– Отравишь? – хором переспросили Лиз и Мэри. Рты у них широко открылись; зубы были перемазаны шоколадом.

– Это была шутка, – вздохнула я, чувствуя себя усталой и измученной.

Никто не засмеялся.

– Думаю, тебе надо уехать, – внезапно сказала Лиз.

– Да, очень смешно. Только вот яхта моя сейчас на ремонте, – кисло откликнулась я.

– Нет, правда. Помнишь, что ты сказала тогда, на работе? На ланче, когда… ну, когда мы проговорились про твою вечеринку? – Она виновато улыбнулась. – Помнишь, ты сказала, что хотела бы уехать куда-нибудь, и пусть тут все справляются без тебя.

– Ну да, я ляпнула что-то в этом роде. Так все говорят.

– Это бы пошло тебе на пользу, – согласилась Мэри. – Отвлекись от мыслей о работе. Пока ты сидишь тут и страдаешь, тебе лучше не станет.

Особенно учитывая, что я вообще не больна. Или все-таки больна?

– Если я выиграю в лотерею, – попыталась улыбнуться я, – то вспомню ваш совет.

– Ну, наверняка ты можешь позволить себе хотя бы маленькую поездку. По горящей путевке, например, – настаивала Мэри. – Тебе очень нужна передышка…

– Мам, тебя к телефону! – крикнула Люси, не отводя взгляда от телевизора, где на Альберт-сквер кто-то бился в истерике из-за того, что кто-то другой ему изменил. – Это тетя Бев!

– Беверли! – радостно воскликнула я в трубку. Мы с моей старшей сестрой очень любили друг друга, но общались очень редко. – Как ты?

– Вернее было бы спросить, – заорала сестра из Корнуолла, – как ты, и что это за чушь насчет стресса? И неужели ты ожидала чего-то другого? Ты же все лето сидишь в Лондоне! Ради бога, приезжай сюда, девочка, подыши морским воздухом, щеки у тебя сразу порозовеют! Когда ты будешь? Я уже выставила Томаса из гостевой комнаты и выстирала пуховое одеяло!

И мне пришлось поехать. Хотя бы для того, чтобы выяснить, кто такой Томас и что он сделал с пуховым одеялом.

Как людям удается запихнуть все, что им может понадобиться в течение нескольких недель, в маленький чемодан? В прошлом году Виктория ходила в поход. Я помню, что посмотрела на рюкзак у нее на спине и подумала: «А как же фен? А как же четыре пары туфель и баночки с лаком для ногтей?» Я уже никогда не узнаю, как она обошлась без всех этих маленьких предметов роскоши. В обычной жизни Виктория не представляла своей жизни без них, но, похоже, ей в походе понравилось. А потом она без труда вернулась к мелким достижениям цивилизации (не говоря уж о крупных вроде дома, душа и телевизора). И вот я собираюсь не в экспедицию по Южной Азии, а всего-навсего на отдых в Корнуолл, и не могу закрыть чемодан, потому что из него со всех сторон высовываются вещи.

– Для начала, это тебе не понадобится, – твердо сказала Люси, вытаскивая из чемодана щипцы для завивки. – Бев одолжит тебе свои, если ты действительно не сможешь без них обойтись.

– Это безнадежно! – простонала я, усаживаясь на корточки и уныло глядя на груду вещей, которые мне все еще предстояло уложить. – Мне нужен чемодан побольше.

– Тогда тебе его будет не поднять, – заметила Виктория.

– Возьми машину, – предложила Люси. – Я не понимаю, почему ты так хочешь ехать на поезде.

– Я не хочу ехать на поезде, Люси. Я просто не желаю провести весь свой отпуск на шоссе в ожидании мастера из Автомобильной ассоциации.

Даже если это будет молодой красавец. На автостраде особенно не поразвлекаешься.

– Тогда возьми мою машину, – сказала Виктория.

Повисшая тишина была пугающей и шокирующей. Я не сомневалась, что дочь сейчас же пойдет на попятный: «Нет-нет, я не это имела в виду! Я говорила о чьей-то чужой машине и чьей-то чужой матери, не о тебе!»

Но она перевела взгляд с меня на Люси, потом обратно и просто спросила:

– Ну как?

