К понедельнику я обнаружила, что даже очень хорошие вещи способны привести человека в ярость. Все выходные то одна, то другая дочь укладывала меня обратно на диван каждый раз, когда я пыталась предпринять чуть более энергичные действия, чем поднести к губам чашку или пощелкать кнопками на пульте дистанционного управления телевизором.

– Ляг и расслабься, мамочка. Мы обо всем позаботимся. – На протяжении всей моей взрослой жизни эти слова были для меня невыполнимой мечтой. Теперь они казались смехотворными и очень меня раздражали. Особенно то, как девочки при этом смотрели на меня – тревожно, будто я могу в любой момент начать распевать песни или заговариваться.

– Я в полном порядке, – пыталась объяснить я.

– Да, мамочка, – соглашались они. – Тебе чаю или кофе?

Погребена заживо.

Утром в понедельник Виктория настояла на том, чтобы по дороге на работу завезти Гундосой Николя мою справку.

– Я могу послать ее по почте. Или отдать лично в руки! – запротестовала я со своего дивана, приподнимая крышку гроба и наблюдая из могилы за течением жизни.

– Нет. Я сама отвезу им справку. Иначе тебе не заплатят. – Кто эта странная девушка, такая чуткая и заботливая, такая добрая и внимательная? Она выглядит как Виктория, она носит платья Виктории и слушает ее диски с группой «Продиджи», но очевидно, что это инопланетянка, вселившаяся в тело моей дочери. Или она просто нервничает из-за маминой зарплаты?

– И вот что, не смей двигаться! – приказала инопланетянка Виктория, выходя из дома. – Люси покормит тебя завтраком перед уходом в колледж. А ты оставайся в кровати!

Неужели люди, которые страдают от стресса, чувствуют себя именно так? Целый день лежат в постели, ощущают, что отрываются от реальности, что их дети – инопланетяне, а диваны – гробы? Я почувствовала, как меня захлестывает паника. Может быть, я и вправду схожу с ума? Инопланетянка Люси принесла мне сок с печеньем и устроила ужасный шум из-за того, что мне следует положить ноги на подушку, чтобы дать им отдохнуть.

– У меня стресс, – огрызнулась я, – а вовсе не варикоз!

Потом я вспомнила. У меня и стресса тоже нет! Я лежу в могиле собственного производства!

Когда они обе наконец ушли и наступила внезапная и непривычная тишина, я встала с дивана и принялась бегать по дому, как непослушный ребенок, и наводить порядок, подбирая то полотенце, то книжку. Потом я внезапно обнаружила, что совершенно не знаю, куда себя деть. Раньше у меня никогда не бывало свободного времени, и теперь я не понимала, как с ним обращаться. Гладить было нечего. Посудомойка была заряжена, и я не нашла ничего достаточно грязного, что стоило бы вымыть. С упавшим сердцем я поняла, что влачила унылое существование, в котором не было никакого смысла, если корзина для грязного белья оказывалась пустой. С тем же успехом я могу вернуться на работу. Но это как раз и не выйдет, потому что Гундосая Николя наверняка уже показала мою справку Саймону и тот, по всей вероятности, нашел временную замену.

Временная замена была стандартной процедурой, если кто-нибудь отсутствовал больше недели. На своем веку я повидала множество временных замен, и многие из них были вполне симпатичными. Одни замены были тихие как мышки, другие не умели печатать, третьи отказывались заваривать чай или отвечать на телефонные звонки, четвертые, напротив, постоянно отвечали на звонки своих возлюбленных, матерей, лучших подруг, парикмахеров, управляющих банками и личных визажистов. Но хуже всех были те, кто пытался угнездиться на новом месте с той самой минуты, когда впервые переступали порог временной работы. Они меняли пароль отсутствующей сотрудницы и высоту ее стула, выкидывали все из ящиков стола, как будто та, кого они заменяют, умерла или уехала из страны. К тому времени, когда несчастная больная выздоравливала от гриппа, смещения позвонков или стресса, связанного с переутомлением на работе, ее временная заместительница полностью реорганизовывала рабочее место, ставила на стол фотографии своих детей, вводила свои личные данные в компьютер и все приглашали ее на девичники. Вернувшаяся чувствовала себя так, словно обманом захватила собственный кабинет. Она отвечала на телефонные звонки, а ее спрашивали: «Где Джули?» Коллеги, которые проработали с ней восемнадцать лет, заваривали крепкий кофе вместо слабого чая и говорили: «Извини, я привыкла, что Джули всегда пьет кофе».

