– Еще что-нибудь не так? – спросила Бев.
– Да. Виктория порвала с очередной любовью всей своей жизни и хочет стать монахиней-лесбиянкой, а Люси собирается завалить все экзамены и бросить колледж. А Пол думает, что я отравила Кексика!
При упоминании этого самого болезненного обвинения, самого ужасного оскорбления из всех, нанесенных мне жизнью, я начала всхлипывать от жалости к себе. Нельзя же винить меня за это, правда? Я, собственно, не плакала, хотя каждому известно, что любой несчастный человек, страдающий от стресса, депрессии или просто с больными нервами, имеет право заплакать в любой момент, и никто не станет возражать. Я же просто тихонько всхлипывала.
– Плачь! – громко воскликнула Беверли, заставив меня подпрыгнуть и от удивления перестать всхлипывать. – Вот это правильно! Дай своим чувствам выйти! Поплачь как следует, именно это тебе и нужно, девочка! Давай, плачь, сколько хочешь! Не держи обиды в себе! Если хочешь знать мое мнение, потому-то ты и болеешь – все держишь в себе!
– Правда? – робко спросила я, поскольку потеряла желание ворчать в тот самый момент, когда сестрица начала орать на меня.
– В этом твоя проблема! – снова закричала Бев. Почему люди считают, что раз уж у человека есть какие-то проблемы (реальные или воображаемые) с душевным здоровьем, значит, слух непременно тоже пострадал? – Ты подавляешь свои чувства! Ты не слушаешься своих инстинктов! Ты не даешь воли злости!
Если ты не прекратишь, через минуту я, пожалуй, действительно дам волю злости.
– Тебе нужно как следует покричать!
– Не вижу, как это поможет мне успокоиться, – устало сказала я. – И если говорить честно, Бев, меня уже тошнит от советов. Доктор написал на листочке бумаги три слова, которые можно грубо перевести как «страдания и убытки». Тем не менее я попыталась сделать так, как он сказал. Это потому, что я хочу выздороветь и вернуться на работу – если, конечно, я действительно чем-то больна. При попытке расслабиться мне становится плохо, потому что женский голос на диске «Плавание» напоминает о курсах для беременных. Из-за диеты у меня настоящий кризис, потому что девочки хотят обжираться своей любимой едой в критический период их жизни, а на меня кидаются каждый раз, когда я достаю из холодильника помидор. А что касается физических упражнений, то одной информации о том, сколько стоит членство в «Уэсли-Мэнор гольф энд кантри клаб», достаточно, чтобы довести кого угодно до нервного срыва!
По-моему, я давно ни с кем так спокойно не говорила. Беверли явно была под впечатлением. Она молчала около десяти секунд, обдумывая мои слова.
– Что ж, – сказала она наконец гораздо тише, – я вижу, в чем твоя проблема.
– Ты уже сказала. Я не даю выхода своим чувствам.
– И это тоже. Но, кроме того, ты слишком высоко поднимаешь планку.
– Неужели?
– Да. Посмотри на себя. Другим врачи тоже прописывают диету, физические нагрузки и релаксацию, и они возвращаются домой, садятся перед телевизором, съедают пару фруктов и отправляются гулять. А ты? Тебе необходимо, чтобы все было на высшем уровне. Диски для релаксации! «Плавание», понимаешь ли!
– Но мне это порекомендовал доктор Льюис!
– А еще отказаться от вредной пищи! Ну ей-богу! Как будто ты это можешь! Как будто кто-нибудь может! Ничего удивительного, что девочки так настроены против. Ради бога, пойди и купи им мешок пончиков, и хватит себя обманывать…
– Но доктор Льюис говорит…
– И ты хочешь вступить в клуб здоровья! Мечты, Элли! Мечты! – Теперь Бев уже хохотала. Что ж, приятно, что мои маленькие неприятности могут добавить радости в чью-то жизнь. – В следующий раз ты мне скажешь, что решила носить эти ужасные синие спортивные трусы! Помнишь? Как в школе на уроках гимнастики?
– Да, – сухо сказала я, – помню, спасибо, и носить их больше не собираюсь. – Нет, что угодно, только не становиться снова в очередь, чтобы прыгнуть через коня, который выглядит так, как будто на всю жизнь повредит все мои женские органы. – Доктор Льюис сказал, что клубы здоровья – милые, уютные места, в которых полно дружелюбных людей, и что в наши дни их посещает масса народу…
– Это уж точно. Особенно акционеры этих самых клубов.