– Э… – Я проглотила свое изумление и начала сначала. – Виктория, это же несерьезно. Твоя машина – это твоя жизнь, твой ребенок, твоя самая большая драгоценность. Если я заберу ее у тебя, ты просто перестанешь существовать в глазах всех, кто тебя волнует.

– Даррен тоже так думает. Он считает, что я эгоистичная и равнодушная и не могу думать ни о чем, кроме своей машины.

Ублюдок!

– Должна же я ему доказать, что это не так!

Ага. Скрытый мотив ее благородного поступка высунул свою уродливую голову. Ну, слава богу. А я уже начала волноваться, что у дочурки улучшился характер.

– И ты думаешь, на него произведет впечатление, если ты скажешь ему, что дала машину своей бедной старой матери, чтобы она могла съездить в Корнуолл?

– Что-то вроде того, – призналась она.

– И когда должное впечатление будет произведено, ты, полагаю, ждешь, что я откажусь брать ее. И как бы ты ни просила и не умоляла, я скажу: «Нет, правда, я лучше поеду на собственной груде ржавчины или потащу чемоданы по платформам Британских железных дорог…»

– Ну, я…

– Так вот, забудь об этом. Спасибо, Виктория! – Я запечатлела крепкий поцелуй у дочери на щеке, и она стерла его след с ужасно озабоченным видом. – Я с восторгом принимаю твое любезное предложение и готова лично сообщить Даррену, какая ты заботливая и добрая!

– О.

Несколько минут дочь очень внимательно изучала ковер, а потом в полном молчании покинула комнату. Люси выжидающе смотрела на меня. Я знала, чего она ждет. Она думает, что сейчас я позову Викторию обратно, засмеюсь, обниму ее и скажу, что у меня и в мыслях не было брать ее машину. Виктория медленно шла к своей спальне, и это подсказало мне, что она ждет того же зова, смеха и объятий. Так что, возможно, мне следовало чувствовать себя немного виноватой, когда я продолжила паковаться и уложила в чемодан щипцы для завивки и лишнюю пару джинсов, поскольку знала, что все это будет мирно покоиться в черном пакете для мусора в багажнике машины. Машины Виктории. Машины, налоги, страховку и ремонт которой она оплачивала из собственных денег; заправленной бензином, который она купила за собственные деньги. Деньги, из которых она вначале собиралась выдавать мне двадцать процентов на хозяйство, но из которых я не получала ни пенни. Она жила со мной и тратила все свои доходы на машину, и я позволяла ей это, потому что она моя дочь и я люблю ее, – но, честно говоря, мне не следовало этого делать. Это было неправильно по отношению к ней и, разумеется, по отношению ко мне. Я жонглировала счетами за газ, электричество и кошачьи пилюли, чтобы девочка могла наслаждаться своей машиной, – и если она предложила мне взять автомобиль на недельку, пусть даже только для того, чтобы влюбить в себя Даррена, я определенно имею право согласиться. Не испытывая никакого чувства вины. Или почти никакого.

– Поосторожнее с ней, – скорбно сказала Виктория на следующее утро, поглаживая крышу машины, пока я укладывала в багажник вещи. Пять пар обуви. А почему бы и нет? И две куртки, просто на случай, если по вечерам там будет холодно.

– Уверена, что взяла с собой достаточно вещей? – с сарказмом спросила Люси.

– Погода в Корнуолле непредсказуема.

– Не забывай пользоваться пятой передачей, – сказала Виктория, все еще поглаживая крышу. – Я просто знаю, что ты к ней не привыкла.

Привыкла? Да ее еще не изобрели, когда собирали мою машину.

– Я отлично вожу, – уверила я дочь, села за руль и повернула ключ стартера. С первого раза! К этому будет нелегко привыкнуть.

– Не жми так сильно на газ! – запоздало предупредила Виктория, когда я выскочила на дорожку, ведущую к дому. Я резко затормозила и чуть не вылетела через ветровое стекло. Да, похоже, на тормоза тоже не стоит слишком сильно жать.

– Мне нужна всего минутка, чтобы освоиться. – Я улыбнулась дочери. – И, кстати, ты тоже будь поосторожнее с моей машиной.

– Ха! – Вот и все, что ей удалось сказать. Не думаю, что Виктория действительно собиралась куда-то выезжать на моей старой развалине. Это могло бы испортить ее репутацию.

– Увидимся через пару недель, мам! – крикнула Люси из окна своей спальни. Отдохни как следует!