Я даже не смогла ему ответить. Я была слишком удивлена. И слишком шокирована.

Мы почти не разговаривали, когда возвращались со станции.

– Высади нас на углу, – сказала я Полу, когда мы подъехали к нашей улице, – если собираешься сразу поехать на работу.

– Не глупи.

Он подвез нас к дому, и Виктория выпорхнула из машины.

– Тогда чашечку чая? – предложила я.

– Нет… Нет, спасибо. – Пол сидел и хмурился, держась за ручной тормоз.

– Что ж. Спасибо, что отвез нас на вокзал и…

– Подожди. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Масса вариантов.

Я решил вернуться к тебе.

Я понял, что никогда не любил Линнетт.

Я хочу развестись.

Я хочу, чтобы Линнетт поселилась здесь и мы все зажили одной счастливой семьей.

Я не заплатил по счету ветеринару.

Ветеринар сказал, что Кексик болен, и очень серьезно.

Я потерял работу.

Я получил новую работу в Австралии и уезжаю завтра.

Один вариант хуже другого.

– Ты меня пугаешь. – Мне не нравилось выражение его лица.

– Нет. Ничего страшного. Я просто…

Я ждала, пытаясь не дать волнениям затопить мой мозг и выплеснуться наружу.

– Просто мы выяснили, почему заболела Линнетт.

Продолжай. Значит, ее не травили кормом для рыбок? Я смотрела на него с неподдельным интересом:

– Да? И что же это было? Недоброкачественное пиво?

Он рассмеялся. По-моему, именно такой смех называется горьким.

– Ты почти угадала. Только не пиво – недоброкачественная еда. В недоброкачественном ресторане.

– И как вы это узнали?

– Ресторан закрылся. Там была санитарная инспекция. Несколько случаев пищевого отравления, причем всем становилось плохо через несколько дней после ужина в ресторане. У них была какая-то грязь на кухне.

– Боже. Какой удар для бизнеса.

– Да. Как я уже сказал, они закрылись. Наверное, об этом будет написано в газете.

– Какой именно ресторан?

– Тайский ресторан, на Нью-Парк-роуд. Рядом с…

– Баром «Золотоискатель».

– Ты его знаешь?

– Нет.

И теперь уже вряд ли узнаю.

– Линнетт нравилась тайская кухня, – сказал Пол. – Но, боюсь, больше она у них есть не будет.

Я тоже.

– Ну что ж, по крайней мере, загадка разрешилась.

– Да.

Он выглядел совершенно несчастным. И поделом ему. Подозревать собственную жену в отравлении любовниц и котов.

– Я должен попросить у тебя прощения. За подозрения. Это было совершенно несправедливо.

– Извинения приняты, – сухо сказала я.

– Если бы ты не вела себя так странно…

– А я не вела.

– Если бы ты не угрожала Линнетт…

– Я шутила.

– Да. Мне очень жаль. Нам обоим жаль.

– Хорошо.

Я вошла в дом. У Виктории наверху гремела музыка. Я закрылась в кухне, села за стол и стала смотреть в сад. Итак, моя репутация спасена. Больше меня не подозревают в отравлении. Что ж, чудесно. Полу жаль, Линнетт жаль, нам всем чертовски жаль, но это никак не могло примирить меня с тем фактом, что такое подозрение у него вообще возникло – хоть на минуту, хоть на секунду. Если он мог так обо мне подумать только потому, что я вела себя немного странно и отпустила несколько шуточек по поводу Линнетт, что ж, отлично, по крайней мере, теперь я буду знать, как он ко мне относится. Хорошо, что мы разошлись, потому что я бы ушла от него, если бы мы еще жили вместе. Пусть просит, пусть умоляет, но больше я его к себе не пущу. Пусть живет с Линнетт.

Вечером доставили букет цветов. Желтые розы и голубые ирисы. Красиво. Наверное, какой-то несчастный молодой человек пытается сломить упрямство Виктории.

– Это тебе! – с негодованием сказала старшенькая, чуть не швырнув в меня букетом. Потом она заглянула в карточку: – Что значит «ЯОУ»?

Он позвонил через несколько часов.

– Вы получили цветы?

– Да, спасибо. Очень мило.

– Судя по вашему голосу, вы от них не в восторге, – заметил он.