– Но я не могу себе этого позволить.
– Конечно, не можешь. Не обращай внимания. Просто немного посиди перед телевизором, Элли, и съешь капельку салата, если хочешь.
– Но мне бы очень хотелось похудеть, Бев, ты же понимаешь. Особенно учитывая, что у меня есть на это целых три недели.
– Три недели? Скорее, тебе понадобится на это три года, девочка. Дурные привычки формируются десятилетиями!
– Ну что ж, спасибо, что ободрила!
Мне удалось хихикнуть. Видите? От одних разговоров о физических нагрузках я сразу почувствовала себя лучше.
– Сходи погуляй, – сказала Бев уже серьезнее. – Побегай, поплавай, прокатись на велосипеде…
– У меня нет велосипеда!
– Но, ради бога, держись подальше от синих трусов! Хорошо?
Ей-то хорошо говорить. Она всегда любила гимнастику. Гимнастику, теннис, хоккей и все прочие мучения, которые я неизменно ненавидела. Я вечно теряла спортивные трусы, кеды, хоккейные ботинки и ужасную плиссированную теннисную юбочку, благодаря чему находила предлог, чтобы прогулять занятия, но это срабатывало не всегда. Если в моей жизни что-то повлияло на психику, готова биться об заклад, это были школьные уроки физкультуры. Наверняка они во всем виноваты.
Я начала вести дневник «Расслабления, диеты и физические нагрузки» в понедельник, просто чтобы продемонстрировать всем серьезность своих намерений, а также для того, чтобы показать его доктору Льюису, если он скажет, что я недостаточно старалась.
«Понедельник, 23 июня», – очень аккуратно написала я на первой странице. Совсем как в школе. Я всегда писала очень аккуратно на первой странице. Я сидела, с гордостью и радостью разглядывая свою аккуратную запись, поворачивала страницу то так, то этак, восхищаясь изумительно симметричными буквами, прямотой строчек, одинаковым расстоянием между словами и абзацами. На второй странице я обычно сажала кляксу или допускала еще какую-нибудь ошибку, которую требовалось удалить при помощи стирательной резинки для чернил. Помните их? Никогда они ничего не стирали, правда? Они только оставляли на странице ужасное грязное пятно, и я, конечно, расстраивалась еще больше, терла сильнее, впадала в панику и наконец протирала в бумаге дыру. Дыру, которая портила все мои аккуратные записи на первой странице. Этим все и заканчивалось. К третьей странице я уже переставала стараться и возвращалась к своим обычным каракулям с рисуночками на полях, из-за которых меня постоянно ругали.
«Понедельник, 23 июня» – я дважды аккуратно подчеркнула заглавие.
Релаксация: удалось пять минут слушать «Полет», не думая о деторождении. Легла перед телевизором на диванные подушки и училась правильно дышать, пока смотрела «Соседей».
Диета: завтрак – грейпфрут и мюсли (отлично). Ланч: салат и бутерброд с помидором (отлично). Полдник: два мороженых. Одна шоколадка. Пять кексов. Обед: курица с салатом (отлично). Позже: несколько кусочков жареной картошки с тарелки Виктории. Позже: остатки кексов. В постели: бутерброд с солониной и пикулями (очень голодная).
Физические нагрузки: нашла старые тренировочные штаны и примерила их, чтобы впоследствии заняться бегом трусцой.
В общем, неплохое начало. Завтра будет еще лучше. А уж какая аккуратная вышла у меня первая страница – выше всяких похвал!
На следующий день в доме Бриджменов дела пошли веселее. В это утро Люси удалось как-то ответить на экзаменационные вопросы, и хотя все ее ответы были полной чушью и, скорее всего, она справилась с заданием хуже всех студентов этого курса, она меньше думала о самоубийстве и за ужином всего четыре раза сказала, что бросит колледж. Виктория взяла у приятельницы на работе книжку под названием «Никому на свете не нужны мужчины» и постоянно цитировала большие куски этого великого произведения всем, кто соглашался ее слушать, то есть мне, потому что Люси надевала наушники от своего плеера, как только сестра открывала рот.