Я сидела на кухне и предавалась печальным размышлениям. Заменит ли меня такая Джули? Будет ли кто-нибудь скучать без меня? Огорчится ли хоть кто-то, если я больше не вернусь? Допустим, я мечтала уйти оттуда и никогда не возвращаться, но при этом кто-нибудь должен был скучать по мне! Телефонный звонок отвлек меня от фантазии, в которой Саймон объявлял сослуживцам, что я больше на работу не вернусь, и говорил, что раньше не понимал, как ему будет тоскливо без меня.

– Элли! – Голос у Лиз был совершенно обезумевший. – Боже, Элли, мне и в голову не приходило, что у тебя стресс!

– Мне тоже, – весело призналась я, и быстро поправилась: – Я хочу сказать, что не понимала, что со мной, пока мне доктор не объяснила.

– Ах ты, бедняжка! С тобой все в порядке?

Ну конечно нет. У меня же стресс.

– Все не так плохо, – храбро сказала я. – Я стараюсь держаться.

– Ну ладно, не буду тебя утомлять.

– Но мне скучно, – пожаловалась я.

– Правда?

Она казалась удивленной. Возможно, обычно люди со стрессом не скучают. Я бы лучше подбирала симптомы, если бы знала, что это может затянуться на три недели. Три недели! Они простирались передо мной, словно бесконечный десерт, унылый, бесцветный и безвкусный десерт на основе соевого белка.

– Думаю, это тоже часть болезни, – с надеждой предположила я. – Скука.

– Может быть. А журналы ты читать не пробовала?

– А что? У тебя есть? – спросила я. Обычно люди не держат у себя в столе подшивки «Космополитен».

– Если хочешь, вечером я могу принести тебе несколько штук.

– О! Да, было бы здорово. И вообще хотелось бы повидаться. – Я уже чувствовала себя так, словно не была на работе несколько месяцев. Наверняка появились какие-нибудь свежие сплетни. Я ведь еще ничего такого не пропустила? Нет, не может быть!

Наверное, я больна еще серьезнее, чем притворялась.

Лиз и Мэри появились примерно в восемь часов, принесли шоколадки и журналы. Мы уселись на кухне, чтобы не мешать просмотру «Жителей Ист-Энда», ели шоколад и вспоминали совместные трудовые будни.

– Замену уже нашли? – спросила я. – Джули или Джеки сидит за моим столом и роется в моих папках? Она оформляет таблицы лучше меня?

– Саймон поговаривает о том, чтобы взять замену, – сообщила Мэри. – Но пока он этого не сделал.

– Не позволяйте ей трогать мою кофейную чашку. Голубую. С коровой. Спрячьте ее в шкаф. И не давайте ей доступа к моей электронной почте.

– Пока что ее вообще нет, – успокоила меня Лиз.

– И смотрите, чтобы она не спелась с Гундосой Николя. И вообще.

– Элли, – сказала Лиз, посмотрев на меня большими, встревоженными глазами, – тебе не следует думать обо всем этом. Поэтому тебя и освободили от работы. Потому что из-за всего этого у тебя стресс.

– Это ужасно смешно, – согласилась я, кладя в рот сразу четыре дольки шоколадки. – Пока я работала, я не чувствовала, что это вызывает у меня стресс. Только когда Саймон ругал меня за опоздания, а так нет. И вот теперь я не работаю и думаю о том, что кто-то меня заменит. Кто-то, кто может оказаться лучше меня. Вы понимаете, кто-то помоложе и…

– В этом все и дело! Видишь! Это все возраст. Так и знала, что этот твой стресс из-за возраста! – триумфально закричала Мэри.

– А вот и нет! – закричала я в ответ, плюясь во все стороны шоколадом. – Это вовсе не возраст. Это счета, и бампер, и кот, которому нужно принимать лекарства всю оставшуюся жизнь. Моя мама с ее болезнями, ее бойфрендом и их Майоркой. Это Виктория, которая все свои деньги тратит на машину, чтобы приманивать парней, и Люси, которой придется сдавать экзамены, волнуясь из-за того, что я отстранена от работы. Это Пол, который считает, что я спятила, только потому, что я сказала, будто отравлю его подружку.