Неужели? Да, есть у меня такая странная черта. Не люблю, когда меня пытаются купить.

– У меня ужин подгорает, – солгала я.

– Ладно, тогда я позвоню как-нибудь в другой раз.

Не трудитесь.

На следующий день прибыл шоколад, еще днем позже – шампанское. Я швырнула цветы в корзину, а шампанское вылила в раковину. Я включила автоответчик и не перезванивала, когда меня об этом просили. Думаете, это слишком бурная реакция? Ну нет! Это он реагировал неправильно. Кто посылает цветы, шампанское и шоколад человеку, которого едва знает? Только тот, кому от этого человека что-то нужно, и вряд ли это что-нибудь хорошее. Только тот, кто хочет быть уверенным, что его не потащат в суд. Он ничуть не лучше своего сына с его корзиной цветов и патологическим страхом перед ножами. Нет-нет, позвольте сказать откровенно. Он в десять раз хуже своего сына, потому что Саймона я никогда не любила, а Ян… Он мог бы мне понравиться. Вот что меня так разозлило. Я чувствовала себя дурой. Он уже начал мне нравиться, когда мы сидели на газоне над гниющим трупом воробья и пили чай с печеньем. Я думала, что он славный человек и не заслуживает такого сына. А теперь я поняла, как это было глупо и наивно, и не испытывала ни малейшего желания разговаривать с ним. Плевать, что он мне посылает, все равно я это выброшу. Плевать, как часто он мне звонит, все равно он услышит только автоответчик.

– Почему ты не подходишь к телефону? – с негодованием поинтересовалась Люси из Корнуолла ближе к концу недели.

– Были какие-то странные звонки, – сказала я с некоторым смущением. – Как ты там устроилась?

– Нормально.

– Только нормально?

У меня в голове зазвучал тревожный звоночек. Она тоскует по дому. Ей не хватает меня. А может, Виктории. Или ее спальни. Ее стереосистемы.

– Да нет, отлично. Все отлично. – Она помолчала. – Хотя у тети Бев странные друзья, правда?

– Можно сказать и так, – улыбнулась я. – Но это ведь ко всем относится…

– И…

– Что?

– Ну, тут с Нейлом не так здорово, как было, когда он приезжал к нам, в Лондон. Он слишком много времени тратит на серфинг.

Трещина в таких прекрасных отношениях?! Всего через несколько дней! Мое сердце преисполнилось надежды. Возможно, скоро все это закончится. И к началу учебного года младшенькая приползет домой зализывать раны.

– Но, думаю, все наладится, когда мы найдем квартиру, – весело продолжала она. – И поженимся.

Да. И путь ваш будет усыпан розами. Мечтай, бедная моя девочка. Мечтай.

Я могла сколько угодно игнорировать Яна по телефону, но прогнать его с порога было гораздо труднее. Было утро пятницы, и я собиралась на прием к доктору Льюису. Я как следует поработала над своей внешностью. Знаю, обычно никому не приходит в голову потрясать воображение своего врача, но мне было совершенно необходимо, чтобы он выписал меня на работу, поэтому я должна была предстать перед ним в самом лучшем виде. Я хотела, чтобы он увидел спокойную, раскрепощенную и приятную женщину. Женщину, которая в жизни ничего даже не слышала о стрессах. Женщину, чья дочь не собирается выходить замуж за пляжного красавчика из Корнуолла, чья мать и не думала переезжать в Испанию с любовником, чья машина не издевается над ней, прячась в гараже, и чей кот никогда не пробовал рыбьего корма. Я как раз тренировалась перед зеркалом, стараясь добиться спокойной и расслабленной улыбки, которой я буду улыбаться доктору Льюису. Когда в дверь позвонили, я дошла до середины речи о том, как хорошо я себя чувствую, как я регулярно бегаю и совсем не ем шоколада, и потому открыла дверь не задумываясь. И даже не выглянув в окно.

– О, – сказала я, но вежливость (и только вежливость) не позволила мне захлопнуть дверь прямо у него перед носом.

– Простите, – сказал Ян, теребя ключи от машины, как нервный школьник. – Но я пытался вам дозвониться, и…

– Меня не было дома, – солгала я. – И, честно говоря, сейчас я тоже ухожу.

– Я вижу. Да, – он посмотрел мне в глаза, – вы отлично выглядите.