь на грубость или, хуже того, равнодушие. Или услышу: «Ну чего тебе надобно теперь? Я и так уступил всем твоим просьбам». А я бы в этот миг ощущала себя окаменевшей статуей и молчала бы в трубку, не находя себе оправданий.

Видимо, действительно, так действовали уколы, но мне то хотелось плакать, скулить, забравшись в угол, то ругаться и пытаться на словах доказать Олегу, что я тогда не могла поступить иначе. Молодая, глупая, держащаяся за железобетонные принципы, я полагала, что Олег сам должен был увидеть мои страдания, понять, что его помощь Ольге причиняет мне боль. Сейчас я бы обязательно поговорила, но тогда…

В ночь перед процедурой забора яйцеклеток мне удалось заснуть, только употребив три таблетки валерианы с хмелем. К счастью, это было разрешено, иначе к исходу ночи я бы уже сошла с ума. УЗИ показывало, что фолликулы растут хорошо, значит, можно надеяться на положительный результат.

Заснула я с мыслью, что если Олег не явится завтра в клинику, то просто оплачу заморозку материала и задвину мысль о материнстве в дальний угол памяти. Выйду на работу, буду вести себя, будто ничего не случилось, будто жизнь не подложила мне очередную свинью.

Бумеранг, если он действительно существует, прилетел в обратку, ударив по темечку, но эта боль только моя, показывать окружающим я её не стану, даже если снова сяду на антидепрессанты.

Однако за полчаса до выезда, когда уже было заказано такси, он пришёл.

— Ты забыла у меня в машине, — вместо приветствия произнёс Олег и протянул связку ключей. Вот я дура, уже обыскалась их, пришлось доставать запасные и заморачиваться мыслью о смене замков.

— Спасибо! — произнесла я, пряча взгляд, а потом, набравшись храбрости, спросила: — Ты только за этим или как?

В прихожую я его пропустила, но всеми силами, прислонившись плечом к косяку двери в зал, до ощутимой боли прикусив нижнюю губу и не смея поднять глаз, чтобы он не увидел слёз, ждала вердикта.

Олег не спешил отвечать, пауза затягивалась, я досчитала до десяти и уже собиралась что-то сказать. Наверное: «Всё понятно, удачи! Не смею тебя больше задерживать!» Но он сделал шаг навстречу и, осторожно дотронувшись двумя пальцами до моего подбородка, заставил посмотреть в глаза.

Так близко я была с ним во время поцелуев в машине, но тогда всё казалось иначе. Ласки походили на заигрывание, попытку сравнить теперь и тогда, чтобы убедиться, что прошлое осталось в прошлом.

Глупо, что не сработало. Плохо, что и сейчас я всё ощущаю так, будто между нами не было пять лет разлуки. Только внезапная командировка, на протяжении которой мы оба скучали и ждали воссоединения.

Пусть даже не как мужчина и женщина, а как родители общего ребёнка. Как люди, добровольно взявшие на себя обязательства, потому что для нас это не труд, но радость.

— Конечно, я никуда не исчезну, — мягко сказал Олег, глядя на меня так, словно мы всё ещё любовники. — Я буду рядом, пока это необходимо.