…Был конец осени. Надвигались холода. Все сроки взятия города, намеченные Гитлером, прошли. Но город держался крепче, чем раньше. Все чаще немцев одолевали мрачные предчувствия. Солдат Шарф писал родственникам: «Судьба долго меня щадила и оберегала, чтобы заставить испытать самые ужасные муки, какие только могут быть на этом свете. За десять дней я потерял всех товарищей. После того как в моей роте осталось 9 человек, ее расформировали. Я теперь кочую из одной роты в другую. Несколько дней находился в мотоциклетном взводе. Этого взвода теперь тоже нет… Только тот, кто побывал здесь, может понять, что мы сейчас далеки от победы, как никогда раньше».

Однако отказаться от захвата Сталинграда фашисты не могли. Он был для них воротами к сказочным военным выгодам — ты помнишь, эти выгоды были подсчитаны ими в плане, который назывался «Блау» — «Голубой»?

8 ноября Гитлер по радио обратился к своим войскам с речью:

«Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, у одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки 30 миллионов тонн грузов, из которых почти 9 миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, вы знаете, нам много не надо — мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: „А почему же вы не берете их побыстрее?“ Потому, что я не хочу там второго Вердена[16]. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!»

Всего одиннадцать дней прошло после этой речи, и хвастовство фюрера и все планы фашистской Германии были перечеркнуты. 19 ноября началось контрнаступление советских войск.

Когда защитники Сталинграда мужественно сдерживали натиск врага, с не меньшим мужеством работали рабочие на заводах. И они сделали, казалось, невозможное: в ноябре 1942 года Красная Армия по количеству оружия стала обгонять гитлеровскую армию. На советско-германском фронте у фашистов было 51 680 орудий и минометов, 5080 танков и штурмовых орудий, 3500 боевых самолетов. А у нас — орудий и минометов 77 851 да 1742 реактивных установки, танков и самоходных орудий 7350, боевых самолетов 4544. Теперь все зависело от мастерства солдат, от таланта полководцев. И мы знаем, звезда германской военной славы, так стремительно взлетевшая над горизонтом, после этого померкла и покатилась вниз. Звезда советской военной славы поднималась все выше и выше — до самого зенита.

Окружение и уничтожение 330-тысячной армии под Сталинградом история назвала новыми Каннами. Две с лишним тысячи лет назад карфагенский полководец Ганнибал, имея 50 тысяч воинов, окружил и уничтожил римскую армию численностью в 69 тысяч; с тех пор Канны считаются высшим показателем военного искусства. Сравнения никогда не бывают точными: то, что сделали наши полководцы, грандиознее деяний Ганнибала. Недаром Геббельс о нашем зимнем наступлении 1942–1943 годов был вынужден сказать следующее: «Мы переживаем на Востоке военное поражение. Натиск противника в эту зиму предпринят с ожесточением, превосходящим все человеческие и исторические представления».

Начало начала

День 12 сентября отмечен немецкими историками как дата встречи Паулюса с Гитлером в Виннице. Генерал летал туда, чтобы получить приказ о штурме Сталинграда. Но в этот же день произошло более важное событие. Правда, поначалу оно не выходило из числа рядовых, это был обычный для того времени разговор военачальников в Кремле. Однако последствия его оказались такими грандиозными, что мы должны отметить в противовес немецкому наше 12 сентября — советское.

Днем 12 сентября из района Сталинграда вылетел в Москву заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии (потом Маршал Советского Союза) Георгий Константинович Жуков. Через четыре часа он был в Кремле у Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Там же находился начальник Генерального штаба генерал-полковник (потом Маршал Советского Союза) Александр Михайлович Василевский.

Правительство тревожилось за судьбу волжского города. Особенно беспокоило то, что севернее Сталинграда фашистам удалось выйти к реке и разъединить наши части довольно широким коридором.

Чтобы ликвидировать этот коридор, были нужны большие силы. Сталин достал свою карту, где были помечены резервы Ставки Верховного Главнокомандования, и стал рассматривать ее. «Мы, — вспоминает Жуков, — с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

— А какое „иное“ решение? — вдруг, подняв голову, спросил Сталин.

…Мы подошли к столу.

— Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь».

Самолет Пе-2 бомбит фашистов.

Бомбардировщик Пе-2. За годы войны сделано 11 500 таких самолетов.

Весь следующий день, 13 сентября, Жуков и Василевский работали в Генштабе. А ночью на новой встрече у Сталина они рассказали замысел будущего контрнаступления. Оно дало бы возможность не растрачивать силы на ликвидацию коридора, на незначительное улучшение других позиций, а привело бы к изменению обстановки в нашу пользу на всем южном крыле советско-германского фронта.

Пользуясь тем, что линия фронта напоминала прямой угол, в вершине которого был Сталинград, предлагалось со сторон угла, с его катетов, нанести удары один навстречу другому по гипотенузе — так, чтобы самая мощная группировка фашистских войск оказалась замкнутой в огромном треугольнике.

План был смелый и дерзкий. Выполнение его дало бы нашей стране огромные выгоды. Давай посчитаем их по пальцам.

В окружении оказались бы лучшие германские войска: они или сдались бы в плен, или были бы уничтожены.

После этого оголился бы левый фланг и тыл германских войск, наступавших на Северный Кавказ. Эти войска оказались бы под угрозой окружения между Каспийским и Черным морями. Значит, им оставалось одно: отступать с Северного Кавказа.

Гитлеровский план захвата нефтеносных и зерновых районов был бы окончательно сорван.

Советские войска после поражения немцев у Сталинграда и на Северном Кавказе перешли бы от обороны в наступление, а обороняться вынуждены были бы фашисты.

Друзья Германии — Япония и Турция — уже не рискнули бы вступить в войну против нас.

Сталинград. Бой на территории Тракторного завода.

Победа наших войск принесла бы огромную радость советским людям и всем народам, порабощенным фашистами. А радость прибавляет силы: еще лучше работали бы рабочие на заводах, колхозники в полях, еще мужественнее сражались бы партизаны в тылу врага, крепче бы доставалось фашистам от борцов Сопротивления во Франции, в Югославии, в Норвегии…